Адриана Триджиани - Лючия, Лючия
— Я, — говорю я.
— Вам телеграмма, сеньора. Церемонно он вручает мне желтый конверт.
НАСЛАЖДАЙСЯ ОТДЫХОМ.
ЖДУ. СКУЧАЮ ПО ТЕБЕ.
С ЛЮБОВЬЮ, ДЖОН
— Как романтично! — вздыхая, говорит Розмари. Мои братья хохочут.
— Да, вы просто кучка кривляк, — одергивает она их Управляющий позаботился предоставить нам комнаты с видом на канал и порекомендовал поужинать в расположенном неподалеку ресторане. После хорошего дневного сна, празднично нарядившись, мы идем с папой на открытый рынок около реки. Он объяснил, что вечером продавцы выбрасывают не раскупленную рыбу и морепродукты в реку, и все это плывет вниз по течению. Совсем не то что в Нью-Йорке: папе приходится тратить уйму денег на то, чтобы из «Гросерии» вывезли мусор.
«Посиделки у Лавинии Стеллы» — лучший ресторан в Тревисо. Оказывается, его владелец — родной брат управляющего нашим отелем. Как только мы туда входим, становится понятным, что нас ждут.
— Дети, — говорит папа, когда мы рассаживаемся за столом — Теперь вы видите, откуда я родом. Люди работают бок о бок друг с другом, сообща. И мне бы очень хотелось, чтобы вы переняли их опыт.
— Папа, но мы и так работаем вместе, — возражает Роберто.
— Да, но вы слишком много спорите друг с другом, — поднимает папа руки, привлекая наше внимание к атмосфере, царящей в обеденном зале. — Здесь ты никогда не услышишь перепалки.
Я вмешиваюсь в разговор:
— Это потому, что они прячутся на кухне, чтобы выяснить отношения.
Расслышав мои слова, Орландо начинает смеяться, но все понимают, что папа прав. Его самой заветной мечтой в жизни было оставить свое дело сыновьям, но для этого нужно, чтобы сыновья ладили друг с другом. «Niente litigi![46] — всегда говорит он. — Никаких перебранок!»
Сначала нам подали вкусный салат из леща и креветок, украшенный зеленью. После официант принес орекьетте[47] в розовом соусе, куда входят базилик, помидоры, ликер-крем и масло. Дальше — блюдо бараньих котлеток в сухарях, поджаренных на оливковом масле. На десерт в маленьких вазочках нам приносят сладкий крем, политый карамелью.
— Если бы мы так ели каждый день, мне бы пришлось расставить все свои юбки, — говорю я Розмари, складывая руки поверх живота и откидываясь на спинку стула.
— Не беспокойся, сегодня мы так много прошли пешком, наверное, миль пять от вокзала до гостиницы. Это все равно что прогуляться от Коммерческой улицы по Бруклинскому мосту до дома моих родителей. — Розмари улыбается и съедает еще одну полную ложку крема.
Папа поднимает бокал:
— Mia famiglia.[48]
Я улыбаюсь ему. И как бы я ни скучала по Джону, я понимаю, что буду очень рада, если мне выпадет шанс еще раз отправиться в такую поездку с моим отцом.
— Господи, пап, перестань плакать. Что о нас подумают, — лукаво говорит Эксодус.
— Простите. Я пью за моих родных, за тех, кого я люблю больше всего на свете. Завтра мы посмотрим Венецию, а потом в мой отчий дом. Salute.[49]
Мы все поднимаем бокалы и добавляем:
— Cent'anni.
Пусть еще сто лет все мы будем здоровы и счастливы. Теперь слезы стоят даже в глазах Эксодуса, но мне не хочется дразнить его, потому что я чувствую, что сама вот-вот расплачусь.
Глава 8
До Годеги ди Сант-Урбано можно добраться тремя способами: на машине, на лошади и пешком. Наша машина похожа на те автомобили начала века с откидными задними сидениями, статьи о которых можно прочитать в журнале «Смитсониан».[50]
— Каждую минуту я жду, что сейчас подойдет Тедди Рузвельт и начнет крутить ручку автомобиля, чтобы запустить мотор, — наблюдая это зрелище, говорит мама. Единственный из всех нас, кто восхищается «ситроеном» серии А, — это Эксодус. Он даже знает марку этого швейцарского ночного кошмара и может назвать год его выпуска. Но все мы считаем этот автомобиль развалиной.
Мы втискиваемся в машину. Кажется, сегодня самый жаркий день в истории Италии. Наше путешествие такое тяжелое, что мама успевает три раза перебрать свои четки, умоляя Господа не дать машине развалиться и помочь нам благополучно добраться до места. Годега некогда была маленьким фермерским поселением, но потом община построила новую церковь и уговорила папу Урбана XXI прийти и освятить ее. Вместе с благословением поселение приобрело и вес, и было переименовано в Годегу ди Сант-Урбано, а нищие поселенцы стали известны всей Италии своей набожностью и упорством.
Пейзаж вокруг такой, будто здесь никогда не было цивилизации, но вот, наконец, и указатель: «ГОДЕГА ДИ САНТ-УРБАНО». В Годеге очень короткая главная улица, и по соседству с бескрайними полями, простирающимися за ней, она кажется еще меньше. А вот и церковь, и магазин тканей, и летнее кафе с зелеными зонтиками. А это военный монумент — гладкий, вытесанный из мрамора обелиск в центре газона, обнесенного цепями, укрепленными на столбиках. Несколько распряженных лошадей стоят рядом с портиком, на котором в грязи ковыряются курицы.
— Деревня, — обреченно говорит мама. Бедняжка. Она выросла среди шумных улиц Бруклина и никак не может разделить с папой его восторг от возвращения на родину. Но я чувствую, что готова к встрече с этой землей, потому что запомнила все его рассказы о ней. Годега в точности такая, как описывал ее папа.
— А мне нравится, — словно читая мои мысли, говорит Орландо. — Такое чувство, что я вернулся домой.
Пока другие мои братья занимались всякой ерундой, Орландо сидел рядом со мной и слушал папины рассказы о Венеции.
Небо такой отчаянной голубизны, какая бывает только на юге: ни единого облачка, которое бы нарушало этот яркий цвет. Поля и холмы простираются до самого горизонта, словно кусок шелка, разложенный на столе для кройки; легкий бриз колышет волнами золотистую пшеницу. А в конце всего этого великолепия — Доломитовая гора, со склонами цвета перьев серого голубя, и вершины — словно присыпанные солью.
— Доменик! Eccoci qua![51] — машет рукой папа.
Его кузен, который едет на открытом грузовике — еще одна развалина, — завидев нас, начинает гудеть. Доменик останавливает машину, выпрыгивает с водительского места, чтобы обнять папу. Он примерно тех же лет, что и папа, у него целая копна коротко остриженных седых волос, он широкоплеч, как все родственники с папиной стороны. Две восхитительно красивых девушки выходят из машины вслед за ним вместе с женщиной его возраста.
— Вот это да! — завидев девушек, присвистывает Анджело.
