Кира Буренина - Маска счастья
Выйдя из здания банка, Светлана направилась прямиком к метро. Она шла по бульвару, ей навстречу двигался поток нарядно одетых людей. У них были радостные, оживленные лица – многие, видимо, спешили в театры. Свете стало грустно: она не могла припомнить, когда была последний раз в театре. «Вот мой итог, – эта мысль не давала ей покоя, – в тридцать пять лет превратилась в клушу. Никуда не хожу, никого не вижу. С подругами созваниваюсь только в праздники. Гостей не приглашаю годами»… Света ощутила, как внутри нее закипала злость. Она раздраженно пробивалась сквозь людскую толпу, клубившуюся у станции метро.
– Купите билет, – вдруг обратилась к ней блондинка лет сорока в лаковом белом плаще.
Света хотела, как обычно, отрицательно покачать головой, но что-то заставило ее остановиться.
– А вы сами почему не идете? – спросила она.
Женщина грустно улыбнулась:
– Все одна да одна хожу по театрам! А сегодня решила: хватит! Возьмите билет, третий ряд партера, постановка, говорят, очень удачная.
Светлана машинально вытащила кошелек и отдала деньги.
«Зачем я это сделала?» – спросила она себя через минуту, а ноги уже несли ее к театру. Звонить домой она даже не собиралась – Миша привык к поздним возвращениям жены с работы.
Как всегда, перед началом спектакля в гардеробе стояла торопливая неразбериха, капельдинерши обступили опоздавших, предлагая им программки. Спектакль уже начался, когда Света, пригибаясь, прошмыгнула на свое место.
Действие увлекло ее, актерский ансамбль был чудесный – не зря теперь практикуется контрактная система. Лучшие актрисы московских театров были собраны в этой постановке. Светлана расслабилась, отвлеклась от своих горестных размышлений о смысле жизни. В антракте она вышла в фойе, наблюдая за прогуливающейся толпой зрителей. Странно, но среди них было большинство женщин. Когда она вновь заняла свое место, то с удивлением обнаружила, что пустовавшее во время первого акта место справа от нее теперь было занято. Свет погас. Началось второе действие.
– Позвольте посмотреть программку, – попросили рядом.
Светлана скосила глаза – голос принадлежал соседу – седовласому мужчине. Она протянула программку.
– Благодарю, – через некоторое время прошелестел голос.
В течение второго действия сосед еще несколько раз обращал на себя внимание Светланы. Он искренне смеялся, сопереживая, а в некоторые моменты даже что-то сердито бормотал. Когда спектакль кончился, публика, не щадя ладоней, продолжала вызывать актеров.
Сосед вновь обратился к Светлане:
– Вам понравилось?
– Очень! – возбужденно ответила она.
– Да, ничего, ничего, – согласился сосед, сопровождая ее в гардероб. – Но на роль Ани все-таки надо было пригласить Мирошниченко.
Света с любопытством оглянулась на странного спутника.
– Мне кажется, что эта актриса очень хорошо сыграла, – возразила она.
Они заняли очередь в гардероб, и теперь Света могла хорошенько разглядеть своего неожиданного собеседника. Ему можно было дать и пятьдесят, и семьдесят лет – высокий, моложавый, с седой гривой, он чем-то отдаленно напоминал Эйнштейна, портрет которого висел у Светы над письменным столом во времена юности.
– Я давно слежу за успехами этого режиссера, – продолжал разговор «Эйнштейн». – Позвольте представиться – Герман Кириллович.
Светлана назвала свое имя, новый знакомый галантно подал Светлане пальто и распахнул перед ней входную дверь. Они вышли в расцвеченный фонарями вечер.
– Разрешите вас проводить? – спросил Герман Кириллович.
– Давайте немного пройдемся, – согласилась она, плотнее запахнув пальто.
Они медленно двинулись по скрипящей щебенке бульвара.
– Светлана, а вы видели… – и Герман Кириллович назвал гремевшую по Москве премьеру.
– Нет, – Света грустно покачала головой, – я живу, как говорится, в «культурном вакууме».
– Маленькие дети?
Света опять отрицательно мотнула головой.
– Ревнивый муж?
– Нет.
– Работа?
– Да нет же! – чуть ли не со слезами в голосе воскликнула Светлана.
– Простите великодушно, если я чем-то оскорбил вас, – всполошился Герман Кириллович, – я и не думал…
– Ничего, – Света быстро справилась с собой. – Просто не с кем ходить, – она вздохнула.
– Это очень, очень печально, когда молодая женщина говорит такие слова, – сочувственно произнес ее спутник.
– А что делать? – вслух рассуждала Светлана. – Муж не любит никаких мероприятий, праздников. Ему бывает скучно, он тяготится и спешит скорее домой.
Радужное настроение, овладевшее ею после театра, стало потихоньку рассеиваться. Почувствовав ее состояние, примолк и Герман Кириллович.
– Светлана! – Он вдруг резко остановился. – А вы не будете возражать, если завтра мы с вами пойдем на очень интересную премьеру в «Ленком». У меня приглашение на два лица.
– На самую настоящую премьеру? – поразилась Света.
– Да, – серьезно ответил ее собеседник. – Я буду вас ждать в шесть у театра, договорились?
Света кивнула.
– Считайте, что я беру над вами шефство, – шутливо предупредил ее собеседник, – вы будете моей дамой.
– Только не Пиковой, пожалуйста! – попросила Светлана.
– Именно Пиковой, – подхватил Герман Кириллович, и они весело рассмеялись.
Подойдя к освещенному зеву подземного перехода, она повернулась к Герману Кирилловичу:
– Мне в метро, а вам?
– Я здесь недалеко живу, пойду пешком, – мужчина махнул рукой куда-то сторону и, поклонившись, поцеловал ее холодную руку: – До встречи.
Всю дорогу домой Светлана чертыхалась, она обзывала себя самыми сильными ругательствами, какие только имелись в ее лексиконе. «Дура, надо же так! Как затмение какое нашло. Не пойду я на эту премьеру. Не пойду ни за что!»
Вид мирно сидящих у телевизора мужа и сына вызвал у Светланы угрызения совести. «Сидят, бедные мои, пока мать мотается черт знает где», – распаляла свое чувство вины Света. Но ни тот, ни другой не обратили на нее никакого внимания – по телевизору показывали боевик. Переодевшись в спортивный костюм, она пошла на кухню, где привычный вид сваленной в раковину посуды и неубранные остатки обеда вызвали у нее неожиданный приступ нежности и ощущение причастности к своему дому и семье. «Какая премьера? – спрашивала она себя, моя посуду. – Какой Герман Кириллович? Какой „Эйнштейн“? Что это со мной было?»
Вытерев руки, она стала пристально изучать содержимое холодильника. В кухню, тяжело топоча, ввалились мужчины. Они заполнили собой все пространство – грохнули чайник на плиту, крупно нарезали хлеб и колбасу, оттеснив хрупкую хозяйку в самый угол кухни.