Кэтлин Тессаро - Элегантность
– Да она носит старушечью одежду! – кричу я, с трудом удерживаясь от желания опрокинуть свой чай ему на голову.
– Ах вот оно что! Нет, здесь ты, подружка, не права. Риа носит классическую одежду, а «Ритц» как раз заведение классического типа. Твоя задача – соответствовать обстановке, ангел мой. Соответствовать и подобать. Соответствовать и подобать… Повтори за мной. – Взгляд его становится строгим. – Узи, доверься мне в этом вопросе. Я старый человек и знаю, что говорю.
– Колин, какой ты старый? Тебе всего тридцать пять!
– Да, но в пересчете на годы геев мне все шестьдесят пять. Меня уже можно возить на тележке.
– Ты никак не хочешь понять главного! Я не хочу никому соответствовать, я, наоборот, хочу выделяться! Я столько месяцев ждала, когда он меня пригласит, и теперь хочу, чтобы он заметил меня!
– Не-е-ет… – Он качает головой и грозит мне пальцем, словно сбившейся со следа собаке. – Только не в «Ритце». Поверь мне, дорогая, ты хочешь соответствовать, просто не знаешь как. И он уже заметил тебя, иначе не пригласил бы туда первым делом.
– Но если бы он только увидел, какая я сексуальная… – начинаю я, но Колин продолжает отрицательно качать головой.
– Ладно, я подумаю об этом, – угрюмо соглашаюсь я.
– Подумай. И подумай прямо сейчас. – Он поспешно встает. – Мы будем разбирать одежду по цветам?
– Нет. Не сейчас. Мне нужно побыть одной. – Я подталкиваю его к двери.
– Подожди, Узи, ты не рассердилась? А, детка? Я выталкиваю его в коридор и захлопываю дверь.
– А, Узи? – Колин наклоняется к замочной скважине и заглядывает в дырочку, но я прикрываю ее рукой. – Да не злись ты! Это ради твоего же блага! Даже Одри была никем, пока не встретила Живанши.
Высокомерным тоном я отвечаю ему из-за двери:
– Колин, при всем моем уважении к тебе хочу напомнить, что мне тридцать два года и я вполне могу одеться сама. А теперь, если не возражаешь, я бы хотела чуточку побыть в одиночестве.
Риа – ха! Просить у нее одежду! Ну надо же такое придумать!
Снова верчу в руках свою юбочку-мини и блестящий гофрированный топ, и вдруг взгляд мой падает на «Элегантность» – она лежит поверх других книг, примостившихся на подоконнике покосившейся стопкой. Возможно, Колин прав. Наверное, ничего страшного не случится, если я еще раз посоветуюсь с оракулом.
Я беру ее и разглядываю благородную серую обложку, ощущая знакомую тяжесть в руках. Вспоминается, сколько долгих часов я провела над ее страницами в поисках советов и ответов на свои вопросы. Тогда мое положение было отчаянным. Но сейчас его таким не назовешь. Ведь в конце концов он меня пригласил? Значит, я делала все верно.
И все же меня гложут сомнения. Раскрыв книгу, я листаю ее, пока не добираюсь до главы «Рестораны».
«…надеть что-нибудь консервативное, роскошное и пусть даже чуточку банальное».
Снова перевожу взгляд на твидовый костюм. Ладно. Почему бы не примерить? И вот уже я рассматриваю себя в зеркале гардероба. Коричневый твидовый костюм со слащавой блузочкой – да я выгляжу не то что консервативно, а словно набальзамированная мумия! Нашествие синих чулок! Чопорная библиотекарша! Снимаю костюм и в расстройстве бросаю его на постель.
Что делать, ума не приложу. От отчаяния начинаю шарить в почти опустевшем шкафу и нахожу испорченное платьице от Карен Миллен. Видимо, придется самостоятельно зашить его. И раз уж шкаф открыт, я швыряю книжку мадам Дарио в самую глубь, за стопку старых футболок, и закрываю дверцу.
Я слишком долго ждала этой возможности, чтобы теперь не воспользоваться ею.
И мне не нужна ничья помощь.
Наступает вечер пятницы. Я выплываю на улицу из вестибюля станции метро «Грин-парк», намытая до блеска, местами выбритая, местами выщипанная, обработанная лосьонами, скрабами, депиляторами, кремами, гелями и лаками. Выражаясь языком супермаркетов, я вымыта и готова к употреблению в пищу.
Одеться оказалось не так-то просто – сущий кошмар. Понимая, что в моем распоряжении всего один-единственный выстрел, я решила не полагаться на волю случая. Если я хочу добиться успеха в обольщении Оливера Вендта, то лучше выставить тяжелую артиллерию. Поэтому я выдвинула на первый план свое немногочисленное барахло.
Несмотря на то, что я отродясь не была великой швеей (не состояла даже в первой пятерке тысяч), я все же как-то умудрилась залатать разорвавшееся по шву черное платьице от Карен Миллен. Вдохновленная успехами в осуществлении столь трудной задачи, я решаю не останавливаться на достигнутом. В конце концов, если это платье выглядит так сексуально при длине чуть выше колена, то можно себе представить, какого эффекта я добьюсь, если подошью его еще на несколько сантиметров. Это уже будет что-то вроде Версаче. И уж конечно, я задам жару самой Лиз Херли. Для завершения общей картины надеваю высоченные шпильки – чтобы казаться выше, чулки – чтобы ноги выглядели стройнее, и бюстгальтер нового поколения – для поднятия груди. Затем я начесываю волосы – чтобы они смотрелись пышнее, накладываю на веки золотистые тени с блестками – чтобы подчеркнуть цвет глаз, и подкрашиваю скулы румянами. В общем, я не столько одета, сколько вооружена до зубов. Он явно не сможет не оценить моего природного очарования.
Однако какой бы выразительной теперь ни была моя наружность (выразительной в стиле канала MTV), в метро я привлекаю к себе несколько больше внимания, чем мне хотелось бы. На платформе меня буквально преследует эмигрант-индус, решивший впаять мне свой проездной, – прыгая вокруг меня, он орет на все метро: «У-у-у! Девочка, ты шикарно выглядишь!» Разумеется, я добивалась совсем не такой реакции на свою внешность.
В своем черном пальто, застегнутом на все пуговицы, я стою возле станции метро «Грин-парк» и чувствую себя вовсе не в своей тарелке. В сравнении с истерией, сопутствовавшей лихорадочным сборам – выщипыванию бровей, глажке, сушке волос феном, – теперешнее состояние скорее похоже на упадок душевных сил.
На часах семь, и я направляюсь в сторону отеля «Ритц».
Из холода и сырости темного парка я ступаю на порог и иду мимо целой армии швейцаров, облаченных в украшенные бронзовыми пуговицами и жесткими эполетами ливреи, мимо коридорных в шапочках-таблетках, мимо дежурных в утренней униформе.
Первое, что бросается в глаза, – обилие позолоты вокруг. Позолота и свет. Он отражается в зеркалах, пляшет в хрустальных канделябрах, мерцает на золоченых поверхностях. Я ослеплена этим пышным сиянием настолько, что на минутку прислоняюсь, как пьяная, к стойке дежурного – чтобы перевести дух и дать глазам привыкнуть.
Второе, что я замечаю, – невероятную грандиозность интерьера – наступательную неуязвимую мощь заполонившего собой все пространство орнамента в стиле рококо. Пухленькие розовощекие херувимы резвятся в синих небесах среди кремовых облачков – ну ни дать ни взять юные отпрыски консерваторов, разгулявшиеся на партийной вечеринке. Бархатные диваны и кресла в стиле Людовика XIV переливаются в свете сияющих канделябров. Здесь царит дух самонадеянности и спеси. Из соседнего зала доносятся ненавязчивые звуки фортепьяно. «Ну разве не романтично?» – тихо вопрошают они. Романтично.
