Анна Берсенева - Женщина из шелкового мира
Но прежде чем она успела сообразить, что ей делать вообще и что делать именно сейчас, Костик вдруг начал валиться в сторону, как будто его ударило боковым ветром. Но это не ветер был, конечно — откуда может взяться такой ветер в ясный августовский день? — а сильный толчок в плечо.
Мужчина, который сочувственно посматривал на Мадину из-за соседнего столика еще в то время, когда она вынуждена была выслушивать пьяную исповедь, теперь стоял рядом с Костиком. То есть не совсем рядом: он стоял, а Костик лежал на полу веранды и пытался подняться, но тщетно, потому что два ражих парня прижимали его к полу, не давая этого сделать. В парнях нетрудно было опознать телохранителей.
— Что он вам сделал?
Мужчина повернулся к Мадине. Тон у него был сочувственный.
— Н-ничего… — пробормотала она; ухо болело нестерпимо. — Мы просто поспорили.
— Да? — усмехнулся он. — С трудом представляю, о чем бы с ним можно было поспорить. Извините, но я слышал ваш разговор. Не прислушивался, а просто вы беседовали на повышенных тонах. Ну что, отправить его отсюда малой скоростью?
Он произнес все это с таким видом, как будто только от него зависело, как повернутся события.
«Да так оно и есть вообще-то, — подумала Мадина. — Охранники-то его».
— Так как? — повторил он свой вопрос. — Вам тоже кажется, что его присутствие здесь не обязательно?
Ответить, что ей так не кажется, было бы глупо. Конечно, она хотела, чтобы Костик немедленно исчез куда подальше. Что и говорить, этот ее неожиданный защитник умел правильно формулировать вопросы! Он не навязывал свою волю, но незаметным образом делал так, что его желания начинали соответствовать желаниям окружающих. И, кажется, эта особенность его общения относилась не только к вот этой вот истории с Костиком.
Мадина поняла это как-то сразу, с первой минуты. И когда поняла, то посмотрела на него с интересом.
Он был довольно молод — лет тридцати пяти, наверное, — невысок, подтянут, спортивен. Глаза у него были умные, и от такого очевидного ума в глазах все его лицо имело внимательное и незаурядное выражение. Одним словом, он являл собою образец идеального мужчины.
— Да, — сказала Мадина, глядя ему в лицо с интересом, который она не считала нужным скрывать. — Было бы хорошо, если бы он мне больше не надоедал.
— Вообще? — уточнил тот.
— Вообще он не имеет ко мне отношения, — пожала плечами Мадина. — Так что мне все равно, что он будет делать. А вот сегодня, именно сейчас, — в самом деле было бы неплохо избавиться от его общества.
— Отлично. — Ее собеседник повернулся к охранникам, которые продолжали удерживать Костика на полу — тот, впрочем, правильно оценил свое положение, поэтому биться-рваться перестал, — и негромко распорядился: — Николай, отвезешь его куда требуется.
— В ментовку? — уточнил один из охранников.
— Не стоит возни, — поморщился его босс. — Просто по месту жительства. Только объясни ему популярно, что возвращаться сюда не надо.
Все это он говорил так, словно Костика при разговоре не было вовсе.
— Есть, — кивнул Николай.
Его начальник тут же отвернулся от него и посмотрел на Мадину все тем же внимательным взглядом. Что ей сразу понравилось: в его взгляде видно было вот именно одно лишь внимание, без того оценивающего выражения, которое обычно появлялось во взглядах мужчин сразу же, как только они смотрели в ее сторону. Тем более если это оказывались такие мужчины, как он, — такие, которые могли мимоходом распоряжаться чьим-то поведением и даже, возможно, судьбой.
Мадина проводила взглядом Костика. Тот безропотно шел рядом с телохранителем Николаем. Впрочем, трудно было себе представить, как он стал бы роптать против такого здоровенного шкафа.
— Не беспокойтесь, — услышала она. — Его доставят домой в целости и сохранности.
— Меня его целость и сохранность совершенно не интересуют, — пожала плечами Мадина. — Но он приятель моей подруги, и я беспокоюсь, вдруг она будет недовольна.
— Вы ей сумеете все толково объяснить, и она не станет о нем беспокоиться.
— Откуда вы знаете, что я сумею все объяснить толково? — засмеялась Мадина.
Он тоже улыбнулся — не широко, а полуулыбкой. Как Джоконда.
— Это не вызывает сомнений, — заметил он. И представился: — Меня зовут Игорь.
— Очень приятно. А меня Мадо.
— Звучит необычно. По-французски.
— Возможно, — с такой же загадочной полуулыбкой, какая только что мелькала на его губах, ответила Мадина.
— А как вы относитесь к французскому вину? Я обратил внимание, что вы пили только сок.
— К французскому вину я отношусь положительно, — кивнула Мадина. — Просто мне хотелось сока, и я его пила. А теперь не прочь выпить и вина.
— Вы всегда делаете только то, чего вам хочется? — Игорь кивнул на свой столик. — Прошу, Мадо.
— Да. — Мадина села в кресло, которое предупредительно отодвинул для нее от столика соткавшийся из воздуха официант во фраке. — Не вижу причин себе в этом отказывать.
— Верно.
Пока она устраивалась за столом, официант мгновенно отодвинул кресло и для Игоря.
— Что будете пить, Игорь Валерьевич? — негромко поинтересовался он.
Мадина уже заметила, что таким вот негромким, но при этом очень дистантным, без малейшей фамильярности тоном разговаривает с ним весь обслуживающий персонал — сначала охранник, теперь вот официант.
— «Шато-Марго» тридцать четвертого года, — сказал Игорь. — Я прав? — спросил он Мадину.
Про «Шато-Марго» 1934 года она слышала в Париже. И не только слышала, но даже пила это безумно дорогое вино; его заказывал в ресторане Аркадий. Цена его показалась Мадине непристойной, а вкус — самым обыкновенным. Но, конечно, она просто не в состоянии была его оценить, потому что совсем не разбиралась в винах.
Игорь в винах, похоже, разбирался. Но подыгрывать ему с небрежным видом знатока Мадина не стала.
— Я ничего не понимаю в винах, — сказала она. — Честное слово, если вы закажете не антикварное «Шато-Марго», а обычное бордо, я не замечу разницы.
— Все-таки я закажу «Шато-Марго». — Улыбка Джоконды снова мелькнула на его губах. Он сделал какой-то короткий знак официанту, и тот, кивнув, исчез. — Мне будет приятно угостить вас у себя хорошим вином. Ведь я владелец этого заведения.
— Какого заведения? — уточнила Мадина.
— Гольф-клуба. Вам здесь нравится?
— Нравится, — ответила она. — Только я не играю в гольф. Просто приезжаю иногда с подругой. Вон она, по полю бродит.
— Почему же не играете?
— Да как-то не вижу азарта в этой игре. Слишком она медлительна, по-моему. За ней, правда, приятно наблюдать. Создается ощущение, что мир незыблем и ничего катастрофического в нем быть не может, потому что этого не может быть никогда.
