Федерико Моччиа - Три метра над небом. Я хочу тебя
Джин насмешливо улыбается.
— Блин, ты не перестаешь меня удивлять.
— Это ты насчет моего французского?
— Нет. Это я насчет того, что ты просто так бросил мотоцикл.
И входит в подъезд, высоко задрав голову. Я быстро ставлю блокиратор и уже через минуту обгоняю ее. Вхожу в лифт раньше, чем она.
— Синьорина поедет в лифте, или она боится и пойдет пешком?
Она входит в кабину и с уверенным видом встает напротив меня. Встает так близко… слишком близко… Сильна. Потом чуть отодвигается.
— Хорошо. Синьорина доверяет своему chaperon. Какой этаж, синьорина?
Теперь она прислонилась к стенке и смотрит на меня. У нее большущие глаза, она — сама невинность.
— Пятый, пожалуйста.
Она улыбается, ей нравится эта игра. Я резко наклоняюсь, касаясь ее: делаю вид, что никак не могу найти кнопку.
— А, наконец-то. Вот пятый.
Она так и стоит, прижавшись к стенке из старого дерева, местами побитого и потертого. Едем молча. Я стою совсем близко к ней, спокойно, без движения. И вдыхаю ее аромат. Чуть отклоняюсь, и мы смотрим друг на друга. Наши лица рядом, Джин чуть моргает, и снова смотрит на меня, не отводя взгляд. Уверенная в себе, дерзкая, ни тени страха в глазах. Я улыбаюсь, ее щеки чуть вздрагивают: легкий намек на улыбку. Потом она наклоняется и шепчет мне на ухо горячим, чувственным шепотом:
— Эй, chaperon…
Дрожь пробегает по моему телу.
— Да? — я смотрю ей в глаза. В них — насмешка.
— Мы приехали.
И быстро проскальзывает мимо меня. Через мгновение она уже на лестничной площадке. Останавливается перед дверью. Подхожу к ней и вытаскиваю ключи.
— Вот. Они не хуже ключей Святого Петра[31].
— Дай сюда.
Мы так любим повторять эту историю про ключи Святого Петра. Я чувствую себя по-дурацки, упомянув о них сейчас, в этот момент… непонятно, зачем? Может быть, чтобы просто что-нибудь сказать. И вообще, почему мы говорим про них? У Святого Петра, должно быть, был всего один ключ, да и тот, похоже, ему не нужен. Так что же тогда получается, его туда не пускают? Джин проворачивает ключ в последний раз. Я стою наготове: если она попытается не впустить меня, вставлю ногу в дверь. Но Джин меня обвела. Она весело улыбается, любезно открывает дверь.
— Давай, входи, только не шуми.
Пропустив меня, закрывает за мной дверь. Потом обгоняет меня и кричит:
— Эй, я пришла! Есть кто-нибудь дома?
Квартирка милая, скромная, не заставленная мебелью, тихая. Несколько фотографий родителей над большим сундуком, другие стоят на комоде у стены. Спокойная квартира, без излишеств, без непонятных картин, разных там салфеточек. Но что удивительно — семь часов вечера, уже солнце зашло, а дома никого нет.
— Везет тебе, легендарный Стэп.
— Хватит уже с этим легендарным… И потом, что значит — везет? По-моему, здесь есть кое-кто, кому везет, в прямом смысле. Я привез тебя домой, и вот ты в целости и сохранности — аппетитная, с такой круглой попкой…
Я протягиваю руку туда, где у нее заканчивается спина.
— Слушай, хватит, а? Ты похож на заключенного, не видевшего женщин лет шесть и наконец вышедшего на свободу.
— Четыре.
Она смотрит на меня, нахмурившись.
— Что — четыре?
— Я вышел вчера после четырех лет отсидки.
— Да ладно! — она не знает, можно ли принимать мои слова всерьез: смотрит на меня с любопытством и все же решает пошутить: — Само собой, выяснится, что ты ни в чем не виноват… но все-таки, что ты сделал?
— Я убил одну девушку, которая пригласила меня к себе ровно в… — я смотрю на часы, — ну, и примерно в это время она решила, что не даст мне…
— Ой, блин… Я слышу шум, это родичи. Черт! — она толкает меня к шкафу. — Залезай сюда.
— Эй, я еще пока тебе не любовник, ты даже не замужем. Какие проблемы?
— Ш-ш-ш.
Джин закрывает меня в шкафу и выбегает из комнаты. Я сижу в темноте и не знаю, что делать. Слышу отдаленный шум открывающейся и закрывающейся двери. И больше ничего. Тишина. Все тихо. Проходит пять минут. Восемь. Тихо. Я смотрю на часы. Бляха, уже почти десять минут прошло. Что мне делать? Дальше тут сидеть? В общем-то ничего и не случилось. Тихо-тихо приоткрываю створку шкафа. Выглядываю в щелку. Тишина. Вижу отдельные предметы. Поразительная тишина, во всяком случае, мне так кажется. Вижу край дивана. Открываю дверь пошире. Ковер, ваза, и еще — ее нога, так просто — лежащая на диване. Джин развалилась на диване, прислонив голову к спинке, и курит сигарету. Ей очень смешно.
— Эй, легендарный Стэп, что это ты так долго делал в шкафу? Сам с собой забавлялся? Эгоист!
Бляха, она меня сделала! Выскакиваю из шкафа и пытаюсь схватить ее. Но Джин быстрее меня. Едва погасив сигарету, бросается наутек. Чуть не поскользнулась на ковре, вставшем дыбом под ее ногами, но успевает извернуться и выскакивает за дверь. Два прыжка — и она в своей комнате, на ходу поворачивается и хочет закрыть за собой дверь. Но не тут-то было. Я навалился на нее плечом. Джин сопротивляется, но недолго. Скоро она оставляет дверь, прыгает на кровать выставив ноги вверх, пытается защититься от меня. Она брыкает ими в воздухе и хохочет как сумасшедшая.
— Ну прости меня, легендарный Стэп, ой, нет, эпический Стэп, ой, просто Стэп, Стэп и все, чудесный Стэп! Или нет, лучше Стэп, какой ты сам пожелаешь! Я пошутила! Мои шутки хотя бы веселые, не то что твои.
— А что мои?
— Твои — мрачные какие-то! Ты убиваешь девушек прямо у них дома. Ну все!
Я скачу вокруг кровати, пытаясь прорвать ее оборону, но она внимательно следит за мной и быстро отбивается ногами, крутясь вокруг своей оси. Делаю обманное движение вправо и набрасываюсь на нее. Я прорвался: она убирает руки и подносит их к лицу.
— Хорошо, хорошо, сдаюсь… мир?
— Конечно, мир.
Она смеется и наклоняет голову набок.
— О’кей…
Слегка улыбаясь, она тянется ко мне. И позволяет себя поцеловать: мягкая, нежная, еще разгоряченная, но уже спокойная. Она позволяет себя целовать и сама целует меня, серьезно и страстно отдаваясь этому всем своим маленьким существом. На секунду открываю глаза и вижу ее лицо, так близко — с таким серьезным, таким старательным выражением. Нет, на этот раз у нее за пазухой не спрятано никаких камней. Закрываю глаза и отдаюсь поцелую. Так мы и парим вверх-вниз на одной волне, — наши мягкие языки соприкасаются, мы держимся за руки и то и дело, смеясь, толкаемся и снова сцепляем руки. Губы наши встречаются и пытаются соединится наилучшим образом в этом нежном деле — поцелуе. Вдруг Джин напряглась. Я продолжаю целовать ее. Она извивается всем телом. Что это? Страсть? Она отодвигается.
