Энн Брашерс - Последнее лето - твое и мое
Пока она поднималась по ступеням на старый дельфиний стадион, у нее устали ноги и немного закружилась голова. Площадка перед бассейном была обнесена канатом еще с тех времен, когда здесь устраивались шоу.
Одинокий рабочий чистил стенки бассейна губкой на длинной ручке. Райли вдыхала запахи прогорклой сельди и стоячей воды — настолько густые, что было не продохнуть. Она высматривала знакомую серую спину Марни, но Марни предпочитала оставаться под водой.
— Что случилось с Турком? — окликнула Райли через бассейн человека со щеткой.
Мужчина поднял глаза.
— Он умер в прошлом году. Мы скоро ожидаем новую пару.
Райли кивнула. Она слонялась по площадке, думая о том, что это может означать для Марни. Хорошо бы, Марни на одну-две минуты показалась на поверхности и пронеслась на спине, как она это умела. Это было бы таким утешением.
Райли не спеша вышла из аквариума и оказалась на превосходном пляже Кони-Айленда. Она не стала снимать кроссовки, но отдалась на волю песка. Весенний ветер пробрался под ее куртку и шапку. Песок, море и небо ложились на палитру мира тремя горизонтальными полосами чистого, всеохватного, незамутненного цвета.
Искушенным взглядом смотрела она на воду. К Турку она испытывала смешанные чувства — печаль от потери и радость за него, что обрел свободу. Марни ей было просто жаль.
Пол удивился, что Райли хочет встретиться с ним в кафе. Кофе она не любила и никогда не изъявляла желания заниматься чем-то в помещении. Когда она появилась, то показалась ему усталой и маленькой.
— Что случилось? — спросил он.
— Подожди, — отозвалась она.
Она пошла к стойке и вернулась с двумя чашками горячего шоколада. Одну она вручила ему, несмотря на то, что перед ним уже стояла чашка кофе.
Странно было видеть ее в этой обстановке — ее, разгуливающую среди незнакомых людей и отсчитывающую деньги. Создавалось такое впечатление, что ее вырезали из другого фильма и вставили в эту сцену — притом как-то бестолково, без использования новейших технологий.
— Все в порядке? — спросил он.
— Ну… об этом я и хотела с тобой поговорить.
Пол почувствовал холодок внизу живота, который, расползаясь вверх, вызывал нарастающее беспокойство. Положив руки на бедра, он уперся напряженными ступнями в пол.
— Надо было сказать тебе еще несколько месяцев тому назад, но у меня не было настроения. — Она пыталась размещать в горячем шоколаде сбитые сливки. — Алиса порывалась рассказать тебе, но я ей не разрешала.
Он кивнул.
— Понятно.
Это было сродни тому, когда вас заставляют смотреть на что-то такое, чего вам видеть явно не хочется.
— У меня нет желания рассказывать тебе все и нет желания отвечать на вопросы.
Он снова кивнул. Тревога теперь была разлита повсюду.
— У меня был ревмокардит, возможно, дважды. В первый раз я была совсем маленькой. Во второй раз случилось прошлым летом, и это было гораздо серьезней.
Он отхлебнул кофе. Потом отхлебнул горячего шоколада.
— Возможно, основная проблема с сердцем в чем-то другом. Во всяком случае, стало намного хуже.
Он кивнул. Обычные выражения сочувствия были не в большой чести у Райли. У нее был какой-то нетерпеливый вид.
— Так что мое сердце теперь настоящая развалюха. В этом все дело. Вероятно, мне понадобится новое.
Больше скрывать изумление он не мог.
— Новое.
— Новое сердце.
— Что?
— Есть такая идея.
— Что?
— Послушай, Пол. Моя семья совершенно сломлена. Алиса — тоже. Ты нравишься мне сильным, так что сделай одолжение. Это действительно мне поможет.
Он кивнул. Ему вдруг ужасно захотелось спрятаться в таком месте, где можно не бояться быть слабым. Но сейчас сделать этого он не мог.
— Спасибо. — Он заметил, что лицо ее пошло красными пятнами, а глаза засияли. — Ты всегда был моим лучшим другом, — сказала она. — И всегда понимал меня лучше других.
Он зажал рот ладонью, потому что нельзя было допустить, чтобы она увидела выражение его лица.
— И ты тоже — мой лучший друг, — пробормотал он наконец.
Примерно с минуту она рассказывала что-то про Кони-Айленд, но он был не в состоянии слушать. Вместо этого он смотрел на маленький шрам, пересекающий ее бровь, судорожно выискивая мысль, которая могла бы принести облегчение. Его душило отчаяние. Ему казалось, он сейчас умрет.
Его всегда преследовало первое мимолетное впечатление от ее хрупкости. В памяти остался один очень болезненный образ: десятилетняя Райли, моргая, в удивлении смотрит на него, а от брови по щеке бежит струйка крови. Да, он пытался сделать ей больно, но не верил, что способен на это. Для него она не была обыкновенным человеческим существом. Ей нельзя было сделать больно. Он хотел выкрикнуть ей эти слова, и что виновата она сама. Он злился на нее за это. Ему было ее не жаль.
Они встали, чтобы уйти. Она сказала, ей куда-то надо. Ошеломленный, он пошел за ней следом, не желая выходить в мир с осознанием того, что ему стало известно. Ему не хотелось ее отпускать, чтобы не остаться одному и не потерпеть крушение.
— Ты думаешь попробовать получить новое? — спросил он напряженным голосом, который сам с трудом узнал.
— Я не уверена, что хочу новое.
«Что? Что это значит? Что произойдет, если ты не захочешь?» Он шел за ней по улице, терзаемый вопросами, которые, как он знал, она не хотела от него слышать. Она спустилась на несколько ступеней во вход метро.
— Увидимся, — сказала она.
Она желала удостовериться в его слабости почти так же сильно, как он — в ее.
— Когда это случилось? — спросил он.
Голос у него прерывался, и ему было стыдно себя самого. Потом он на минуту задумался.
— Что?
— Неважно, — бросил он вслед ее удаляющейся спине.
Он догадался, что и так знает.
Позже, в тот же вечер, Пол позвонил в их квартиру. Когда ему ответил Итан, он почувствовал облегчение.
— Это Пол, — сказал он.
Он сидел за письменным столом, выковыривая кусочек красного воска, который давным-давно к нему прилип. Сколько он ни пытался, воск никак не отставал.
— Привет, Пол, — сказал Итан бодрым тоном, стараясь скрыть крайнюю усталость в голосе. — С кем ты хочешь говорить?
— С вами.
Итан несколько мгновений молчал.
— Хорошо.
— Я хотел сказать, что мне очень жаль.
Итан помолчал еще немного. С обеих сторон было много такого, о чем можно было бы пожалеть.
— Когда пару недель назад вы пришли меня повидать, я не стал вас слушать.
— Ты спешил. Ничего страшного, — сказал Итан. — Как ты говорил, надо было мне позвонить.