Вера Колочкова - Леди Макбет Маркелова переулка
Развернувшись, Валера быстро пошел по двору, на ходу пытаясь прикурить сигарету. Катя выудила из кармана ключ, с трудом попала в замочную скважину – руки сильно тряслись. Приоткрыла дверь, юркнула в дом, перевела дыхание. В коридорчике стояла Татьяна, прижавшись спиной к стене, глядела на нее виновато.
– Я все слыша, Екатерина Львовна… Спасибо вам…
– Да ладно! Валеру твоего тоже можно понять, между прочим. Нельзя было как-то иначе все решить?
– А я не могла иначе, Екатерина Львовна… У меня сил не хватило. Как увидела вчера Никиту… Я все эти годы его любила! Даже еще сильнее, чем раньше! И он меня любил… Нам одного взгляда хватило, одного прикосновения… Простите меня, пожалуйста. А про Марусю он и не знал, я ж ему тогда не сказала… Хотя я думала, что вы ему сказали… А вы…
– Да ладно, не продолжай. Да, я тоже перед тобой виновата. Было дело, не хотела, чтобы Никита…
Катя замолчала, не в силах больше произнести ни слова. Как же тяжко даются эти признания! Нет, лучше паузу взять… Лучше потом, позже…
– Иди, Танюш, я сейчас. Я только на кухню, воды попить… В горле совсем пересохло…
Татьяна неловко пожала плечами, попятилась в гостиную, откуда слышался звонкий голосок Маруси. Катя прошла на кухню, припала к стакану с водой. Потом села на стул, прислушалась к звукам, доносящимся из гостиной. Смеются. Бормочут что-то. Маруся счастливо повизгивает. Надо же, и впрямь любовь! Ни Настя с Англией, ни Валера с женитьбой от той любви не спасли! Да уж… Если еще и вспомнить, как давеча Никита застыл-закаменел у окна, увидев Татьяну с дочкой. Выходит, ошибалась она, когда лучшей доли для сына хотела. Никто не знает, где она, эта доля. Выходит, именно в этом дворе его доля. Все возвращается на круги своя, как тот бумеранг…
Валера двигался по двору, как ей казалось, под аккомпанемент ее грустно-философских мыслей. Вот выгнал машину за ворота, вот понес чемоданы мимо несостоявшейся тещи, кинул их в багажник. Надя даже не оглянулась, старательно возила тряпкой по пластику. Вот Валера сел в машину… И вдруг выскочил обратно. Сунул кулаки в карманы ветровки, набычился, пошел по двору… Снова в сторону их крыльца пошел! Да что же это такое?! Что ему надо? Вроде все сказал, что хотел… Может, с Марусей попрощаться решил? Нельзя, чтобы он в дом вошел, Никиту увидел… А вдруг не сдержится, покалечит…
Катя снова выскочила на крыльцо, захлопнув за спиной дверь. И снова Валера стоял на нижней ступеньке, только глядел уже по-другому. Не было в его взгляде ярости. Было другое что-то, более страшное, чем ярость.
– Я вот что решил вам сказать, уважаемая соседка… Вернее, честно предупредить… Я ведь убью вашего сына. Точно, убью. Нет, сейчас на глазах у ребенка не буду, не бойтесь. Даже и в дом не войду. Но я очень скоро его убью. Может, сегодня, может, завтра. Вы уж меня извините, конечно. А что делать, не могу с собой совладать. Сейчас вот сел в машину и понял – не могу. Отсижу потом, сколько надо. А иначе никак. Так что готовьте поминки, уважаемая соседка. Я все сказал.
Он развернулся, быстро пошел к машине. А до Кати только-только начал доходить смысл сказанного. И как-то поверила она Валере, толкнулось в грудь осознание… Да, убьет. Непременно убьет. Может, сегодня, может, завтра. Если она ничего сейчас, сию секунду, не предпримет, Валера ее сына убьет.
Открыла дверь, тяжело ступила в прихожую. Потом прошла в гостиную, встала в дверях, чувствуя себя статуей Командора. И скомандовала яростно-тихим голосом:
– Никита, собирайся немедленно, ты сейчас уезжаешь. Я тебе такси вызову. До станции. Нет, лучше сразу в область, в аэропорт…
– Что, мам, я не понял?
Никита смотрел на нее, будто не видел. А может, и впрямь не видел – слишком увлечен был общением с Марусей. Девочка тоже обернулась к ней, нахмурив досадливо бровки. Татьяна сидела на диване, смотрела на Никиту с Марусей, улыбалась блаженно. Потом тоже повернула голову к ней, напряглась лицом, так и не убрав счастливую улыбку с лица.
– Я не понял, мам, что ты сказала? – весело повторил Никита. – Ты меня прогоняешь, что ли? В чем дело, мам?
– Нет, нет… Я тебя не гоню, что ты, сынок. То есть не в том смысле… Просто тебе нельзя больше здесь оставаться. Валера снова сейчас приходил, и он сказал, что должен тебя убить… А иначе у него никак не получается.
Она увидела, как медленно сползает улыбка с Таниного лица, как оно бледнеет на глазах, покрывается пылью страха. Как шевелятся губы, пытаясь вытолкнуть какие-то слова. Что она там шепчет, господи? Хоть бы говорила громче… Надо ей сказать…
Но Таня и без того встрепенулась, подскочила с дивана, заговорила быстро, взахлеб:
– Никита, тебе надо уехать! Екатерина Львовна права! Хотя бы на месяц надо уехать! А лучше на два! Я знаю Валеру, он правду говорит… Он может убить, я знаю…
– Да не говори ерунды, Тань! Почему я должен его бояться?
– Это не ерунда, Никита! Да, он такой… Если его обидеть, он собой первое время совсем не владеет, у него психика так устроена. Если сказал, что убьет, значит, так и сделает, и никто его не остановит. Тебе надо уехать, Никита, пожалуйста! Хотя бы на два месяца! А я тебя буду ждать… Мы с Марусей будем тебя ждать…
– Хм… А почему именно на два месяца?
– Потому что два месяца ему хватит, чтобы волна аффекта схлынула! Я знаю, о чем говорю, поверь мне. Я ведь жила с ним, я знаю… Уезжай, Никит, пожалуйста. Я боюсь.
– Да никуда я не поеду. Почему я должен уезжать из-за странного устройства Валериной психики? Нет уж, Танюш, теперь я тебя не оставлю… Никогда… И не надейся даже, ты что! Я больше без тебя жить не смогу, ни минуты, ни секунды! Все, хватит!
Катя шагнула вперед, встала рядом с Таней плечом к плечу, глянула на сына сурово:
– Ты хоть понимаешь, чем рискуешь, а? Тебе же русским языком объясняют – у человека психика так устроена. И ничего с этим не сделаешь. И в милицию с заявлением не побежишь! А если даже побежишь, то все равно они палец о палец не ударят! Нет, сынок… Просто так о подобном не предупреждают, я сама глаза этого Валеры видела… Таня права, он может. Ну зачем, зачем рисковать своей жизнью, сам подумай?
– Я никуда не поеду, мам. И все, и хватит об этом…
– Нет, поедешь!
Последнюю фразу они произнесли с Таней дружным хором, практически в унисон. И переглянулись удивленно под смех Никиты:
– О! О! Вместе наехали, надо же! Девочки, да у вас голос одинаковый, и выражение лиц сейчас одинаковое! Так вы забавно выглядите сейчас обе, дорогие мои… Мам, а ты помнишь, как любила Танюшу, когда она была маленькая? И она тебя… Она тебя тетей Катей звала…
– Помню, конечно… Я потом с Танюшей поговорю, Никитушка… Я все, все ей расскажу, я покаюсь, обещаю тебе… Только уезжай, пожалуйста! А лучше… Знаете что, ребята? Уезжайте-ка вы вместе! Да, да! Господи, как же мне сразу в голову не пришло? Конечно же, вместе!
