Вирджиния Эндрюс - Ангел тьмы
— Хевен, ты где? — услышала я отдаленный оклик Троя.
Ты опоздал, Трой Таттертон! Ты мне больше не нужен!
Меня снова затрясло, потому что подавить желание отозваться стоило мне значительных усилий. Я не хотела, чтобы Трой обнаружил меня в этой мерзкой луже, я надеялась самостоятельно добраться до особняка и уединиться там в своей комнате. Никогда больше я не ослушаюсь Тони и не стану тайком наведываться в домик в глубине сада, говорила я себе, сидя в воде и шлепая на лице и шее насекомых, которым я, видно, очень понравилась. Наконец голос Троя и шум его шагов затих, лишь ветер шуршал сухой листвой. Небо затягивалось темными тучами, как это всегда случалось, когда я приближалась к заветной цели. Нет, это определенно какой-то злой рок! И мне вдруг стало так жаль себя, что я громко разрыдалась.
Внезапно за моей спиной чей-то тихий голос удовлетворенно произнес:
— Я всегда мечтал прийти на помощь девушке в трудную минуту!
Обернувшись, я увидела в десяти шагах от себя Троя. Видимо, он уже давно наблюдал за мной. Его костюм был перепачкан грязью, а один рукав распорот от плеча до локтя.
— Почему ты сидишь в луже? Ты ушиблась? — спросил он.
— Убирайся! — взвизгнула я, закрыв ладонями лицо. — Я вовсе не ушиблась и не нуждаюсь ни в чьей помощи! Уходи, ты мне не нужен! Мне никто не нужен!
Не удостоив меня ответом, Трой подошел ко мне и стал ощупывать ноги, проверяя, нет ли перелома. Я пыталась оттолкнуть его, но с третьей попытки ему удалось поставить меня на ноги.
— Хевен, успокойся! — сказал он. — Ты действительно не ушиблась?
— Нет! Оставь меня в покое!
— Твое счастье, что не разбилась до смерти. Упади ты не в воду, а на землю, переломала бы себе все кости.
— Я вполне могу идти сама, отпусти меня!
— Хорошо, если тебе так угодно.
Я сделала шаг вперед и вскрикнула от резкой боли в левой лодыжке. Трой подхватил меня и поднял сильными руками в воздух.
— Нам нужно поторапливаться, дело, похоже, нешуточное, — озабоченно сказал он. — Ты растянула связки: нога уже начала опухать.
— Не велика беда! — самонадеянно воскликнула я. — Мне приходилось проделывать путь в семь миль до Уиннерроу, терпя боль похуже этой!
— Но у тебя, наверное, болел живот, а не нога! — улыбнулся он.
— Да ты-то что в этом можешь понимать?! — возмутилась я.
— Успокойся, Хевен, и возьми себя наконец в руки. Если я немедленно не разыщу свою лошадь, мы с тобой попадем под грозу.
К счастью, его стреноженный жеребец спокойно пощипывал неподалеку травку. Он терпеливо позволил Трою усадить меня перед собой в седло и неторопливой трусцой побежал по лесной дорожке, повинуясь хозяину.
— Начался дождь, — заметила я. — Вот-вот разразится настоящий ливень. Мы не успеем добраться до дома.
— Я понимаю, — крепче обнимая меня рукой за талию, сказал Трой, — и поэтому направляюсь к заброшенному амбару, где наши предки когда-то хранили зерно.
— Ты хочешь сказать, что твои предки умели делать что-то еще, кроме игрушек?
— Раньше все люди, как мне кажется, были мастерами на все руки, а не ограничивались каким-то одним ремеслом.
— Только у Таттертонов наверняка было множество работников, так что им самим вряд ли приходилось гнуть спину в поле.
— Чтобы оплачивать труд работников, нужно иметь голову на плечах: деньги с неба не падают.
— Но и этого мало, чтобы выжить среди дикой природы, — сказала я, беспокойно ерзая в седле.
— Я сдаюсь, — произнес Трой, оглядываясь вокруг и откидывая волосы со лба. — А теперь прошу тебя замолчать и не сбивать меня с толку. — С этими словами он повернул коня на восток.
Подгоняемые ударами оглушительного грома и вспышками молний, с юго-запада на нас стремительно надвигались черные грозовые тучи. Я прижалась к Трою, дрожа от страха, и вздохнула с облегчением, лишь когда впереди показался старый сарай.
Внутри это ветхое строение пропахло плесенью и гнилью, крыша во многих местах прохудилась, и на земляном полу быстро образовывались лужи. Сквозь щели мне было видно, как молнии прошивают потемневшее небо, норовя угодить мне прямо в голову. Опустившись на колени, я ждала, пока Трой распряжет лошадь и оботрет ей круп и бока потником. Покончив с этим, он натаскал несколько охапок более-менее сухого сена, и мы наконец смогли сесть и перевести дух.
— Странно, почему этот сарай до сих пор не снесли, — заметила я в том же язвительном духе, словно наш разговор и не прерывался. — Такие богачи, как Таттертоны, могли бы это себе позволить.
Не обращая на мои слова никакого внимания, Трой прилег на маленький стожок, который он специально сбил поплотнее, и тихо произнес:
— В детстве я часто играл в этом сарае вместе со своим воображаемым дружком, которого я назвал Сту-Джонсом; мы с ним прыгали с чердака как раз на это самое место, где мы сейчас лежим.
— Что за глупая и опасная выдумка! — взглянув вверх, изумленно воскликнула я. — Здесь так высоко, что можно разбиться насмерть!
— Но я-то, в свои пять лет, не понимал. Мне был нужен хоть какой-то, пусть и воображаемый, друг! Твоя мать убежала, и я остался совершенно один. Тони надолго исчезал из дома, Джиллиан постоянно названивала ему, умоляя его вернуться, а когда он возвращался, они целыми днями ссорились.
При упоминании о моей матери я затаила дыхание и обернулась к нему.
— Почему моя мать убежала от вас? — спросила я.
Вместо того чтобы ответить, Трой сел, достал из кармана носовой платок и, смочив его в дождевой лужице, принялся вытирать им грязь с моего лица.
— Я не знаю, — поцеловал он меня в кончик носа. — Я был слишком мал, чтобы понять, что происходит вокруг меня. — Он поцеловал меня в правую мочку, потом в левую, продолжая рассказывать: — Я все ждал, что твоя мама напишет мне письмо, как обещала. И что когда-нибудь, когда я вырасту большой, она обязательно вернется.
— Она так тебе сказала?
Он коснулся своими нежными губами моих губ. Сколько раз Логан целовал меня, но ни разу его неумелые мальчишечьи прикосновения не возбуждали меня так, как поцелуй этого мужчины, несомненно знающего, что нужно делать, чтобы у меня мурашки побежали по коже. О, мне не следовало расслабляться и поддаваться так быстро! Я отпрянула назад, пробормотав:
— Не надо меня жалеть и сочинять небылицы!
— Я никогда не позволил бы себе лгать тебе о столь важных вещах, — прошептал он, обнимая меня и целуя в губы еще крепче, так, что у меня перехватило дыхание. — Чем больше я думаю о прошлом, тем отчетливее вспоминаю, как сильно я любил твою мать.
