Светлана Полякова - Белый кот
Он не договорил, засмущавшись. Лиза даже сжалась вся изнутри от восхищения — так ей понравилась эта заминка.
И сам Панкратов.
Нет, эта Лескова — форменная дура.
Нормальный парень, обаятельный, умный, современный… Ему просто повезло, во всем, кроме… Ну да, именно. Кроме супруги. Не может же быть полного счастья.
— Так что это очень странно… Костик в таком тряпье…
Он задумчиво покачал головой.
— Если бы я это сам не увидел, ни за что не поверил бы… Понимаете, получается, что он или оказался в ужасной ситуации, или… хотел, чтобы его не узнали.
Лиза кивнула.
— Но почему? Из-за того, что он фактически ограбил квартиру вашей жены?
— Не знаю, — пожал он плечами. — Это уж вы сами подумайте.
— У первого убитого, Исстыковича, в кармане найден адрес вашей жены, — сказала Лиза. — Может ли так случиться, что ваша жена была каким-то образом связана с ними?
— Кто? — округлил он глаза. — Женька? Да что вы… Скорее всего были связаны они друг с другом. Этот ваш… Исстыкович и Костик.
— Хорошо, а вот этот адрес… вам ничего не говорит?
Она положила записку, найденную у Костика. И тут увидела, как он изменился в лице. Он нахмурился и долго смотрел на этот обрывок бумаги в руках, пытаясь понять что-то, но вот взял себя в руки и покачал головой.
— Нет, — пробормотал он. — Нет… Я не знаю, откуда взялся этот адрес. Я… даже не могу предположить.
Он провел по лбу ладонью.
Лиза вздохнула.
Этот человек явно знал, чей это адрес. Знал и не хотел говорить…
Какое разочарование, подумала она. Совсем не хотелось следователю Разумовой, чтобы он что-то от нее скрывал. Не хотелось…
Потому что это означало бы одно.
Что Сережа Панкратов все-таки был причастен к этим убийствам…
И тогда получалось, что он просто лицемерит. Скрывает, например, что не знает Исстыковича… Или на самом деле не знает? Тогда есть еще некто третий, кто прекрасно знает всю эту компанию.
Лиза закусила губу, всматриваясь в окно.
Туман, чертов туман. Он сгущается все больше и действует на Лизу. Такое ощущение, что он и в голову забрался, заполняя ее. Вместо мыслей.
Она тряхнула головой, пытаясь выгнать непрошеного гостя, и пробормотала:
— Скорей бы Каток прояснил ситуацию с адресом!
Разговор казался Панкратову бессмысленным. И в то же время он чувствовал напряжение.
Он начал успокаиваться только в машине. Включил приемник и немного расслабился. Голова все еще была забита этой бессмыслицей: Господи, да как она себе все это видит, пигалица эта, пытающаяся поместить в стеклянную колбу целый букет страстей человеческих! Откуда ей, этой малышке с проницательным взглядом, знать — как это, когда делаешь что-то против собственной воли, повинуясь неведомой власти?
Власти-напасти…
Он усмехнулся горько, достал сигарету из полупустой уже пачки. «Надо купить», — привычно подумал он и тут же рассмеялся — ну да, конечно… Где-то он об этом читал — вокруг происходит черт знает что, Армагеддон, а герой думает, где ему выпить кофе, если все вокруг обрушилось.
Так и он в данный момент.
Все обрушилось.
И продолжает…
А он думает, что пришла пора затариться сигаретами.
И по радио поет такая веселенькая Натали Ибрулия, как конфетка в яркой обертке… Ничего не произошло, парень. Все в порядке.
Он как раз зажег сигарету, когда в чехле заголосил мобильник, пытаясь довольно бездарно изобразить токкату Баха. Разговаривать Панкратову ни с кем сейчас не хотелось, хотя бы потому, что сейчас его спросят — как дела, и он скажет — все нормально, хотя, по правде сказать, ничего нет нормального… Или признаться откровенно: «Все хреново, я стою возле отвратительного здания, которое называется «Управление внутренних дел», там я только что беседовал с юной девой по поводу двух трупов, один из которых образовался в квартире моей жены, а сама жена, кстати, от меня ушла.
В остальном, прекрасная маркиза, все хорошо…»
А телефон все продолжал звонить, и Панкратов все-таки ответил. Потому что он надеялся, что это Женька. Она сейчас ему позвонит. «Как поживаешь, милый?» — спросит она. И он скажет ей: «Знаешь, без тебя чего-то совсем плохо…» А она засмеется и промолчит. Потом он скажет, что сегодня немного задержится. И она…
Ерунда. Надо смотреть правде в глаза.
То есть принять правду через собственные уши.
— Сережа, — услышал он голос этой самой «правды», — это Оля говорит…
Он не сразу понял, что это за Оля. Слишком великим было разочарование. Лишний раз доказывает правоту известной теории о том, что жизнь лучше принимать такой, какая она есть, ничего себе не придумывая. Чтобы облом не вышел. Как сейчас у Панкратова…
И все-таки в глубине души он еще надеялся, что Ольга сейчас скажет: «Нам надо поговорить о Женьке. Она ужасно переживает случившееся. Она просто не знает, как вернуться к тебе…»
— Да, — сказал он, заталкивая эту надежду поглубже, на самое донце души. «Как птицу», — усмехнулся он. Но так лучше. Если бы не было ложных иллюзий, жить было бы проще. — Да, Ольга, я слушаю тебя…
— Нам надо встретиться, — сказала она, и ему показалось, что в ее голосе явно прослушиваются беспокойные, тревожные нотки.
— Что-то случилось?
В горле пересохло. Отчего-то ему немедленно привиделось — Женя в больнице, что-то страшное, и это все ближе…
— В общем-то, наверное, случилось, — сказала Ольга.
— С… Женькой?
Она ответила не сразу.
— Оль, — взмолился он, — не молчи. Что случилось?
— Да я думаю… Мне кажется, Панкратов, что Женька тут почти ни при чем… То есть какие-то непонятные интриги вокруг плетутся, но, если честно, я не понимаю, как это может к ней относиться. Разве что через тебя? Или это просто цепь мерзких случайностей? — Она вздохнула и сказала уже более решительно: — Короче, нам надо с тобой очень серьезно поговорить, Сережа. И как можно быстрее…
— Хорошо, — согласился он, немного успокоившись. — Давай через двадцать минут в «Трех орешках». Успеешь подъехать?
— Постараюсь, — сказала Ольга. — Только дождись меня, если я все-таки буду немного опаздывать…
Он нажал «отбой» и долго еще сидел, пытаясь до конца справиться с охватившим его волнением.
Потом собрался, махнул рукой и дал по газам.
Надо было спешить, и совсем некогда было думать.
Чай они пили молча. Он старался не смотреть на нее — а взгляд сам тянулся к ней, к ее лицу, такому нежному и чуть печальному. Его совершенно не устраивало то, что происходило сейчас с его душой, хотя это было так сладко и немножко больно. «Я больше не хочу, — думал он. — Я знаю, что происходит потом. Когда терять нечего, легче идти, как говорил мой дед». И тем не менее он уже опоздал… Безнадежно опоздал с советами самому себе. Сердце перестало подчиняться разуму. Он поднял глаза.
