Запрещенные слова. книга 2 (СИ) - Субботина Айя
Господи. Пол жизни бы отдала за один сеанс возвращения в прошлое на машине времени, чтобы изо вех сил треснуть себя по затылку в ту минуту, когда согласилась на предложение Резника.
Я потираю виски, разглядывая лежащий на моем перекрестке воображаемый камень моя жизнь против мечты Дубровского.
Я хожу по квартире из угла в угол, только теперь в достойной степени понимая значения выражения «найти пятый угол в четырех стенах». Пытаюсь нащупать хот я какую-то лазейку, найти разумный компромисс, но в конце концов бросаю эту затею, потому что она не приносит ничего кроме новой порции безысходности и головной боли.
Когда на экране всплывает входящее сообщение от Славы, я как раз откупориваю вино. Не отношу себя к женщинам, которые тихо, сама с собой, попивают алкогольные напитки, но в таком состоянии спать меня уложит только валерьянка на красном полусухом. На часах - почти десять. У него там, в Сингапуре, - за полночь. Я не ждала, была уверена, что он уже спит. И сейчас пару минут торможу свои попытки прочитать, что он написал.
Мне страшно.
У меня паника, подкрепленная зудящей в голове мыслью: «А может, именно вот эти сообщения - те самые, последние, после которых все закончится?»
Я делаю сразу несколько глотков вина, мысленно выдыхаю и читаю.
Шершень: Специально поставил будильник, чтобы услышать тебя. Не спишь, Би?
Сердце делает смертельный номер и падает на осколки, потому что страховочный трос ни черта не выдерживает. Он поставил будильник. Ради меня.
Несколько минут гипнотизирую экран взглядом. Что ему написать? Или может… уже не писать совсем, никогда?
Ненавижу себя за то, что впервые в жизни хочется, чтобы прилетел волшебник и решил все мои проблемы одним взмахом волшебной палочки.
Но пока я сражаюсь со своими тараканами, всплывает входящий вызов. Тоже от Славы. Наверное, увидел статус «прочитано» и решил позвонить, раз уж мы оба не спим. Я протягиваю палец к зеленому кружочку… и торможу. Ладонь так предательски дрожит, что приходится. Отложить телефон на кухонную стойку, чтобы не выскользнул из слабеющих пальцев.
Я… я не знаю, как с ним говорить. О чем? «Слава, прости, но из-за того, что я не умею выбирать себе любовников, у тебя теперь проблемы размером с Сатурн?» Или «Знаешь, я подумала, что не готова жертвовать своей жизнью ради тебя»? Меня подташнивает от любого из вариантов. А самое страшное, что у меня совершенно не осталось сил на притворство даже на пятиминутный разговор. Просто знаю, что как только открою рот даже чтобы поболтать о погоде, он сразу все поймет.
Гудок. Третий. Пятый. Я не выдерживаю сбрасываю вызов.
Сообщение приходит мгновенно.
Шершень: Что случилось?
Набивая ему сообщение в ответ, с трудом попадаю по буквам.
Я: Все в порядке. Просто немного простыла под кондиционером и еще ужасно болит голова. Уже почти сплю.
Ложь. Липкая, отвратительная, но в данный момент она - мое единственное спасение.
Шершень: Точно все в порядке? Может, тебе что-то нужно? Лекарства? Еда? Я могу заказать доставку. Все, что скажешь, Би.
Его забота - как нож в самое сердце.
Знаю, Слава, знаю, что ты все можешь, даже организовать мне фуршет в десять вечера, находясь на другом конце земного шара. Зачем ты такой, господи… ну зачем?!
Снова и снова перечитываю его сообщение, и слезы, которые я так старательно сдерживала весь вечер, рвутся наружу. Славы здесь нет и он не может этого услышать, но я все равно зажимаю рот рукой, чтобы не закричать от отчаяния.
Он пишет, что волнуется - это чувствуется в тоне его коротких рваных сообщений.
Пишу в ответ: «Нет, спасибо. У меня все есть. Спи. Спокойной ночи». Слова такие сухие, что, кажется, стоит дунуть на экран - и разлетятся как песок.
Отправляю сообщение и откладываю телефон, потому что он как будто обжигает кончики пальцев. Сползаю на пол, обхватываю колени руками. Пью вино, но на языке оно ощущается водой. Вдобавок к слезам меня пробирает нервная мелкая дрожь.
Я абсолютно разбита.
Разбита тем единственно правильным решением, которое должна принять. Мой натренированный годами корпоративных войн холодный и расчетливый мозг, уже все решил.
Но с ним отчаянно не согласно упрямое сердце.
[1] Цугцванг (нем. Zugzwang «принуждение к ходу») — положение в шашках и шахматах, в котором любой ход игрока ведёт к ухудшению его позиции (вики.)
Глава четырнадцатая
Ночью я почти не сплю.
Лежу в темноте с открытыми глазами, глядя в потолок, который почему-то похож на бездонное, черное небо, как бы я не пыталась вообразить вместо не деревянные балки, хитро спрятанные светильники и шум дождя по крыше. Все это тут же рушится, стоит вспомнить угрозы Резника и еще разок нырнуть в последствия их исполнения.
Его чертовы слова впечатались в мой мозг словно клеймо, и пульсировали в тишине, совсем не ложной тревогой. Эта угроза больше не была абстрактной. Она обрела плоть и вес, превратилась в старого утопленника, который всплыл там где не ждали.
Запах страха, который пропитал простыни, подушку, сам воздух в моей спальне.
Я встаю с первыми лучами солнца, сочащимися сквозь жалюзи тонкими, пыльными полосами, и первым делом перестилаю кровать - кажется, моя липкая паника пропитала все, даже наполнители подушек.
В теле нет ни капли бодрости, только свинцовая тяжесть, как после изнурительной болезни. Я хожу по своей тихой, идеальной квартире, сейчас максимально чужой и холодной, как склеп. Предметы и мелочи, которые еще вчера были символами моего успеха и независимости, сейчас смотрят на меня с полок с немым укором. Пока завариваю кофе, пытаюсь отвлечься - полистать ленту, почитать рабочую почту, но в итоге становится только хуже. Кофе остывает, нетронутый, потом что этим утром даже аромат, который обычно бодрит и возвращает к жизни, пахнет горечью и безысходностью.
Я снова и снова возвращаюсь к этому проклятому, невозможному выбору.
Моя карьера или его.
Моя жизнь, выстроенная по кирпичику, моя вершина, к которой я карабкалась, сбивая в кровь пальцы - или его мечта.
И каждый раз, пытаясь найти третий путь, любую, даже самую маленькую лазейку или компромисс, упираюсь в глухую, непробиваемую стену. Нет никакого третьего пути. В моей сказке не предусмотрен хэппи-энд.
Но одно я знаю точно - я не смогу - и не буду! - подрезать Славе крылья.
Никогда себе этого не прощу.
Решение, хоть оно и лежит на поверхности, все равно дается не сразу. «Рожаю» его в муках и болезненных схватках, в тихом, беззвучном отчаянии, выжигающем все изнутри, до самого пепла. К обеду я уже знаю, что буду делать. То есть - единственное, что я должна сделать.
Нахожу в телефоне номер Форвара. Пальцы дрожат, я несколько раз промахиваюсь по кнопке. Делаю глубокий вдох, задерживаю дыхание и нажимаю на вызов.
— Добрый день, Майя, - его голос в динамике - спокойный и ровный, как будто он ждал этого звонка.
— Мне нужно с вами поговорить, Павел Дмитриевич. - Смотрю на себя в зеркало, чтобы убедиться, что слова произносит мой рот. Звучат они так, будто принадлежат незнакомой женщине.
— Какие-то сложности с вашим блестящим планом?
— Нет, это… личное. И срочное.
— Умеете вы заинтриговать, - в ответ его голосе нет ни удивления, ни любопытства, ни намека на ту самую «интригу». Только деловая констатация факта. - Ресторан «Aethelred» в семь вас устроит?
— Нет, - получается слишком резко и категорично, но я правда не выдержу вечер с ним за одним столом. - Я бы предпочла что-то менее официальное. Кафе. Или просто прогулка в парке.
На том конце связи образуется пауза. Я почти физически чувствую, как он там - возможно, лежа на каком-то роскошном диване или обедая устрицами в «Рифе», удивленно вскидывает бровь.
— Хорошо, - все-таки соглашается, и я с облегчением выдыхаю. - Как скажете. Я пришлю за вами машину через час. Так будет проще, чем объяснять, куда ехать.
