Вероника Трифоненко - Золушка поневоле или туфельки моей ба(СИ)
Поднялась, вышла из комнаты, попросила стража отвести к Гарру, все же решила ему все рассказать и продолжила спорить сама с собой. Мол, да, мозги счастливым лицам — помеха. Но жить без них нельзя. Тушка работать не будет, глазкам некуда сигналы будет подавать, да и просто, какая жизнь с простреленной башкой!? С простреленной башкой — ты труп, а значит, придется, как-то все в себе научиться сочетать. И потребность любить, и потребность тупить и даже потребность не к месту умничать. А что так я рискую стать идеальной.
Засмеялась, нервируя стражника, но думаю страдать ему осталось недолго, сбагрит меня с рук на руки Гаррету и пойдет по своим делам. Так что не понимаю, зачем этому усачу настолько обреченно унылое лицо, блин он так похож на фейскую стражу, а может…
Да и еще раз да, я снова стала ездить на чужих нервах. В конце концов, у меня стресс, да и мой препоганый, в смысле, замечательный фейский характер не стоит сбрасывать со счетов, я же прелесть, как меня можно забыть или проигнорить!? Каюсь, судя по мату, раздавшемуся под дверью, сразу после моего впихивания в кабинет Гаррета, слегка перестаралась и сумела достать неподготовленного к моим закидончикам мужика едва ли не до самой печени. Но блин, еще раз повторяю, перенервничала, можно. Хотя, конечно, некрасиво, ой, кажись, меня ругать будут, чего это Гарр такой злой!?
— Что-то случилось!? — этот тоненький голосок, в обще, мне принадлежит!?
— Ло, я люблю тебя, — а лицо чего тогда такое злое, или он не закончил!?
— Ло, я, правда, люблю тебя, но ты должна перестать.
Не закончил, и даже повторил начало. Какого!?
— Гаррет, ты о чем!? — плюхнулась в кресло перед столом, за которым он сначала сидел, а потом, увидев меня, встал. За его спиной было окно, светило солнце, сидеть было неудобно, но еще более неудобным казалось резко вскочить, поэтому я мучилась и терпела.
Легко разгадав мою проблему, Гарр закрыл штору, потом повернулся и разъяснил, громко так разъяснил, четко:
— Ты постоянно разыгрываешь из себя ребенка. Ты королева, здесь — ты королева! Так почему ты ведешь себя так словно тебе шесть лет!?
Он был прав, разумеется, он был прав (блин, от Гарра заразилась 'повторюжнеством'), но он не понимал всего. Да и то, что он был прав, не мешало мне разозлиться, скорее наоборот. Я вспыхнула, вскочила, двинулась на него и стала громко возмущаться:
— Во-первых, милый мой я и есть ребенок! Во-вторых, твоя чудесная (это слово буквально выплюнула) бывшая едва меня не укокошила не более получаса назад.
Сказав это, выплеснув наболевшее, почувствовала себя опустошенной и отвернулась от короля Чудостраны. Просто так не хотелось всматриваться в чужое лицо, видеть злость на любимой физиономии.
— Лора, — он тихо подошел ко мне, медленно развернул к себе и начал разглядывать, видимо, ища повреждения. Ран не было, но не смотря на крики, злость, и гнев, мне так нравилось, чувствовать его заботу, его теплые руки на своем теле, что я даже не стала произносить этого вслух, дождалась, когда он меня отпустит и протянула Норино послание, затем стала все разъяснять.
Гарр, слушал, не перебивал, затем обнял, но извиняться не стал. Интересно он хоть перед кем-нибудь хоть когда-то извинялся!? Впрочем, будто я другая, тоже же не извинилась. Но так странно, даже без слов 'прости' и прочего, не ощущала дискомфорта, находясь рядом с ним. Да он не извинился, но он явно обо мне заботился, да и когда говорил все это, возможно, даже думал именно обо мне…
Какой сложный этот взрослый мир, так не хочется в него приходить из уютного девства. Я просто не хочу взрослеть. Но разве кто-то хочет или хотел!? У Гарра, например, выбора не было вовсе. Уверена, король Трямляндии повзрослел обидно рано, все же с такой биографией и родней это не мудрено. А я!? Покушайся, не покушайся, как была ребенком, так им и помру. В смысле, правда, помру, если мы с Гарретом Нору не поймаем, это сегодня она решила ждать нашего ребенка, через неделю ей надоест, а мне что тогда делать!?
Мои дурацкие мысли, прервал Гарр, в смысле, не совсем он, короче оказалось, что Олаф стал тайным советником моего возлюбленного и тот его вызвал и не только его. С архивариусом пришла и Марьянка. А я подумала, что не одна я догадалась, что не тянет феечка на дурру, совсем не тянет.
Тут уж мне пришлось удивиться еще больше, когда Олаф рассказал, что рыночная предсказательница, была под покровительством дяди Норы. Я было уже обрадовалась, что нитка ведет к нашей маньячке, но дело оказалось в другом. Когда в шатре я удивилась тому, что кости настоящие, фея удивилась наличию настоящих костей в шатре лжепредсказательницы, этим поделилась с Лафиком, а тот недолго думая помчался гадалку искать и очень обрадовался, узнав, что стража вместо того, чтобы выпроводить аферистку из города, посадила ее за кражу. А вот уже в тюрьме ведьма пыталась на стражу надавить, намекая на покровительство ей некой фигуры. На допросе имя фигуры всплыло очень быстро, но важным для архивариуса было не оно. А кости. Я все не врубалась, какое значение имеют они, когда мне рассказали, что, во-первых, тело служанки было не первым похищенным трупом, а во-вторых, кто-то начал торговать амулетами и украшениями из костей. А значит, нахождение продавца приравнивается к нахождению преступника.
Как у них все просто, и какие они все, блин, наблюдательные думала я, разглядывая друзей, и вроде и люблю я их, но сейчас хочу прибить. И не только из-за зависти, что они умнее, но еще и потому, что они ничем не делятся со мной, а все зачем-то говорят именно Гарррету. Будто тот, и правда, намного адекватнее, чем я. Надутая слушала рассказ Олафа, стоя у окна. Мне даже солнце не могло помешать показать, что у меня есть занятие намного интереснее, чем болтать со всеми этими умниками.
За всей своей внезапной обидой я даже не заметила, как друзья ушли. Когда Гарр, обнял и усадил к себе на колени, даже немного удивилась, почему не показал письмо, вроде же за этим позвал. Или он…!? Он, что хотел, чтобы я была в курсе. В курсе, того что происходит. Хотя сам же назвал меня ребенком. Мужчины — вы неподражаемы! И кстати, разве детей принято так гладить!?
— М-м, Гаррет, ты точно считаешь меня ребенком!? Если да, то ты официально признаешься мной извращенцем, — я говорила строгим голосом, но лицо мое улыбалось, я вроде и злилась и не злилась на него. Да и если я правильно поняла, он же доверяет мне, как можно на него такого злиться!?
Гарррет засмеялся, уткнувшись носом в мое плечо, а мне в нос попали мои волосы, и я чихнула, он засмеялся сильнее, прижал к себе крепче, а отсмеявшись, шепнул надутой мне несколько ласковых слов на ушко, будя во мне легкую дрожь (видимо, довел до нервной болезни):
