Рози Томас - Влечение
Бетт сидела и колючими глазами смотрела, как он одевался. Сколько раз она давала себе слово, что не станет унижаться, но все-таки задала сакраментальный вопрос:
— Когда ты расскажешь о нас Сэди? Когда?
Вздохнув, он потрепал ее по щеке.
— Не знаю, милая. Пока еще не время. Мне тоже нелегко.
«Гораздо легче, чем мне», — подумала Бетт. Но не произнесла вслух. И теперь, утром, ее захлестнули волны одиночества. Обычно ей удавалось убедить себя, что встречи с Сэмом с лихвой компенсируют ее страдания во время разлуки. Если же это не удавалось, дни были исполнены тоски и безнадежности.
Она встала. Вспомнила Джесс и пожалела, что не может с ней поделиться. С тех пор как она узнала о Робе Эллисе, они пару раз разговаривали по телефону; инициатива исходила от Джесс. Они уверяли друг друга, что все прекрасно, и обменивались мелкими новостями, соблюдая осторожную вежливость, не позволявшую им упомянуть о Робе или Сэме. Домой Бетт больше не ездила. Повинуясь импульсу, она сняла трубку. Джесс — ранняя пташка, она должна была уже встать, пусть даже и не нужно ехать на работу.
Телефон молчал. Бетт вновь и вновь набирала номер, но без толку. Она сразу приняла решение. На выходные она поедет домой. Если успеть на первый поезд и взять на вокзале такси, она еще до полудня будет дома.
* * *Джесс привезла Роба к себе домой. В то время, когда Бетт пыталась дозвониться, она еще спала в его комнате, уютно устроившись у него на плече.
— Ты действительно хочешь, чтобы я при этом присутствовал? — спросил Роб, когда они вернулись домой.
— Да. Одна я не выдержу.
Они поднялись на второй этаж и задержались возле комнаты Дэнни. Наконец Джесс решилась и повернула ручку.
Шторы были наполовину задернуты, и в комнате царил мягкий полумрак. На стенах висели фотографии поп-звезд и футбольные афиши; на письменном столе и на полках разбросаны разные мелкие вещи. На всем лежал толстый слой пыли, словно в момент его смерти комната погрузилась в сон.
— Не хочу, чтобы она стала гробницей. Многие матери оставляют все, как было при жизни сына. Но я не хочу. Сохраню кое-какие вещи, а комнату приведу в порядок. Это не будет изменой его памяти.
Она отдернула шторы; пыль стала еще заметнее.
— Здесь так запущено, что можно подумать, будто мне нет до него дела.
Роб вытер губы тыльной стороной ладони.
— С чего начнем?
Джесс открыла шкаф и сняла с вешалок кое-какую одежду, сохранившую запах Дэнни.
— Хочешь взять что-нибудь себе?
Роб покачал головой.
— Не думаю, что мне это подойдет.
Вдвоем они приступили к работе. Такое облегчение — переключиться на практические дела! Они методично опорожнили ящики; Джесс разложила вещи Дэнни аккуратными кучками: что оставить, что отдать, продать, выбросить или предложить Бетт.
Она долго откладывала эту работу, но теперь была рада, что начала ее. В вещах Дэнни не оказалось ничего страшного или безобразного. Беря их в руки, разворачивая и складывая, Джесс почувствовала себя ближе к сыну. В то же время эти житейские пустячки как бы затушевали огромность трагедии.
Роб вытирал от пыли книги — их было не слишком много — и складывал в коробку. Разъединил стереомагнитофон и усилители и аккуратно свернул провода. Он работал ловко, не задавая вопросов. Его присутствие успокаивало. Они с головой ушли в работу. Сняли со стен фотографии и афиши, обнажая прямоугольники обоев. Опорожнили ящики. И время от времени тихо переговаривались.
На шкафу оказалась кипа фотографий. Их обнаружил Роб, но заколебался — снимать ли. Вдруг там порнуха?
— Что это? — заинтересовалась Джесс. — Давай посмотрим.
Роб положил стопку на кровать и облегченно вздохнул: это оказались школьные снимки. Сотни мальчишеских физиономий над белыми рубашками и полосатыми галстуками.
— Смотри, — сказала Джесс, показывая пальцем.
Дэнни стоял в первом ряду — опрятный мальчик с растрепанными черными кудряшками — и без выражения смотрел в объектив.
— Маленький паршивец, — улыбнулся Роб.
— Я помню этот день. Утром я заставила его снять рубашку, чтобы снова погладить. А где здесь ты?
— Дай сообразить. Где-нибудь здесь. Это Бретт и, как его, Гибсон. Aгa, вот.
У него была ужасная стрижка. Цвет волос и настороженное выражение лица выделяли его из остальных.
— Дэнни было одиннадцать, значит, тебе четырнадцать. Где ты тогда жил?
— У Пурсов.
Джесс обвела пальцами два мальчишеских лица, как будто могла воскресить одного и уменьшить боль другого.
На других фотографиях был класс Дэнни или его команда. Он всегда располагался в центре, кривя губы или щуря глаза, уверенный в своей неотразимости.
— Кенни Далглиш из пятого класса, — пошутил Роб.
Джесс захихикала как девчонка. Роб тоже засмеялся — от любви к Дэнни и потому, что ему было приятно слышать, как смеется Джесс. И еще от радости, что он больше не беспомощный мальчишка.
— Зачем он спрятал эти снимки? — подивилась Джесс.
— Ностальгия. Или стыд за свое невинное прошлое.
Остальные фотографии тоже вызвали у них смех. И они не услышали, как перед домом остановилось такси, а затем Бетт повернула ключ в замке. Уже на лестнице до нее донеслись их приглушенные голоса и смех. Стараясь ступать как можно тише, она осилила оставшиеся ступеньки.
На полу громоздились вещи Дэнни. Мать с Робом стояли на коленях, почти касаясь головами. У Бетт возникло острое ощущение, что дом, как матрешка, полон тайн — одна тайна в другой. Если бы докопаться до истины, возможно, они с Джесс могли бы понять друг друга.
Джесс подняла голову и увидела дочь. И откинулась на пятки с фотографией в руке. К лицу прилила кровь.
— Я и не слышала, как ты приехала.
— Ты была слишком занята. Кстати, я звонила.
— Меня не было дома. Я заночевала у Роба.
Джесс не хотелось ни лгать, ни притворяться. Она была даже рада, что Бетт нагрянула неожиданно, не дав им возможности спрятаться. Пусть лучше увидит собственными глазами, чем воображает невесть что, торча в Лондоне.
Роб отошел от Джесс. Сел на край кровати, свесив руки между коленями. Бетт обратила внимание, что у него хватило совести смутиться.
— Над чем вы смеялись?
Джесс обвела рукой пожитки сына.
— Тут старые фотографии. Мы… Я решила — пора разобрать вещи.
Бетт уставилась на вещи своего брата — плакаты, кассеты и сложенную одежду. И вдруг сникла. Из-под толстого слоя обиды, ревности и непристойной игры воображения (Джесс с Робом в постели) забил источник другого, чистого чувства. Ей стало стыдно. Это она должна была помочь матери разобрать вещи. Предложи она свою помощь, вместо того чтобы бесцельно слоняться по своей комнате, изнывая от тоски по Сэму, Джесс не пришлось бы обращаться к Робу Эллису.
