Дж. Редмирски - По дороге к любви
Часа через два, когда мы исчерпали все нейтральные темы, лишь отвлекающие от разговора о минувшей ночи, решаюсь перейти к делу. Для начала уменьшаю громкость музыки. Эндрю бросает на меня любопытный взгляд.
— К твоему сведению, я еще никогда в жизни не произносила таких слов! — выпаливаю я.
Эндрю усмехается, небрежно держа руль внизу кончиками пальцев. Внешне он совершенно спокоен, локоть торчит в окне, левое колено приподнято, правая ступня на педали газа.
— Но тебе ведь понравилось? — спрашивает он. — Я имею в виду, произносить такие слова.
«Ммм… что и говорить, прошлой ночью не было ничего такого, что бы мне не понравилось».
Я слегка краснею.
— Вообще-то, да, — признаюсь я.
— Только не говори, что никогда раньше не хотела произносить в постели чего-нибудь в этом роде.
Не знаю, что сказать, думаю.
— Пожалуй, хотела. — Бросаю на него решительный взгляд. — Но не подумай, что я только об этом и мечтаю с утра до вечера, просто приходило в голову, не более того.
— А почему раньше не делала, если возникало такое желание?
Он задает эти вопросы, но я почему-то уверена, что ответы ему давно известны.
— Наверно, потому что дурой была, — пожимаю я плечами.
Он весело смеется, берется за руль крепче: шоссе делает здесь довольно крутой поворот.
— Вообще-то, всегда думала, что такие вещи говорят только в порносериалах… «Лесбийские забавы по пятницам», какая-нибудь Доминик Старла или Циннамон Дримз…
— Ты что, смотрела эти фильмы?
Смущенно отворачиваюсь:
— Нет! Я… Я не знала, что такие фильмы есть… Просто придумала…
Эндрю игриво улыбается.
— Да я и сам не знаю, есть такие фильмы или нет, — уступает он, не дав мне умереть от стыда, — но я бы не удивился, если бы были. Я понимаю, о чем ты.
Фу… Ну слава богу.
— Есть от чего побалдеть, — говорит он, — как мне кажется.
Краснею еще сильней. У меня такое чувство, будто рядом с ним я всегда красная как помидор.
— Так ты считаешь, что порнозвезды крутые? — Я внутренне съеживаюсь, надеясь, что он ответит «нет».
Эндрю поджимает губы:
— Да нет, вообще-то… это круто совсем в другом смысле.
Я сдвигаю брови:
— В каком другом смысле? Например?
— Ну, когда… Ну, скажем, эта твоя Доминик Старла… — (Надо же, вспомнил имя!) — Она делает это для парня, которого в глаза не видела, чтобы он кончил перед экраном. — Смотрит на меня изумрудными глазами. — Этот парень и не мечтает ни о чем с ней таком, ему главное — представить себе ее лицо у себя между ног. — Снова переводит взгляд на дорогу. — Но когда… ну, не знаю… когда это делает ему не шлюха, а симпатичная девчонка, чистая и хорошенькая, в душе у парня творится совсем не то, он видит не просто ее губы у себя между ног. Да скорее всего, он вообще об этом не думает, это ему по большому счету вообще до лампочки.
Кажется, я поняла, что он хочет сказать, и он это видит.
— Я сам когда-то с ума сходил от этого, — говорит Эндрю, глядя на меня достаточно долго, чтобы поймать мой взгляд, — чтобы ты знала.
Отворачивается и делает вид, что поглощен дорогой. Возможно, не хочет, чтобы я обвинила его в том, что он «говорит об этом», хотя я сама затеяла этот разговор. Ладно, беру вину на себя и не жалею об этом.
— А ты сам? — нарушаю я короткую паузу. — Ты когда-нибудь боялся попробовать что-нибудь… в смысле секса, если очень хотелось?
Он отвечает не сразу:
— Да, когда был моложе, лет в семнадцать, но я боялся только с девчонками, потому что понимал, что они…
— Что они?
Улыбается, и у меня такое чувство, что он сейчас начнет сравнивать.
— Ну, девчонки, по крайней мере те, с которыми я гулял, терпеть не могли, когда выходило за рамки, так сказать, приличий. В каком-то смысле они были похожи на тебя. В мечтах балдели от всего необычного, а признаться в этом стеснялись даже себе. В этом возрасте опасно предлагать такой девочке: «Слушай, а давай я поимею тебя в зад?» Посмотрит на тебя как на чокнутого и обзовет сексуально озабоченным и извращенцем.
Я смеюсь, не разжимая губ.
— Да, наверное, ты прав, — говорю я. — В этом возрасте мне ужасно противно было, когда Натали рассказывала, что она позволяет с ней проделывать Деймону. И только в восемнадцать лет, когда я была уже не девочка, я стала думать, что это, в принципе, круто все… но… — Я замолчала, вспомнив о Иэне. — Но даже тогда я слишком боялась… Я хотела…
Я и сейчас боюсь, признаваясь в этом.
— Давай-давай, говори, раз начала. — В голосе ни нотки игривости, тон совершенно серьезный. — Слышишь? Знаешь ведь, что не отвертишься.
Опять попалась (сердце пускается в галоп). Неужели у меня на лице написано, что я боюсь произвести на него дурное впечатление? Он ласково улыбается, будто хочет подбодрить: «Говори все, что хочешь, я не подумаю о тебе плохо».
— Ну хорошо, если расскажу, обещай не думать ничего такого, я вовсе не намекаю, чтобы ты делал то же самое. Обещаешь?
Впрочем, может, так и есть, именно намекаю, хотя, хочу ли сама, еще не совсем уверена, но я точно не хочу, чтобы он так думал. Может, не сейчас, а может, вообще никогда… Ох, не знаю…
— Клянусь, — говорит он, смотрит на меня серьезно, в глазах ни обиды, ни раздражения. — Не буду думать ничего такого.
Набираю полные легкие воздуха. Ух! Сама не верю, что сейчас расскажу ему такое. Никому еще не рассказы вала… Ну, разве что Натали, да и то лишь полунамеками.
— Хотела более агрессивного поведения… — Делаю паузу, мне все еще стыдно продолжать. — Ну, в общем, когда я думаю о сексе, то…
Он надо мной смеется! Когда я сказала «агрессивного поведения», в глазах его вдруг что-то изменилось. Кажется, будто… Впрочем, нет, не знаю, не может быть.
Словно опомнившись, Эндрю подбадривает меня, взгляд теплеет.
— Продолжай, что же ты? — говорит он с ласковой улыбкой.
И я продолжаю. Сама не знаю почему, но теперь боюсь меньше, чем несколько секунд назад.
— Обычно я представляю себе это так, будто меня как бы… В общем, обращаются со мной грубо.
— Значит, тебя возбуждает грубый секс, — невозмутимо произносит он.
Я киваю:
— Но только когда думаю об этом. Я никогда этого сама не испытывала… Во всяком случае, так, как это себе представляю. — (Кажется, он слегка удивлен… Или нет, даже доволен чем-то.) — Думаю, именно это я имела в виду, когда говорила, что мне попадаются робкие парни.
Что-то в голове у меня щелкнуло: Эндрю знал еще раньше, что я имела в виду, когда еще там, в Вайоминге, сказала ему про «робких парней». Сама не отдавала себе отчета, что, в сущности, призналась в том, что мне не везет, что мне такие парни не нравятся, что мне нужно что-то другое. До этого момента он, возможно, не совсем понимал, что я подразумевала под словом «робкий», но раньше меня догадался, что для меня это все «не то».
