Диана Морьентес - Эволюция чувств
— Ну, ты хоть до сентября подожди. У тебя же скоро экзамены, — невозмутимо посоветовал Максим.
Вообще-то, Наташа рассчитывала, что он начнет ее отговаривать!
— Нет, я это сделаю как можно скорей! — девушка вихрем пронеслась через кабинет и так же внезапно остановилась у окна. — Ты же не думаешь, что там я не смогу сдать экзамены? Просто я не хочу, чтобы ты был моим учителем. Хватит! Уйду в седьмую — это тоже недалеко от дома. Давай начнем с нуля и без некоторых деталей типа служебного положения или возраста, — и, повторяя его интонацию, с которой он ставил ее перед выбором недавно в кафе, предложила: — Смотри, есть два варианта: либо будем встречаться, либо забудем друг о друге!
Учитель пожал плечами:
— Мы и так встречаемся.
Наташа поправила:
— Я поняла, чем это отличается от того, что сейчас. Я хочу, чтобы ты считал меня своей девушкой. Чтобы так считали наши друзья и знакомые. Чтобы ты не целовался с другими девушками, не обнимался и даже не флиртовал!
Максим вышел из-за стола, подошел к девчонке и присел на парту возле нее.
— Солнышко, давай поговорим об этом позже.
— Нет! Мы поговорим об этом сейчас! В последний раз! — заорала Наташа.
— Почему ты не хочешь меня понять?! — орал Максим в ответ.
— А почему ты не хочешь?!
— Что за крики?! — гневно изогнула брови молоденькая географичка. Она стояла за Наташиной спиной, и ее приход видел только Максим. — Фролова! — начала она читать мораль. — Кто тебе разрешил повышать голос на учителя? То, что он хорошо к тебе относится, это еще не основание позволять себе так разговаривать со старшими!
Наташа зло обернулась на учительницу, потом резко взглянула Максиму в глаза. Но мужчина полностью переключил свое внимание на географичку, и Наташа словно услышала со стороны, как некрасиво выглядит такой тон:
— Людмила, я сам разберусь, хорошо?! — не сбавляя громкости после Наташи, обратился Максим к коллеге. — И почему Вы входите без стука?! Вы что здесь на приватном положении? Какой Вы пример детям подаете, если сами не следуете простейшим приличиям?!
— Зайдёте ко мне в кабинет, как освободитесь? — глазом не моргнув, хотя и посерьезнев, попросила Людмила Геннадьевна.
— Зачем?! — застонал Макс.
— Обсудим наши с Вами ошибки в воспитании учеников… — учительница улыбнулась и, не дожидаясь ответа, чтобы было эффектнее, вышла и закрыла за собой дверь.
— Она к тебе клеится!!! — завопила Наташа, тяжело дыша и дрожа бровками.
— Да, она ко мне клеится!!! — точно так же заорал Макс.
И вдруг оба замолчали. Словно поняли, что они элементарно скандалят. Максим не сердился за это на девчонку — на ее месте он взбесился бы точно так же. Людмила, похоже, специально старается провоцировать Наташину ревность, чтобы на ее фоне выглядеть спокойной и уравновешенной, — Максим замечал это уже не раз. Но Наташа еще не настолько опытна, чтобы воспринимать это холодно и рассудительно. Схватил ее за талию и дернул к себе так сильно, что, чтобы не упасть, Наташе пришлось повиснуть на его шее. Максим обнимал ее крепко-крепко, пока не почувствовал, как ее тело стало расслабляться. Тогда начал успокаиваться и сам. Подумал вдруг, что будет, если зайдет кто-нибудь из учителей, как частенько бывает… И сразу же забыл об этом.
— Больше никогда на меня не кричи, — попросил он спокойно и тихо. — Я даже своим начальникам этого не позволяю и уж тем более не стану терпеть от девушки.
— Да, извини, — шептала Наташа ему на ухо, заметив, что копирует поведение своей мамы. — Мои родители каждый день разговаривают на такой громкости… Я не хочу быть похожей на них!
— Твои волосы так приятно пахнут!
Наташа стояла у него между ног и чуть-чуть нервничала. Она уже знала на примере приставаний Карена, где у мужчин что находится, и неосознанно старалась отодвинуться от этого места. Максим это заметил и не настаивал: ослабил объятия и перетащил ладони выше по Наташиной спине, скомкав ее волосы и запутавшись в них пальцами. Осыпал поцелуями ее лицо, потом укусил за ушко, прошелся губами по шейке. Наташа податливо запрокинула голову назад, когда его поцелуи поползли по линии подбородка. Чем ближе были его губы к ссадине на подбородке, тем медленнее и нежнее становились ласки. По самой ранке нежно-нежно, почти невесомо провел влажным языком. Наташа блаженно улыбнулась:
— Извращенец!
Подобравшись поближе к ушку, Максим сказал ей тихо:
— Не ревнуй. Доверяй мне. Я люблю тебя, моя маленькая, и не хочу, чтобы ты переживала, тем более из-за действительно посторонних людей.
Любит ее — и у Наташи замерло сердце. Не первый раз в жизни слышит эти слова. Но никогда еще ничей голос не звучал так весомо, так значимо… А Максим даже и не заметил, что он сказал. Эти слова и Наташа — такой привычный дуэт…
— Повтори еще раз! — попросила девчонка поскорей, пока он не забыл.
Вот только теперь Макс понял, какой важный шаг совершил. Назад теперь повернуть уже нельзя. Нельзя даже будет сказать завтра, что он был сильно пьян и поэтому наговорил всякой чепухи, как обычно делает Андрей, чтобы расстаться с той, с кем провел ночь, наобещав женитьбу и совместных детей.
— Я тебя люблю. Это? — повторил он уже глаза в глаза. Наташе нравилось это слышать, а Макс заметил, что когда говорит это по просьбе — не испытывает никаких душевных эмоций.
— Еще! — требовала ненасытная девчонка.
Мужчина усмехнулся такой наглости:
— Кажется, ты говорила, что слова для тебя значения не имеют!
Девушка тут же придумала отговорку:
— Мне твой голос нравится слушать.
— Я тебя люблю, — послушно сказал Максим. От частого употребления такие слова становятся затертыми и блеклыми.
А то, что переживала в этот момент Наташа, словами передать очень трудно. Это не триумф, не победа. Это, наоборот, полная капитуляция. Все муки, пережитые за два года, показались таким добрым, созидательным чувством, что сейчас она готова была ждать Максима еще тысячу лет! Смотрела в его красивое серьезное лицо и не понимала только одного:
— Тогда почему ты не хочешь со мной встречаться?
— Я так решил! — сказал он с некоторой долей иронии по отношению к самому себе. У него привычка говорить эту фразу, но он заранее знал, что Наташу это не остановит. И не ошибся.
— А почему такие вопросы ты решаешь без моего участия? — обиделась она.
— Я старше. Я больше рискую. Я мужчина, в конце концов!
Он с трудом сдерживал улыбку: на его наглость она реагирует с таким подростковым негодованием, которое описывают в трудах по педагогике. В чем-то — уже взрослая, в чем-то — малышка. Меняем тактику:
