Джессика Соренсен - Спасение Келли и Кайдена (ЛП)
Он застывает, и прядь волос падает с его пальца.
— Келли, я не могу сделать это. Никто не поверит мне.
Руками я опираюсь на его грудь и перекидываю ногу через него.
— Нет, они поверят. Просто мы должны найти правильного человека.
Он качает головой, тяжело сглатывая, и устремляет свой взгляд на Луну в окне.
— Я не могу.
Я кладу руки на его плечи, надавливая на них.
— Да, ты можешь... и знаешь почему... — затихаю я, потому что то, что я скажу, вероятнее вторая самая трудная вещь, которую я когда-либо хотела сказать. А первая из которых что я, на самом деле, должна рассказать кому-то еще, — потому что я собираюсь тоже кому-нибудь рассказать.
Его взгляд встречается с моим, оценивая мое выражение лица с большой озабоченностью.
— Ты собираешься рассказать кому-нибудь о Калебе?
Мое сердце пытается убить меня изнутри, грохоча в груди.
— Да, я сделаю это, если ты тоже поговоришь с кем-нибудь.
Это кажется легким, по крайней мере, в моей голове. Я пообещаю ему, что расскажу моей семье свой секрет, как только он расскажет о своем отце кому-нибудь, тому, кто сможет предпринять какие-нибудь меры. Хотя, когда на самом деле придет время сказать об этом миру, это будет сложно, грубо, больно, обидно, стыдно... Я могла бы написать список в моем дневнике, как это будет и на это просто не хватит страниц.
— Келли, я думаю это чудесно. — Поощряет он меня. — Ты должна рассказать родителям.
— Но я собираюсь рассказать, если только ты скажешь о своем отце. — Знаю, что это шантаж, но это все, что я имею на данный момент. — И тебе нужно рассказать правду – нам обоим это нужно.
Его брови хмурятся.
— Ты меня шантажируешь?
Мои плечи поникают, и я чувствую себя самым худшим человеком в мире.
— Я делаю это только потому, что тебя люб... забочусь о тебе. — Мои глаза расширились от слова, которое я чуть не произнесла.
Я знаю, что он заметил, но притворяется будто этого не было. Он абсолютно спокоен лежа подо мной.
— И что будет после того, как мы расскажем это кому-то?
Слезы начинают скапливаться в моих глазах и скатываться по щеке, подбородку, капая на него.
— Свобода. — Пытаюсь остановить слезы, но стена внутри меня рушится, и вскоре, я теряю контроль над эмоциями. Я вновь начинаю рыдать. Он, скорее всего, может подумать, что все, что я делаю – это плачу.
Он притягивает меня вниз к себе, и я прячу лицо у него на груди, держась руками за его плечи. Слезы затуманивают мое зрение, когда я смотрю на стену с моей стороны.
— Хорошо, я сделаю это... я все расскажу..., — говорит он так тихо, что звуки падения моих слез практически заглушают его слова. — Но только ради тебя. Я сделаю это только для тебя.
Не уверенна, что мне понравился его ответ. Не хочу, чтобы он делал это ради меня. Хочу, чтобы он сделал это для себя, мне хочется, чтобы он осознал, что он хороший человек. Человек которому досталася поклоняющаяся Сатане девушка, которую все всегда боялись. Человек, который может разрушить неприступные стены. Человек, который может помочь другому вновь стать целым.
Человек, в которого я влюбилась.
Кайден
Не могу поверить в то, что слышу. Она хочет рассказать кому-нибудь. Чтобы мы признались вместе. Чтобы открыли наши темные секреты миру и позволили другим делать с этим все, что им вздумается. Это поражает меня больше чем что-либо, пока она практически не произносит, что любит меня. Она быстро отдергивает себя, как будто боится сказать это, но этого достаточно, чтобы я мог сказать, что она именно это имела ввиду. И это что-то значит для меня. Я знаю это. Это не похоже на то что у нас было с Дейзи. Это были просто слова между мной и ней, и это было ничем иным, как частью сценария. Если Келли говорит это, то знаю ‒ это означает, что она любит меня и я не знаю, что с этим делать. Любовь... Любовь... Любовь. Что, черт возьми, это слово означает?
У меня нет ни одной подсказки, и мне не нравиться, как затрепетало мое сердце, когда слова практически сорвались с ее губ, как будто бы оно ожидало в тишине, когда заветное слово соскользнет с ее губ, словно это привело бы его снова к жизни. И не имеет значения, что я чувствую. Она сказала, что расскажет, если я расскажу, и неважно как чертовски сильно я не хочу говорить кому-либо об этом, но так тому и быть. Потому что я отставил боль и стыд в сторону, чтобы забрать ее. Я бы ударил себя в сердце, если бы это означало, что ее жизнь станет легче.
Мы валяемся в кровати какое-то время, слушая шум океанских волн разбивающихся о берег. Здесь, за окном, птицы галдят, а в гостиной кто-то храпит. Я обнимаю ее, пока она не засыпает, мечтая, чтобы этот момент продолжался вечно. Чтобы я мог лежать здесь с ней и быть в гармонии с собой и с жизнью.
Но каждый нерв в моем теле трепещет, и адреналин бушует во мне намного сильнее, чем волны снаружи. Мне нужна бритва или что-нибудь острое, потому что я снял эти чертовы резинки с рук. Пытаюсь щипать себя тысячу раз, но потом наконец царапаю кожу ногтями. Боль и чувства, которые приходят после этого, продолжают нарастать, как волны снаружи. Продолжаю думать о том, как я использовал бритву Люка, чтобы сбрить щетину, и даже если я хотел, я сопротивлялся желанию порезать кожу, потому что я не мог перестать думать о поцелуе Келли в переулке.
Хотя, на этот раз, я не могу отключить это. Это поглощает меня, нуждается, принуждает, несмотря на желание выкинуть все из головы и тела. В конце концов, я не могу больше терпеть. Смотрю на Келли, убедившись, что она все еще спит, и затем осторожно поднимаю руку и просовываю под ее голову. Быстро отодвигаюсь в сторону, выползая из-под нее, и после, аккуратно опускаю ее голову на подушку.
Она невнятно что-то бормочет, поворачиваясь на бок и подкладывая руки под щеку. Я застываю на момент, уверяясь, что она не проснулась, а затем тихо пересекаю комнату, направляясь в ванную. Включаю свет и закрываю дверь. Сумка Келли стоит на стойке, и хотя я ненавижу идею копания в ее сумке, но мне нужна бритва. Единственная альтернатива, которая у меня есть, это ударить что-нибудь, но от этого будет много шума, и я могу сломать что-нибудь.
Роюсь в сумке, пока не натыкаюсь на маленький мешочек на дне. Вытаскиваю его и вздыхаю с облегчением, когда нахожу бритву посреди косметики с маленькой бутылочки шампуня. Я беру ее и провожу пальцем по верхнему лезвию, проверяя остроту. Она выглядит, как и в первый раз, когда я использовал ее: розовая и с какой-то полоской наверху. Но она острая и осознание этого, успокаивает меня.
Я решаю, что лучшее место для надреза, это место, которое она не заметит. В конце концов, спускаю повязку вниз и подношу бритву к запястью, не к вене, но к месту, где уже есть коллекция шрамов. Моя голова наклоняется вперед и я уже готов сделать первый надрез, когда слышу, что дверь открывается.
