Наташа Колесникова - Война чувств
— Все это замечательно, Вася, — сказал Епифанов. — Но где гарантии, что ты меня не кинешь потом, когда я раскручу тебя? Пойдет спрос — крупные супермаркеты кинутся к тебе. А я останусь при своих интересах.
— Жора, дорогой! — Панченко похлопал его по плечу. — Я проехал эту остановку давно. Кидают для чего? Для выгоды. А мне главное — работать с единомышленником, толковым и порядочным. Мне это нужно, интересно, понимаешь? Кажется, нашел такого. И даже если у нас будет убыток — я готов возместить его. Но разумеется, хочется получать прибыль. Не ради денег, а чтобы убедиться — верной дорогой идем, правильно соображаем.
— Слушай, Вася, о таком партнере только мечтать можно.
— Это верно. Но мечтать — глупо. Нужно работать, доказывать, на что ты способен как партнер. Ты доказал. В парники я тебя не поведу — далеко, и темно уже стало. Пошли домой. Ты как, освежился?
— Отлично себя чувствую.
— Значит, пришло время баньки. Не хочешь сказать, что с женой?
— И сам пока не знаю…
— Ну и ладно. Пошли. Настя уже нас ждет.
— Слушай, Вася, а как это все охраняется? Ведь местные хулиганы могут побить стекла оранжереи, да и вообще… народ у нас любит делать пакости богатым.
— Если народ нищий. А у меня вся деревня работает, вредить мне — значит самим себе. Кроме того, видел двухэтажное здание поодаль?
— Видел.
— Так вот, там двадцать человек, взвод профессионалов с автоматами, несут круглосуточное дежурство. Все законно. Это частная территория, имею право охранять ее. Местных не опасаюсь, но есть люди извне, которые хотели бы и на меня наехать. Ну, пусть попробуют.
— Да-а-а, — только и смог сказать Епифанов.
В предбаннике Епифанов не стал раздеваться догола, оставил на себе трусы. Панченко обнажился полностью. Прогулка по окрестностям птицефабрики на холодном, свежем воздухе выветрила остатки похмелья, и уже хотелось погреться. Ну а где это получится лучше, чем в парной? И когда парная покажется раем, как не после прогулки по холодным грязным лугам? Мысленно благодаря Панченко за столь мудрое решение, Епифанов ринулся в парную. А там уже все было как надо. Горячий влажный воздух, жаркие полки, чем выше, тем жарче. Аромат дубовых веников… Господи, хорошо-то как!
Епифанов забрался на средний полок, Панченко залез на самый верхний и стонал там от жара и удовольствия. И снова, как в прошлый раз, в парную вошла Настя с дубовым веником в руке, только на сей раз она была совсем голой. Епифанов, скосив глаза, смотрел на ее красивые, полные груди, на аккуратно подбритый лобок — там волосы, оставшиеся после бритвенной экзекуции, были тоже русыми.
— Да вы снимите трусы, Георгий Петрович, — сказала она, — чего стесняться-то?
Епифанов послушался совета, стащил трусы, бросил их вниз, но лежал на животе, дабы не показывать девушке все свое достояние. Она положила трусы на полочку и принялась хлестать его веником. Епифанов стонал, мычал, охал от удовольствия, так приятно это было, особенно если по разгоряченной спине хлещет веником красивая обнаженная девушка!
— Все свои, не называй его Георгием Петровичем! — приказал Панченко. — К черту официоз.
— Жора, а теперь повернись на спину, — промурлыкала Настя.
— Думаешь, это нужно? — озабоченно спросил Епифанов.
— Слушайся Настю, — сказал Панченко.
Епифанов неловко перевернулся, лег на спину. Дубовый веник стал хлестать его по груди, потом, менее яростно, по животу, потом, совсем ласково, по…
— Это очень стимулирует, когда массируются я… ну, вы знаете что, — сказала Настя.
Все это было чертовски приятно. Епифанов блаженно закрыл глаза, предоставляя девушке полное право делать с его телом все, что она хочет.
— Меня тоже похлещи, — попросил Панченко.
— Перебьешься, Вася, — сказала Настя. — Ты лучше пригласи свою Марину, пусть она за тобой ухаживает!
— Нахалка! — заорал Панченко. — Я тебя уволю!
— Не уволишь.
— Хорошо, не уволю… если ты пригласишь Маринку. Бегом, я сказал!
— Слушаюсь, босс. — Настя еще раз хлестнула Епифанова чуть пониже живота и выскочила из парной.
— Она бесподобна… — простонал Епифанов.
— Сама напросилась, — буркнул Панченко. — Похоже, пора расставить точки над i. Женюсь на Маринке.
— Она сживет со свету соперниц, — сказал Епифанов.
— Не сживет. Сделаю так, чтоб все были довольны. Марина, похоже, была недалеко от бани, явилась скоро со своим веником. Да, банька получилась такая, что… глаз не оторвешь. Уж как Марина хлестала Панченко, посочувствовать можно было миллиардеру. Но он стонал вполне блаженно. А Настя принесла простыню, накрыла ею Епифанова.
— Пора в бассейн, Жора!
— Давай и я тебя похлещу немного? — предложил он.
— Давай, — согласилась Настя и заняла его место на полке.
Он, укутавшись в простыню, ласково похлестывал ее спину, ягодицы дубовым веником, но Настя требовала сильнее, и он хлестал сильнее, потом изо всех сил, а она только протяжно стонала и томно улыбалась ему. Потом перевернулась на спину:
— А вот здесь аккуратнее, Жора.
И он стал хлестать ее по грудям, животу, по лобку, а она снова ахала, все шире и шире раздвигая ноги. Епифанов не решался хлестать там, но понял, что нужно, и стал осторожно поглаживать распаренными листьями между ног девушки. Она взвыла от наслаждения, а потом соскочила с полка, обняла его и повела из парной. Вместе плюхнулись в холодный бассейн, Епифанов в простыне, Настя совсем голая, и там прыгали, орали, обнявшись, страстно лапали друг друга, ныряли. Епифанов едва не потерял свою простыню. Это казалось каким-то сладостным сумасшествием.
Настя резво выбралась из бассейна (как же приятно наблюдать за голой девушкой, вылезающей из бассейна!), укуталась в простыню, поманила Епифанова. Он тоже выбрался и был лишен мокрой простыни, облачен в сухую, причем Настя старательно промокнула ею самые интимные места Епифанова. А он не возражал. Настя усадила его за стол, поставила бутылки с запотевшим пивом из холодильника и горячих раков с укропом. Потом добавила миску с полосатыми креветками, тоже горячими, и четыре хрустальных фужера.
— Ты просто фантастика, Настя, — сказал Епифанов.
— Ты тоже ничего, Жора. Очень симпатичный мужик. Ну что, наливай пиво.
— Может, подождем их?
— Я сказала — наливай! — капризно произнесла Настя.
— Ладно…
Епифанов разлил пиво, они чокнулись, выпили и принялись сначала разделывать раковые шейки. Креветки стали более привычной закуской к пиву, чем настоящие русские раки, да еще сваренные с укропом и пересыпанные им.
