Вариация (ЛП) - Яррос Ребекка

— Алли?

Он прошел мимо плетеных корзин с пуантами, которые мы держали рядом с диваном на случай, если нам захочется обновить их во время очередного киномарафона.

— Я еще не пришла в себя.

Я посмотрела из окна вниз с высоты двадцать второго этажа и увидела людей. Они занимались повседневными делами: выгуливали собак, шли с детьми в магазин, кто-то, может, спешил на свидание в ресторан на углу.

Хадсон встал рядом:

— Можешь рассуждать вслух.

— Нам уже не нужно притворяться.

Забавно, но я думала, что он не будет выглядеть таким внушительным здесь, в лофте с высокими потолками. Я ошибалась. Он был повсюду: его солоноватый запах наполнял мои легкие, его голос звучал у меня в ушах, его прикосновения оставляли следы на моей коже. Меня постоянно терзали два противоположных желания — то ли максимально увеличить дистанцию между нами, то ли притянуть его к себе. Черт, как же я запуталась!

— Ты же видел комнату для гостей, когда был тут, да?

Он кивнул:

— Спасибо, что попросила швейцара впустить меня.

Я криво усмехнулась:

— Понимаю, ты у нас почти супергерой и все такое. Но я подумала, что было бы слишком просить тебя переодеться обратно в Кларка Кента в телефонной будке.

Он расстегнул смокинг.

— Твои друзья показались мне милыми за те три минуты, что я с ними провел. Мне понравилось, что Кенна так тебя защищает.

Пиджак соскользнул с его плеч, и он сложил его вдвое, а затем повесил на спинку кожаного кресла.

— Я сама могу за себя постоять. — Я скрестила руки на груди, будто это могло помешать появлению новых трещин на моей маске. — Да, я молчаливая и сдержанная. Но это не означает, что я не умею давать отпор и отстаивать свое место в труппе.

— Я бы не назвал тебя молчаливой. По крайней мере, при мне. Ты наблюдательная и вдумчивая, а совсем не молчаливая.

— Мне каждый раз приходится следить за тем, что и кому я скажу. Всегда кто-нибудь подслушивает. У каждого телефона есть кнопка записи.

Зря я на него посмотрела… Хадсон и в обычной жизни был невероятно красив, без рубашки — невероятно сексуален. От зрелища его в смокинге я лишилась дара речи. Но когда я увидела, как непринужденно он стоит в черном жилете, закатав рукава рубашки, связные мысли окончательно оставили меня. Уровень желания тут же взлетел от «хм, было бы неплохо» до «как мне поскорее оказаться под этим мужчиной». Я вспыхнула за считаные секунды.

И я могла его заполучить — стоило лишь попросить. Он до боли ясно дал мне это понять.

— Должно быть, утомительно все время быть начеку, — сказал он, любуясь панорамой Нью-Йорка.

— С тех пор, как я упала, стало еще тяжелее, — призналась я. — Атмосфера в труппе меняется из года в год. Танцоры приходят и уходят, в основном мы всегда поддерживаем друг друга, хотя конкуренция никуда не девается. — Я сжала кулаки и впилась ногтями в ладони. — Но когда я упала, они, как акулы, почуяли кровь в воде. Особенно Шарлотта.

Гнев вспыхнул с новой силой. Я словно томилась на медленном огне, а теперь вскипела.

— Она работала с Айзеком.

Я знала, что Хадсон слышал это перед выступлением. Но мне нужно было произнести это вслух, чтобы осознать и ощутить всю глубину вполне реальной угрозы.

— Он учил ее хореографии, которую сам же создал для меня. Для меня никогда не создавали роли. Кое-где корректировали хореографию, но весь балет — никогда. Это один из тех моментов в карьере, которые, возможно, никогда больше не повторятся. А он учит ее!

— У Шарлотты тот еще характер.

Он перевел на меня пристальный взгляд. Жар, разливающийся по всему телу, стал обжигать совершенно иначе.

Вот черт! Он был так близок, так доступен и так опасен для моего душевного покоя…

— Не стоило тебе об этом рассказывать.

Я отошла, не желая совершить какую-нибудь глупость — например, наброситься на него. И все же это не мешало мне думать о его пустых обещаниях на гала-концерте. Подхватив платье, чтобы не споткнуться, я пошла на кухню.

— Можешь рассказать мне все что угодно, Алли. Я никогда не использую это против тебя.

Он пошел вслед за мной, но встал по другую сторону стола. Я открыла холодильник.

— Ты голоден? — спросила я, передвигая контейнеры с едой навынос. — Пригласила тебя на ужин и сама же утащила оттуда, не дождавшись первого блюда.

— Меня больше волнуешь ты, а не еда.

— Что ты хочешь, чтобы я сказала, Хадсон?

Я отодвинула в сторону крайне подозрительное молоко. Мне удалось найти только упаковку йогурта и готовые перекусы для занятий в студии. Да что же это такое! То, с какой силой я хлопнула дверцей холодильника, было первым признаком потери самоконтроля, обретенного с таким трудом. Подпустить Хадсона к себе — вторым, и не менее серьезным.

— Начни с того, что ты сейчас чувствуешь.

Он скрестил ноги и прислонился к раковине.

— Чувствую? Я в бешенстве. Как тебе такое чувство?

Я повернулась к морозилке и распахнула дверцу.

— Прекрасное начало.

— У меня вот-вот отберут то, ради чего я так старалась. Мне грозит потеря контракта, балета, маминой… Боже, не то чтобы она мною гордилась или поддерживала меня. Я всего лишь пришла на замену Лине, потому что Энн не умеет танцевать. Если и я не выдержу, на замену придет Ева. В конце концов, я всего лишь одна из сестер Руссо, целиком и полностью взаимозаменяемых.

Я нашла две упаковки мороженого, несколько пачек замороженных овощей и полтора десятка контейнеров с готовым бульоном.

— Да почему в этом проклятом доме нет еды?

Захлопнув и эту дверцу, я обернулась к Хадсону. Он стоял, совершенно спокойный и собранный, и наблюдал за мной, словно я торнадо, а он — борец с бурями и выжидает, куда меня понесет.

Мы поменялись ролями, и все же оба остались… самими собой. Можно было не лезть из кожи вон, выстраивая защиту. С Хадсоном не надо было делать вид, что я сохраняю спокойствие, ни создавать иллюзию совершенства. Он уже знал, что по самой своей сути я была совсем другой.

Настоящая я была несовершенной, неряшливой и тоже запуталась.

И только в его силах было обуздать этот хаос. Наш поцелуй на пляже захватил меня, как ни один другой за всю мою жизнь. Он заполнил пространство так, что кроме него я больше ничего не чувствовала. В нем растворилась даже боль нашего общего прошлого. В объятиях Хадсона не было ни балета, ни театральных интриг, ни разочарованной матери, ни срочности выздоровления. Незачем было беспокоиться о будущем, когда он вобрал в себя настоящее до последней крупицы.

А раз не осталось ничего, кроме настоящего, новые раны мне не грозят, так?

— О чем ты там задумалась, Алли? — спросил он, опираясь на край стойки.

— А что, если я потребую свои пять минут?

Я обошла вокруг острова.

— Что будем изображать на этот раз?

Я приблизилась, и костяшки у него побелели.

— Что ты хочешь меня.

Я встала прямо перед ним, и у него загорелись глаза.

— Это факт. Меня постоянно влечет к тебе. Я хотел тебя с семнадцати лет. Все мои мысли лишь об этом.

Я проигнорировала вспышку… чего-то… того, что ощутила, услышав его признание.

— Помнится, ты говорил, что я кончу дважды. Это было хвастовство или пустые угрозы?

Я посмотрела ему в глаза. От предвкушения по коже пробежали мурашки.

— Это было обещание.

Он поднял руку и медленно провел тыльной стороной пальцев по моей щеке. Я подалась навстречу его прикосновению.

— Но только когда ты перестанешь убегать от собственных чувств.

Сердце дрогнуло. Он проявлял благородство, но сейчас мне было нужно совсем другое.

— Заимствую твой опыт и нарушаю правила. В прошлый раз ты просил пять минут, а теперь я.

Я отступила на два шага.

— Алли…

Он сжал челюсти.

— Так что, если ты меня хочешь, предложение принято. Учти, другого раза не будет.

Я одним махом расстегнула крючок с застежкой под рукой и потянула вниз боковую молнию платья.