Клейтон Мэтьюз - Новый Орлеан
После одного из таких эпизодов Лофтин, поравнявшись с платформой сенатора, увидел капитана Джима Боба Форбса. Капитан с лицом мрачнее тучи шагал вровень с передней частью платформы, положив руку на ее край, словно в поисках опоры.
Лофтин, вытянувшись на цыпочках, взмахами и криками пытался привлечь его внимание. Капитан, естественно, его не видел и не слышал. Тогда Лофгин стал пробиваться к нему поближе. Ярдах в трех от капитана два широкоплечих мужика, по всей видимости, полицейские, решительно преградили ему дорогу. Лофтин попятился назад и столкнулся с человеком, следовавшим за ним по пятам. Обернулся и увидел перед собой Санта-Клауса. Это даже сегодня, в день самых невообразимых и немыслимых костюмов, было столь несообразно, что Лофтин замер на месте, не в силах отвести от него глаз. Человек в костюме Санта-Клауса пристально вглядывался в людей, стоявших на платформе сенатора.
В глаза бросалась его худоба Он был самым тощим, самым никудышным из всех Санта-Клаусов, каких Лофтину когда-либо приходилось видеть, — вылитая глиста в обмороке.
Помимо своей воли Лофтин зашелся в неудержимом хохоте.
Но смех его оборвался сам собой, глаза полезли из орбит, а сердце, казалось, остановилось.
У Санта-Клауса появился пистолет. Он сжимал его обеими руками и целился в поравнявшуюся с ним платформу сенатора.
Голова у Лофтина пошла кругом. Вот его шанс стать героем дня. Это, должно быть, и есть тот самый псих, которому принадлежит дневник. Схватить его, вырвать пистолет — что совсем нетрудно, у парня этого в чем только душа держится, — и Джеральд Лофтин спасет сенатору жизнь, получит роскошную работу у Рексфорда Фейна, и весь Новый Орлеан станет принадлежать ему.
Санта-Клаус выстрелил.
И Джеральд Лофтин, нырнув ласточкой в лес мельтешащих перед ним ног, стал отчаянно расталкивать всех, кто попадал под руку, мужчин, женщин, детей, продираясь сквозь частокол конечностей, спасая свою шкуру.
С переодеванием у Эндоу не возникло никаких трудностей. За несколько минут до полудня он проскользнул в туалет бензоколонки, запер дверь, поспешно натянул на себя костюм Санта-Клауса, заткнул пистолет за пояс брюк и прикрыл его полой.
Он не знал, способен ли картон хранить отпечатки пальцев, но для полной уверенности тщательно протер коробку смоченными водой из-под крана бумажными полотенцами, потом смял ее в тугой комок и запихнул в мусорную корзину.
Отомкнув дверь, он как ни в чем не бывало вышел из туалета. Насколько он мог судить, все эти его маневры остались незамеченными. Эндоу стал пробираться сквозь толпу к намеченному заранее месту.
Он не обращал внимания на шум и красочные костюмы, не обращал внимания на снующих вокруг людей, считая их лишь досадным препятствием на своем пути. Тем не менее он заметил, что некоторые из них тычут в него пальцами и от души хохочут, но и это он тоже оставил без всякого внимания, как и несколько весьма ехидных реплик в свой адрес.
По скрытому маской лицу Эндоу поползли ручейки пота, но не от волнения или страха. Он был просто слегка напряжен: близился величайший момент всей его жизни.
Он занял позицию на краю тротуара и принялся ждать. Прошло не менее получаса, прежде чем наплывающая какофония звуков возвестила о приближении авангарда парада.
А вскоре показались и полицейские — пешие, конные и на мотоциклах, — за которыми следовала первая платформа. Только после того как мимо него проплыла вторая платформа, Эндоу удалось заметить ту, на которой находился сенатор Мартин Сент-Клауд. Он дождался, пока она не поравнялась с ним, и шагнул на проезжую часть. Никто не обращал на него особого внимания. Столько других зевак уже смешалось с полицейскими и участниками парада, что отличить одних от других было просто невозможно.
Эндоу столкнулся с каким-то мужчиной в кричаще цветастой рубахе, но, похоже, даже не заметил этого. Взгляд его был прикован к высокой фигуре сенатора Мартина Сент-Клауда. Сенатор приветственно махал рукой толпе и швырял в нее пригоршни дублонов. Один из них попал в скрывающую лицо Эндоу маску. Даже не моргнув глазом, он отмахнулся от него, как от назойливой мухи.
Засунув руку за пояс брюк, Эндоу вытянул пистолет. Сжимая его обеими ладонями, он навел ствол на фигуру на платформе. Рядом с сенатором стояли еще двое, мужчина и женщина. Эндоу прицелился и выстрелил. В последний момент моргнул.
И промахнулся!
В голове у Эндоу словно титры на киноэкране проплыли слова смотрителя тира: «Не закрывайте глаза, когда нажимаете на спусковой крючок…»
Грохот первого выстрела был слышен даже в шуме и гаме парада, и Эндоу скорее почувствовал, нежели увидел, как окружавшие его люди разбегаются в разные стороны. Уголком глаза он также заметил рванувшихся к нему двух мужчин в темных костюмах.
Игнорируя все постороннее, он сосредоточил внимание на высящейся на платформе фигуре. Мысленно он представил себе сенатора в качестве мишени в тире. Изо всех сил стараясь не моргать, Эндоу медленным плавным движением нажал на спусковой крючок.
И выстрелил во второй раз.
Ракель тоже наблюдала за парадом по телевизору у себя в гостиничном номере. Первоначально она намеревалась сразу, как встанет, собрать вещи и вылететь в Вашингтон ближайшим же рейсом. Однако, не привыкнув поглощать алкоголь в таких количествах, как накануне вечером, она проснулась с жутким похмельем и невыносимой головной болью. Она глотала аспирин таблетку за таблеткой, долгое время провела под душем — сначала горячим, потом холодным, затем в полусонном состоянии бродила по номеру. Она даже не стала звонить в авиакомпанию.
Незадолго до десяти позвонил Мартин. Беседа была непродолжительной: короткий разговор между чужими людьми.
— Ракель, я не собираюсь отговаривать тебя от твоего решения. Если хочешь лететь домой без меня, пусть будет так Только, пожалуйста, не улетай сегодня, хорошо? Что же касается твоего намерения развестись, сейчас говорить об этом не время. Лично я считаю, что тебе нужно немного подождать и еще раз подумать. Нам есть что обсудить друг с другом — как будет с детьми, например.
— О детях тебе следовало бы подумать до того, как ты начал волочиться за всеми юбками подряд, Мартин. А что касается твоего предложения обсудить… ты ведь на самом деле имеешь в виду свою политическую карьеру, разве нет? Прикидываешь, не повредит ли тебе развод в глазах избирателей?
— Ладно, Ракель, если хочешь думать так, твое дело, помешать я тебе не могу. Может, у тебя даже есть кое-какие для этого основания.
— Вот здесь ты прав, черт побери! Есть у меня основания, все основания!
— Только не улетай сегодня, это единственное, о чем я тебя прошу. Вечером мы должны быть на балу Рекса, а после него — на приеме у Рексфорда. Нас там все будут ждать. И если я приду один, начнутся всевозможные сплетни. А они, по-моему, тебе самой совсем ни к чему. Бог свидетель, и без них будет достаточно паршиво, когда станет известно о нашем разводе. Если до этого, конечно, дойдет.