Светлана Храмова - Мой неправильный ты
В машине Алексей молчал. Угрюмо следит за дорогой. Ни один мускул на лице не движется, суров.
– Нервный парень Володя, – сказала Рита.
– Зато специалист. – Он отвлекся от дороги на миг, оглядел Риту, восторг и мука в его глазах – впервые! Или не впервые? И раньше не замечала, не до того было?
Стремительный роман, рискованный как виражи гоночников по отвесной стене. Алексей снова смотрит прямо перед собой, рука на Ритином бедре, затянутом джинсами.
– Ты на одну минуту представь, в каком напряжении он живет. А ответственность какая! Люди его профессии рискуют, они экспериментируют…
– …на других людях других профессий. Все это очень интересно. Я ошибаюсь – или ты действительно убил невинного человека? Я полчаса слушала, наркотики могут быть качественными и некачественными, действие дозы нельзя предугадать. Игорь, или как там его, соблазнитель, короче, предложил девушке улетный набор, она не возражала, ей все понравилось. Эва была совершеннолетней, Леша.
Алексей чуть не выпустил руль, теперь уже всем телом развернувшись к ней, диалог его интересует больше, чем дорога.
– Следи за дорогой, дорогой! Я всего лишь говорю то, что думаю. И мне важно, чтобы ты меня услышал. Но это не последнее слово, давай выживем.
– Мы выживем, Рита. – Алексей усилием воли остановил себя, желание ударить ее ушло. Не ожидал. Что это с ним? Но заставил себя говорить спокойно. – Артур посадил мою дочь на наркотики. Володя мне долго объяснял, что это за смесь, отдельные компоненты он встретил впервые. Но он посадил мою дочь на наркоту, он приговорил ее. После ее гибели я нашел тетрадку, где история рассказана в подробностях. Подробности мерзкие.
– Ты действовал быстро?
– Это был момент, который я помню отчетливо – вода, холодная вода, и моя рыжеволосая дочь. Без каких-либо признаков жизни. У нее мордашка круглая, она белолицая была, я этим очень гордился. Я вообще ею гордился. Не мог же я круглосуточно ее охранять? И вдруг в тот момент понял, что нельзя любимых оставлять ни на минуту. Они беззащитны, моя дурацкая любовь сделала ее беззащитной. И – «будь свободна!» Эва осталась на свободе и выбрала. Я сказал – осталась, а не оказалась. Приговоренная быть свободной, мной приговоренная! И подонок Артур этим воспользовался. Если бы было десять Артуров – я бы убил десять человек. Я поджег его клуб, и мне было все равно, кто там погибнет. Никто не погиб – и я даже не говорю «к счастью». Шакалы в шакальей дыре. Я не мог поступить иначе. Да, улетел в Майами, чтобы остановиться.
– Или спастись? – спросила Рита.
– Да я бы город поджег в конце концов, мне хотелось стрелять в каждого! На похоронах ее стоял у гроба, навытяжку стоял, а мне хотелось перестрелять пришедших! Равнодушных, с наклеенными на лица сострадательными минами, мне и тебя хотелось застрелить, был такой момент.
– Когда?
– Да нет, не сейчас. Не надо так на меня смотреть, я не чудовище и не маньяк. Тогда, в крематории… Мучительная пытка. Отец, который не смог спасти свою единственную дочь. Иногда мне кажется, она была слишком прекрасна, она сказочная, она миф, Елена Прекрасная, дар богов, который сводит с ума. В моих фантазиях я убивал каждого, кто когда-то был с ней знаком, говорил с ней – и не спас. Не предупредил меня вовремя… – Он выглядел беспомощным и жалким, в его сознании заплясали образы, вытесненные старательно и давно. Теперь он не справлялся с наплывом воображаемых чудищ, затаившихся на какое-то время, но угнездившихся в измученном Лешином воображении навсегда. Его лицо исказилось, он выглядел зверем – загнанным, затравленным. – Ничего более мучительного в моей жизни не было.
– Леша, ты оказался один на один с нерешаемой проблемой. Инстинкт самосохранения включился на полную мощность, твое сознание работало, назначая виновных, ты спасся, но как? Преступлениями, жестокостью, местью. Похороны помогают скорбящим сосредоточиться на светлых воспоминаниях. Но ты сосредоточился на злобе. Мир виновен в смерти Эвы. Да, мир виновен. И я виновна. Но в твоем случае я вижу бегство из сложной ситуации прежде всего. Случай уникальный, так как ты смог вернуться. Свершил свой личный суд – и вернулся к нормальной жизни.
– О, ты считаешь, это так сразу и произошло? Я прилетел в Америку невменяемым, ни с кем не мог говорить, меня спас случай. Просто случай. Я встретил человека, его ситуация в чем-то сходна с моей, мы горевали вместе. Джек предложил мне работу, он меня из ада вытащил. И помог многое понять. То, что никогда не поймешь ты, – и не нужно, я не хочу, чтобы ты углублялась, все это подсознательное, бессознательное – джунгли, из которых возврата нет.
– Это было уже потом. А вначале ты избежал трудного адаптивного поведения, что есть причина действий в состоянии аффекта. Тебя захлестнула эмоция, «внезапное падение сознание в магическое». Да, я цитирую основы экзистенциальных теорий, не к месту и нелепо, но твой случай классический! Гнев – один из неадаптивных способов разрешить конфликт, он приспособлен снять напряжение. Вот и все. Ты крушил бы предметы вокруг себя до тех пор, пока не пришло успокоение. Примирение. Ты мог убить и десять, и сто человек. Жертвоприношение на алтарь красавицы Эвы. Ведь она значительно более других достойна жить, правда? Но другие живут, а она умерла, вывод – этих других нужно убить. Странно, что ты не свихнулся окончательно на этой почве. Эмоция могла зафиксироваться, ты бы последовательно лишал жизни одну жертву за другой. Ведь сознание, что ты запросто можешь убить другого человека, что ты вершишь суд, решаешь, кто достоин дышать, а кто нет, уже шаг в запредельное. Туда, откуда не возвращаются. Или возвращаются в смирительной рубашке, в наручниках, в гробу, да как угодно, но не в качестве благонамеренного любвеобильного господина, подарившего цветы женщине по имени Рита.
– Рита, все так. Я думал об этом. Но отметь – я честно тебе признался. Зная, что рискую, что могу тебя потерять. Падение сознания, состояние аффекта… нет, любимая: я взял на себя ответственность. Ты цитируешь Сартра, значит, помнишь и это: «Свобода выбора – основной принцип. Создание собственного сценария, авторство проекта». Я выбираю. И несу ответственность. Я взял на себя ответственность и слегка преобразовал реальность. Как архитектор. Подправил. Убил мерзкое животное, сжег его нору, нора, кстати, мало пострадала при пожаре, жаль. Выход за границы, за пределы, поверх барьеров. Трансцендентация, если уж ты так любишь проводить заумные параллели. Я тоже поклонник Сартра, у меня его портрет в кабинете висит, в юности увлекался. Мы, кстати, уже подъезжаем. И… спасибо за этот разговор. Ты знаешь, странно, но я почувствовал себя прощенным. Ты не убежала, я все ждал, что закричишь сейчас: останови, стоп, я выйду! Я знаю, это трудно… И жить с этим непросто. Я знаю. Мы, в общем, приехали.
