Наталья Потёмина - Зачем тебе любовь?
– За тебя, – коротко ответила Ленка.
– Почему за меня?
– А просто так.
– А может, лучше за нас? – предложил Эдик.
– Да не стоим мы того, – улыбнулась Ленка.
Эдик пожал плечами, но вступать в полемику не стал:
– Тогда за счастье?
– Давай за счастье, вот только где оно?
Глава 12
Когда Ленка с Эдиком добрались наконец до летнего кафе, в котором устроители конкурса организовали участникам небольшой банкет, праздник медленно, но верно шел на убыль. На столе оставались одни только яблоки и пиво. Причем пива было мало, а яблок много, и они, словно живые, перекатывались с места на место, как бильярдные шары, огибая пустые бутылки из-под водки, тарелки с остатками еды и опрокинутые пластиковые стаканчики.
– Жрите, пожалуйста, яблоки, – предложил Ленке местный текстильщик, – у меня на даче еще полтонны осталось, не пропадать же добру.
Ленка поблагодарила текстильщика и, взяв из его рук какой-то исполинский, больше похожий на дыню-колхозницу фрукт, тут же устроилась на предложенном Эдиком стуле.
Эдик расчистил пространство на столе и достал из кармана куртки водку, не допитую ими в гостинице.
– Продолжим?
– Если честно, то я уже больше не могу, – отказалась Ленка.
Она вертела в руках бесполезное яблоко, размышляя, какое бы ему найти применение: съесть его целиком было невозможно, резать жалко. Тогда она встала и вполне профессионально катнула яблоко по столу. Стол был длинный, как боулинговая дорожка, и яблоко, сбив по пути пару-тройку пустых кеглей, благополучно упало на пол и, прокатившись еще немного, стукнулось о корпус прислоненной к стене гитары. Гитара вякнула что-то тихое, качнулась и чуть было не потеряла равновесие, но Эдик вовремя вскочил и подхватил ее на руки.
– Ну ты даешь, – сказал он Ленке, – так же и убить можно.
– Извини, – виновато ответила она, – я не думала, что так получится.
Эдик ласково погладил гитару по корпусу, сделал несколько пробных аккордов и вдруг негромко, так, чтоб его могла слышать только Ленка, запел:
Падают яблоки, осень медовая
С вкусом твоих зацелованных губ,
Падают яблоки, осень бедовая,
И далеко до метелей и вьюг.
– Не «с вкусом», а «со вкусом», – прошептала Ленка.
Она поправила его машинально, не желая ни укорить, ни обидеть, но Эдик услышал ее шепот и оборвал песню на полуслове:
– Что еще не так?
Ленка вдруг погрозила ему пальцем:
– Еще «губ» и «вьюг» – не рифма.
– Еще что? – продолжал допытываться Эдик.
– А в остальном все ништяк. Слезу прошибает, – похвалила его Ленка.
– Издеваешься?
– Отнюдь.
– Нет, ты мне скажи, – не унимался Эдик, – если все, как ты говоришь, ништяк, то почему мы с тобой здесь, а они там?
– Кто «они», Эдичка?
– Судьи! И лауреаты так называемые.
– А судьи – кто?
– Хороший вопрос! – обрадовался Эдик. – Я бы даже сказал вечный. «А судьи кто?» Хорошо. Понимаешь!
– Ну и успокойся. – Ленка обняла его за шею. – Как там у тебя? «Падают яблоки... осень медовая...» Нет, правда, так здорово, что я сейчас просто заплачу.
На этот раз Ленка добровольно потянулась за самым красивым красным яблоком, но оно вывернулось из-под ее пальцев и быстро-быстро покатилось на противоположную сторону стола.
– Нажралась, – тихо констатировала Ленка и громко прибавила: – Ну и что?
– Что «ну и что»? – не понял Эдик.
– Нажралась, говорю. Ну и что?
– Действительно, ну и что? – Эдик, чуть отстранившись от Ленки, пристально на нее посмотрел. – Красивая ты баба, Ленка. С таким счастьем – и на свободе. Как тебе это удается, ты знаешь, нет?
– Нет! – честно призналась Ленка.
– Врешь, знаешь!
– Нет! – настаивала Ленка.
– Что «нет»? – засмеялся он. – «Нет» в смысле – «нет», или «нет» в смысле – «да»?
– О Эдик! Я была моложе, я лучше, может, и была. А сейчас уже давно и беспросветно «нет».
– Дура ты и не лечишься.
– А вот это – «да»! – обрадовалась Ленка. – Эдик, я такая дура, что ты даже представить себе не можешь!
– Слушай! Я больше не могу! – не выдержал Эдик. – Я от тебя балдею!
Он взял Ленку за плечи и, развернув к себе, попытался поцеловать.
Ленка виртуозно выкрутилась из его объятий и отвернулась.
– Типа «не дари поцелуя без любви»... – попытался съязвить Эдик.
– Не смеши меня.
– Тогда что? – раздраженно спросил Эдик.
– Я не знаю, – тихо ответила Ленка.
– Ну так пойдем танцевать, – неожиданно предложил он. – Хоть поприжиматься к тебе можно?
– Что ты! – испугалась Ленка и замахала руками. – У меня ноги совсем ватные. Я упаду на самом ровном месте.
– С чего бы это тебя так разморило?
– Сама удивляюсь, водка, наверное, паленая была. Голова работает, как бы все соображаю, а реакция неадекватная. Язык будто сам по себе шевелится, а ноги, наоборот, молчат. То есть стоят. То есть шевелятся, но как-то тоже сами, без меня...
– Бедная моя, тебе надо подвигаться, – посочувствовал ей Эдик, – кровь разогнать. Пойдем хоть потопчемся под музыку.
– Ты так думаешь? – Ленка посмотрела на него с надеждой, но осталась сидеть на месте.
– Я так знаю.
Эдик встал и помог ей подняться. Они постояли немного, тесно прижавшись друг к другу, а потом медленно и как-то неохотно двинулись по направлению к эстраде.
Добравшись до середины круга, они остановились, снова обнялись и попытались было хотя бы покачаться в такт музыке, но она неожиданно оборвалась, и все по-настоящему танцевавшие пары стали расходиться.
– Вот так всегда! – топнула ногой Ленка. – Куда ни кинь – везде западло! А главное... – Она угрожающе затрясла в воздухе указательным пальцем, как будто собиралась кого-то пристыдить или привлечь чье-то внимание... – Очень хочется писать...
– Идем, горе мое, – засмеялся Эдик, – я провожу тебя куда надо.
Они вышли из кафе и прямо по газону двинулись к каким-то дальним кустам.
– Тебе налево, мне направо, встречаемся посередине, – сказал Эдик и скрылся в темноте.
– Говорили люди добрые, не пей неизвестную водку, – ворчала Ленка, устраиваясь поудобнее, – а также шампанское и коньяк.
Издалека доносилась музыка и одинокий, какой-то бесконечный во времени и пространстве истеричный женский смех.
Кому-то весело, думала Ленка, а мне плохо. Так плохо, что я, может быть, прямо здесь и сейчас умру.
– Эдик, мне так нехорошо, спаси меня, Эдик! – застонала она, выбираясь из кустов.
– Давай немого погуляем, – предложил он. – Ты подышишь свежим воздухом, и сразу станет легче.
