Людмила Сурская - Ксюха
Глупо улыбаясь, я покачала головой. Он, забрав из моих рук нож и колбасу, кинул всё это на стол и, взяв за руку, потащил за сауну. Прижав к бревёнчатой стене, свистящим шёпотом настаивал:
— Ну?
— Я целоваться хочу, — выбухнула я.
Его глаза округлились, и, сдерживая ироничную улыбку, он прошептал:
— Это опасное и вредное воздержание. Поцелуи препятствуют образованию стрессовых гормонов. Придётся немедленно целоваться.
И мы целовались, пока не появилась Юлька.
— Лижетесь?! А я то думала, куда вы так резво исчезли. Не смотри на меня так испепеляюще подруга. Как медик я только — за. Поцелуи — хорошее средство омоложения. Я тебе как врач заявляю, что у целующихся пульс увеличивается до 150 ударов, что благоприятно воздействует на клетки организма.
Я готова была её убить. Иван, поймав мой несчастный взгляд, велел топать ей, откуда пришла. И забыть на время о нас. Юлька надулась, но с места не двинулась. Её, по-видимому, распирала зависть. Потому как она проныла:
— Вам что ночи мало, с чего вы по углам зажимаетесь? Вас же никто не ловит. Хотя как не крути, а страстные и долгие поцелуи расходуют наших 12 килокалорий. Может, вы худеете так?
— Ты угадала, именно худеем а теперь сгинь, — рявкнул Иван.
Не отвлекаясь на мужское ворчание, Юлька буркнув: — "Облезешь" Подхватив меня под локоть, потащила за собой.
После шашлыков мужики затаранились в баню, а мы потягивали шампанское и вели разговоры ни о чём. Когда у калитки зашёлся в лае Риччи, я не сразу обратила внимание. Но Потаповна не выдержав такого надрыву и захватив кусочек мясца для обольщения псине, пошла проверить. Вернувшись, отозвала меня в сторонку и просила посмотреть самой. Не расспрашивая, я отправилась за ней. За забором стоял молодой парень. Его руки оттягивала накрытая полотенцем старинная громоздкая книга.
— Что за беда? — не поняла я, переводя взгляд с Потаповны на незнакомца.
— Ксан, это Валентине Ильиничны, через пять домов от тебя по моей стороне, внук. Она умерла позавчера.
— Сочувствую. Только что вы с меня хотите, библию читать я не умею. Это вы не по адресу обратились, — съязвила я.
— Вы не поняли, — заволновался парень. — Я продать её хочу. Купите. Антиквариат. Староверов наследие.
— Ну не знаю, я не увлекаюсь стариной…, -опешила от такого напора я.
А парень не отставал. Топтался на месте и ныл:
— Мне деньги нужны. Я не дорого прошу. Она хороших бабок стоит, а я за ерунду продаю, купите.
— Ладно, сколько ты хочешь? — сдалась я, понимая, что от него не отвязаться, а из бани вывалили мужики, с хорошим настроением рассаживающиеся к столу, и портить им его сейчас совершенно не резон.
Потаповна по-соседски пообщалась с ним, а я побежала за деньгами. Забрав массивную книгу, даже не любопытствуя, что приобрела, подталкивая Потаповну, поспешила к столу. Кинув книгу в конец скамейки, забыла о ней. После баньки мужики опять пили пиво и кромсали раков. Куда в них та горькая вода лезет? — недовольно морщилась я. Ванюшка с дочкой Юльки затеяли возню и столкнули нечаянно книгу на плиты. Пытаясь поднять толстенную огромных размеров книгу, они столкнулись лбами и, отшатнувшись, заплакали. Галин сын Петька кинулся им помогать.
— Тётя Ксана, дядя Ваня, тут кожа на корочках треснула. — Прокричал он, пытаясь перекричать говор и музыку.
На этот его вопль, на них самих и их возню обратил внимание только сын Потаповны Валера. Вытерев тщательно руки о полотенце, он подошёл к детям и забрал книгу из рук паренька. Тут же его брови удивлённо выскочили вверх.
— Откуда?
Потаповна кивнула на меня: "Ксюха купила".
— Вы хоть знаете что это?
— Тык сказал, что староверов добро. — Ввела в курс притихший народ Потаповна.
— Так и есть, староверов. Смотри кожа, лопнула и там выглядывает листок.
— Ты прав там что-то кроется, хотя может прокладка? — покрутила в руках книгу с умным видом она.
— Не знаю, сейчас посмотрим… Эй, мужики, кончайте ракам казнь устраивать. Я, кажется, чего-то интересное нашёл. Андрей дай нож.
— И что же?…
— Нечто странное, мужики.
— Я в этом не сомневаюсь, — заволновался Петька. — Смотрите тут в уголке на развороте обложки буквы. Вообще-то, похоже слово. Красный карандаш. Сейчас, сейчас… Кап… Что за кап? Нет там ещё дальше что-то… Ура! Я прочитал: "Каппель". Хм! Странно. Что бы это могло означать?
— Может зря шебушишься, что там может быть кроме охраняющей молитвы. Испортишь только вещь, — недовольно заворчала я. Но мужиков было уже не остановить, они враз сунули свои носы туда. Зашикав на меня хором.
— Не шуми.
— Мы осторожно.
— С обратной стороны поработаем.
Я, поняв, что с азартом мне не справиться, в них проснулся охотник, махнула рукой. "Валяйте". Мешая друг другу советами, освободили корочки от кожи. С двух сторон лежало по пожухлому листу. Осторожно, чтоб упаси бог не порвать или поломать, отлепили и развернули.
— Карта! — выдохнул Валера. — Две половинки.
Все уставились на эти тронутые временем листы с измочаленными краями.
— А вдруг сокровища, — захлебнулся догадкой Петька. — Иначе, зачем прятать.
Я отмахнулась, от них, как от назойливых мух, не придавая всей этой дребедени большого значения. Всё это попахивало детской забавой. Нашли на что тратить время.
— Счас разберёмся. — Солидно заявил Валера, забирая листы у Андрея. — И давайте отправьте подалее детей. Ни к чему им это.
Потаповна, выполняя наказ и забрав ребятишек, потащила в дом.
— Мультики посмотрите. — Убеждала она шипящую от неудовольствия детвору.
— Вот ещё, — возмущалась Юлина красавица, — мы в такое детство не впадаем.
— Ты из него ещё не выпадала. — Отрезала удивлённая таким переменам с детьми Потаповна.
— Я б Кама Сутру посмотрела. — Заявила та, сверля чужую тётку взглядом.
— Кама что? — не поняла Потаповна, вспоминая где слышала то слово. "Кама, река такая. Может то про детство Горького она ведёт речь, а я напрягаюсь"
— Про Горького что ли?
— Какой Горький, Потаповна, ты чё с печки упала?
"Раньше за уши не оторвать от мультиков, а сейчас вместо Бременских музыкантов Кин Конга им подавай или Кама Сутру. Бог весть что это такое. По мне так то Кама с утра. А что оно по ихнему, бог весть".
А в беседке шёл разбор полётов.
— Отрезок карты… Карта и самая настоящая. Военная. Похоже царского периода. Причём одно и тоже место. Дорога к нему и само место. Всё абсолютно чётко обозначено и точно ограничено. — Рассуждал вслух Иван. — Расписано, как в аптеке ничего не упущено.
