Татьяна Алюшина - Два шага до любви
Я проснулась, и первым моим чувством было ощущение какого-то умиротворяющего спокойствия. Оно было для меня настолько странным и новым, что я позволила себе несколько минут просто полежать и посмаковать это чувство. А открыв глаза, обнаружила, что нахожусь в большой кровати, в незнакомой мне комнате, и кто-то заботливо снял с меня ботинки, уложил и укрыл покрывалом.
Я сладко потянулась и позабыла опустить руки, мгновенно вспомнив, где, в чьем доме нахожусь и что привело меня сюда, и весь нелегкий, трудный разговор, состоявшийся совсем недавно. Пришлось быстро вскочить с кровати, заправить ее, обуться, выйти в коридор и, осмотревшись, найти умывальную комнату, чтобы привести себя в надлежащий вид, насколько это было возможно в предлагаемых обстоятельствах.
Я спустилась по лестнице и пошла на звуки отдаленного веселья, смеха и детских восторженных визгов и, пройдя по коридору до арки, ведущей в гостиную, замерла, пораженная увиденным.
Берестов, весь погруженный в просмотр видео, даже не заметил меня — выражение его лица было напряженным и глубоко печальным, и в глазах посверкивали непролитые слезы. И это был настолько личный, интимный момент его внутренних переживаний и непростых мыслей, что не только вторгаться к нему сейчас, но и подсматривать казалось кощунственным и даже неприличным.
Я осторожно сделала несколько шагов назад, вернулась к ступенькам, максимально тихо поднялась на половину пролета и начала спускаться заново, стараясь предупредительно погромче топать, и прокричала:
— Ау! Куда мне идти?
Звуки видеозаписи резко оборвались, и он прокричал в ответ:
— Налево и прямо!
— Привет, — вошла я вторично в гостиную. — Долго я спала?
— Почти четыре часа, — не окрашенным эмоциями голосом сообщил Берестов, а я чуть не подскочила на месте.
— Мне в больницу надо!
— Не надо, — поднявшись с дивана, пошел он ко мне навстречу. — Я дважды туда звонил. Первый раз по моей просьбе мне позвали к телефону твою маму, и она подробно меня обо всем проинформировала. Второй раз мы разговаривали с ней пятнадцать минут назад.
Он остановился напротив меня, сунул привычно руки в карманы и дал полный отчет:
— Алексей еще жив. Доктора говорят — это чудо. Наташа еще в коме, но общее ее состояние значительно улучшилось, у Артема тоже есть улучшения. Максим по большей части спит, у него все в порядке, и бабушки сменяются возле него вахтовым методом: поят, кормят и балуют. Ты вполне можешь сегодня отдохнуть и никуда не ездить.
— Могу, — кивнула я, — только домой доберусь.
— Зачем? — тем же голосом без эмоций полюбопытствовал он.
— Чтобы отдохнуть там, — разъяснила я, с моей точки зрения, вполне убедительно.
— Отдохнуть ты можешь и здесь, — не меняя позы и тона, не согласился он с таким аргументом. — И гораздо лучше, чем дома. Пока ты спала, приезжала моя домработница и наготовила нам с тобой целый торжественный обед. Сейчас накроем стол, поедим, выпьем рекомендованного врачами вина.
Никакого подтекста и намека на иное времяпрепровождение, кроме проявления некоторой заботы, я в его словах не уловила. Ладно, подумалось мне, ему, наверное, хочется еще о многом меня расспросить или… не спрашивать вообще. Я так и не поняла, как он отнесся к известию о своем отцовстве, обрадовался или это его напрягло, став неприятным сюрпризом.
— Поесть — это очень здорово, я ужасно голодная! — бодренько согласилась я.
Мы, не сговариваясь, принялись накрывать обед на журнальном массивном столике у дивана, переносили все из кухни и почти не разговаривали, лишь перекидывались вопросами по поводу сервировки стола, предпочтения блюд и вина. А когда сели рядом, Берестов налил нам обоим немного вина в бокалы и коротко сказал:
— За выздоровление Максима и твоих друзей.
Чокнулись, отпили по глотку и в полном молчании приступили к трапезе. Несколько минут так и прошло, пока меня это молчание до такой степени не задавило, что, не выдержав, я по-пионерски бодро, почти весело, не спросила:
— Ты что-то смотрел? — указав рукой с зажатой в ней вилкой на экран плазмы, по которому плавала заставка ожидания включения видео.
— Да. Диски, что ты привезла, — так и не придав эмоциональности тону, ответил Берестов.
— Ну, включай, я тоже посмотрю, давно его не пересматривала! — продолжала бодриться я.
Поколебавшись пару секунд, он все же взял пульт и включил. На экране замельтешили дети, взрослые, крупный план наехал на счастливую, перемазанную кремом от торта рожицу маленького Максимки.
— А, — принялась объяснять я, — это его день рождения. Пять лет. Мы тогда в Лондоне жили, и это дети из спортивного клуба, где он плаванием занимался. Мне пришлось напрячься, чтобы соблюсти все традиции и правила англичан по проведению детских праздников. Я про них ни фига не знала, думала, мы просто в кругу семьи отметим, а меня мамаши подловили накануне в бассейне и предупредили, что придут. Так я всю ночь готовилась, что-то выясняла, соседок своих замучила расспросами. Но получилось очень здорово. Правда, сынок мой умудрился так объесться сладостями, что пришлось делать промывание желудка.
Берестов слушал мои воспоминания, ел и смотрел телевизор, и понять по его лицу, что он думает, было невозможно. Он взял бокал, отпил пару глотков, откинулся на спинку дивана и продолжал молчать. Картинка сменилась следующим сюжетом.
— А это, — улыбалась я, — там же, в Лондоне. Он на соревнованиях самой младшей группы по плаванию победил, а когда ему вручали приз, — вон, видишь, у него на плавках лопнула резиночка, и он одной рукой держит кубок, тяжелый, а другой плавки, и все кренится от тяжести набок, а я снимаю и кренюсь вместе с ним. Потом пришел, ужасно недовольный, сунул мне в руки приз и, так по-стариковски надувшись, сказал: «Позора с тобой, мамочка, не оберешься, купила ты мне плавки дурацкие!» И я все боялась рассмеяться, чтобы он совсем уж не обиделся. Специально по-русски сказал, чтобы никто не понял, обычно он со мной в Лондоне только по-английски говорил.
— Он на меня похож, — неожиданно произнес Берестов сдержанным тоном, без всяких модуляций.
— Похож, — подтвердила я, развернувшись к нему. — Ты только начал смотреть?
— Нет. Я уже просмотрел все записи один раз.
— Тогда, наверное, заметил, что сейчас, с возрастом, он стал еще больше на тебя походить. Не полная копия, что-то ему и от меня перепало, но основные черты твои, как и фигура. Он уже на голову выше меня, а ему всего шестнадцать.
— Ты обо мне вспоминала? — вдруг спросил он и запил этот трудный для него вопрос глотком вина.
Я отвернулась от него, тоже сделала глоток вина, помолчала, посмотрела на экран и все же ответила:
