Наталия Миронина - Завтрак для Маленького принца
– Ты же работал, и, говорят, неплохо.
«Директор театра стал сплетником!» – подумал я.
– Я не работал. Я был в долгосрочном отпуске. А теперь буду делать карьеру и имя.
– Тебя помнят и так.
– Помнят – это не знают. А я хочу, чтобы знали. И вообще, бросай трепаться, дыхание сбиваешь.
Так начались мои будни в театре.
Егору я отправил дорогущий коньяк. В знак благодарности. Друг был злым, но умным и чутким. И к тому же ему сейчас было нелегко.
Эпилог
Она
Больничные коридоры все одинаковые. И совершенно неважно, что за прогулки по этому коридору платят в десять раз больше, чем за прогулки по какому-нибудь другому. Я шла, шаркая тапочками, под локоть меня поддерживала деваха лет двадцати пяти с веснушками по всему лицу. Оно, кстати, было круглым и румяным. Одним словом, само здоровье.
– Что вы, Татьяна Николаевна, такие тапочки с собой взяли. Надо было другие, на мягкой подошве. – Деваха, она же сиделка, выговаривала мне это все полчаса, которые мы гуляли по этажам и коридорам этого заведения. Тапочки! На мягкой подошве! Знала бы она, как я ехала в эту больницу!
В тот день я была в галерее. Ничего особенного запланировано не было, обычное открытие выставки. И посетителей не очень много. Правда, я не обязана была туда ехать – формально я была в декретном отпуске. Но как же мне надоело сидеть дома! Как мне надоело выглядывать в окошко и рассматривать привычный городской пейзаж – угол Тишинской площади, кусочек Большой Грузинской, дома, дома. Мы теперь жили здесь, в Сашиной квартире, которую предоставил ему театр. Дом был новый, квартира большая, удобная, но я за сравнительно короткий срок так привыкла к Чистым прудам, что меня ничто здесь не радовало.
– Саш, мне негде гулять, здесь нет ничего даже похожего на парк.
– А зоопарк? Все-таки лучше, чем по улицам. Но сейчас уже не надо далеко тебе ходить. Гуляй во дворике, так спокойнее. – Саша озабоченно оглядывал мою фигуру, похожую на глобус с маленькой головой.
– Я не могу видеть этот двор!
– Потерпи. Мы скоро переедем. Я уже разговаривал в театре. У нас будет другая квартира.
– Когда?! – Я иронично смотрела на мужа.
– Скоро. Только ты на эту тему поменьше думай. Ты вообще старайся ни о чем не думть.
– Как ты себе это представляешь?
– Очень легко! Фьють, – муж изобразил что-то немыслимое пальцами, – и выкинула мысли из головы! И все!
– Я хочу на Чистые пруды! Почему, зачем нам понадобилось оттуда уезжать?! – Я в очередной раз «затянула» упреки в адрес Саши.
– Послушай, я уже сто раз объяснял. Мы будем жить в доме, который заработал я, мужчина. Пока это – теперешняя квартира, но я же сказал, мы скоро переедем.
Начиная вспоминать Чистые пруды, я каждый раз слышала этот ответ. В нашей семье старшим был он, а следовательно, я подчинялась всем его решениям. Переезд к нему был стремительным, два дня сборов, два дня устройства на новом месте. Я даже не успела опомниться.
Декрет же был испытанием. Я отлично себя чувствовала и была переполнена энергией, но мне запрещали все, кроме черепашьего шага.
– Танечка, вы не спорьте, не спорьте с мужчинами, вы слушайтесь. – Доктор как будто бы и не слышал моих причитаний.
Так вот, в тот день я нарушила все правила и предписания. Я заботливо припрятала ключи от своей маленькой машины – подарок от Саши, и когда осталась одна, быстро собралась и поехала в галерею. В дороге я еще раз убедилась, что именно женщинам свойственно шапкозакидательство. Пока я собиралась, мне казалось, что небольшую дистанцию преодолею с легкостью. Встав у первого же светофора в пробке, я почувствовала признаки панической атаки. Мне стало жарко, страшно, я запсиховала, засуетилась и решила вернуться домой. Но, запертая со всех сторон машинами, осталась стоять на перекрестке. Мне показалось, что рожать я буду здесь, прямо на углу Брестской улицы, напротив итальянского ресторана. Я оглянулась на «больничную» сумку, с принадлежностями, которая всегда была в машине. «Ну, если что – я готова!» – и мне сделалось очень страшно. Прежде всего я корила себя за легкомыслие и боялась гнева Саши – рисковать мне в нашей ситуации было верхом безрассудства. Гнева мужа я боялась не потому, что он меня будет ругать – такого не было никогда, – я боялась, что из-за моей глупости случится непоправимое. Оглянувшись на соседей по пробке, я разозлилась – люди мне показались неприветливыми, угрюмыми и не внушающими доверия. «Надо вернуться, надо срочно вернуться домой!» – крутилось у меня в голове, но паника плохой советчик. Я пропустила поворот, выехала на Тверскую, попала не в тот ряд, и мне ничего не оставалось делать, как ехать на работу.
– Татьяна Николаевна, – обрадовались и обеспокоились сотрудники, увидев, как я выгружаюсь из машинки. Рядом с моими теперешними габаритами она казалась детским аттракционом.
– Да, – отдувалась я, – чаю сделайте.
Галерея бросила работать и принялась ухаживать за беременной сотрудницей.
– Вы не волнуйтесь, у нас все готово, даже фуршет. Так что пейте чай, ешьте вот печенье… – Светочка, моя помощница, заботливо суетилась вокруг меня. Остальные же потчевали последними сплетнями. В родной любимой обстановке мне стало хорошо. Страх куда-то ушел, чувствовала я себя прекрасно, мне было интересно обсуждать рабочие проблемы. Так приятно было слышать о капризах художников, о том, что в прошлом месяце было продано больше картин, чем в позапрошлом, что на сегодняшней выставке будет известный коллекционер из Германии, наш бывший соотечественник, который давно уехал, а теперь вкладывал деньги в современных российских авангардистов.
– Ой, вас так не хватает, так не хватает… – Молодые сотрудницы, девочки-прелестницы, щебетали мне в ухо. Я видела, что они не могли дождаться, пока наши мужчины покинуть нас, чтобы наброситься на меня с расспросами о прелестях беременного состояния. Я же ничего интересного им сообщить не могла – со мной происходило все то же самое, что и с любой другой дамой в моем положении. Я даже не поправилась особенно. В легких разговорах прошел час, другой. Стали собираться гости. Уже приехал наш директор, Сергей Леонидович, который, увидев меня, развел руками и обнял меня необъятную:
– Так, когда на работу? Без тебя – просто беда!
Как мне, бесформенной и почти беспомощной, было приятно слышать эти слова!
– Рожу и сразу выйду, – пообещала я, растрогавшись.
– Ну уж, ну уж! – испугался Сергей Леонидович. – Хоть немного повоспитывай, хоть чуть-чуть.
– Чуть-чуть повоспитываю, – рассмеялась я.
В галерее уже было битком людей. Уже ходили около картин потенциальные покупатели, уже какой-то искусствовед давал интервью молодому человеку с бабочкой, уже мимо меня понесли бокалы с шампанским, и мне отчаянно захотелось выпить этого радостного вина.
