Кэтрин Куксон - Соперницы
— Да. Да, конечно.
— Я решил, пообедаем пораньше, скажем, в два. Знаешь, я привык обедать около полудня, обычай такой. Никогда не мог обедать в три, потому что в пять мне нравится попить чайку, а когда я говорю — чай, то имею в виду не просто выпить чашечку, а как мы здесь привыкли — с полным столом. С оладьями, о, да! Поджаристые оладушки зимой, ничто с ними не сравнится, и «бабушкин» хлеб. Я не очень-то люблю эти ваши пирожные, но хлеб — с пряностями или тмином, любой — это да! А если в три часа объешься, то ни для чего не остается места до самого ужина, верно?
— Да, действительно.
Беншем отодвинулся к краю кушетки, глядя на нее в упор, а потом мягко повторил:
— Действительно.
Она смотрела на него, хлопая глазами.
— Мисс Бригмор, как вы думаете, мы можем хотя бы на один день отказаться от правильного поведения, ну, хотя бы попытаться?
— Вы надо мной смеетесь, мистер Беншем.
— Нет, подружка, я не смеюсь над тобой, — слегка наклонившись к ней, тихим голосом проговорил Гарри. — Я хочу у тебя кое-что спросить. Знаешь, мы ведь знакомы уже давным-давно, целую жизнь, можно сказать, и ты ни разу не отбросила чопорность, во всяком случае, при мне. Ты это знаешь? Никогда не была для меня Бриджи. Ты была Бриджи для детей, и полагаю, вела себя как Бриджи, но со мной — исключительно как мисс Бригмор, и ничто не могло тебя изменить. Я подшучивал над тобой, пытался даже задирать, но, что бы я ни делал, ты не менялась. Матильда, бывало, говорила мне, что с ней ты не такая накрахмаленная, так почему же ты не обращаешься так же со мной?
— Из-за разницы наших положений, — ответила мисс Бригмор, коротко вздохнув.
— К черту эту разницу! А, не буду извиняться за то, что чертыхаюсь. Ты еще не раз это услышишь, пока я договорю. И вообще, ты должна была к такому привыкнуть. И снова повторяю — к черту разницу в положениях! Я не был Томасом Молленом... Ну-ну-ну. — Он неожиданно схватил ее за руки. — Не надо так напрягаться из-за того, что я упомянул его имя, поскольку я не собираюсь ни на кого клеветать. Я так понял, что этот малый чаще выступал жертвой, чем грешником, я бы сказал, слишком он разбрасывался. Но если он и провел время весело, то заплатил за это сполна. И мне жалко любого, кто разорился, а я таких повидал. Сам боялся этого когда-то. Так что подумай — если я могу говорить о Матильде, то ты, конечно, вытерпишь, когда говорят о нем, потому что он был, некоторым образом, твоим мужем. Но... — Гарри поднял руку и строго погрозил ей пальцем, и с таким же строгим лицом сказал: — Я собираюсь кое-что тебе разъяснить, и уже давно хотел это сделать. Ты однажды решила, будто я тебя оскорбил, не так ли, из-за того, что я сказал, дескать, не могу понять, как это ты была его любовницей? Ну ты же не дала мне тогда договорить. Я вовсе не собирался тебя оскорблять. Узнав тебя поближе, я понял: ты не из тех, кто с легкостью отдается любому, и это совсем не твоя вина, что ты не стала ему женой. Он был вдовцом, и почему он не дал тебе свою фамилию, непонятно. Но это так, и это твое дело, а я не собираюсь совать свой нос ни теперь, ни потом. Но что я хотел тогда сказать, и что я намерен сказать сейчас. Я не прошу тебя стать моей любовницей, я прошу тебя стать моей женой.
У него совсем сел голос. Он взял ее за руку и посмотрел в глаза, но Бриджи молчала.
— Ты, может быть, об этом не знаешь, но я давно к тебе неравнодушен, еще до того, как потерял Матильду. Она об этом знала. По крайней мере, догадывалась. Видишь ли, я не встречал в жизни никого, похожего на тебя. Да, я общался со всякими «шишками» в Манчестере и с их женами тоже, и когда я говорю — с «шишками», то не преувеличиваю, я имею в виду мэра и выше. Ну и что же представляют из себя их жены? Если они красивые, то пустоголовые, а некоторые и вовсе — не лучше разодетых и разукрашенных шлюх. Я купил это поместье только для того, чтобы показать им, на что способен; и когда только поселился, намеревался приглашать их сюда. Я действительно два раза собирал гостей, но это не сработало. Матильда, как ты знаешь, не была создана для этого, и они смотрели на нее сверху вниз. Боже мой! Вот соплячье!
И вот тогда я подумал — ну что ж, воспитаю своих детей так, чтобы никто не стал смотреть на них сверху вниз. В этот момент ты и появилась в доме, и знаешь, именно с того времени у меня появился другой взгляд на жизнь, то есть я хочу сказать, что я увидел, как можно жить по-другому. Но знал, что для меня уже было слишком поздно меняться, время ушло. Я вырос в тяжелых условиях. А потом — кто меня окружал в Манчестере? Те, что думают только о деньгах. Неплохая вещь, конечно, я не хочу сказать, что презираю деньги, но я понял: всему свое место, и они ценятся только тогда, когда ты можешь с их помощью осчастливить себя и своих близких. Я хотел поговорить обо всем этом. Хотел, чтобы мне объяснили многое, и поспорить обо всем, и, конечно, все бы отрицал, как я умею, но в душе бы со всем соглашался. И я хотел говорить именно с тобой. Но тебе ничего этого не было нужно, и я — тоже. Знаешь, ты иногда смотрела на меня так, словно мне цена — медный грош. А порой вообще не замечала, и меня это выводило из себя. Очень вероятно, что из-за этого я и поворачивался к тебе своей худшей стороной. Помнишь, я, бывало, говорил: ослабь свой корсет? А когда ты выходила из комнаты, я был готов пнуть сам себя. О, мисс Бригмор, — кивнул он ей, не сдержав улыбки, — ты заставила меня крепко подумать. Во всяком случае, я высказался. И еще одно. Ты можешь решить, что мне не следует так говорить, ведь пока не прошел год со смерти Матильды. Но Матильда поняла бы все сразу, и возникни такой вопрос, она сказала бы: «Не тяни с этим, парень, есть только одно, против чего я буду возражав, это позволить Флорри вонзить в тебя свои клыки». Она ненавидела Флорри. И ты тоже, верно? — Гарри наклонился к ней поближе.
— О, мистер Беншем.
— А! Ради Бога, подружка, оставь это. — Он протянул к ней руку, — меня зовут Гарри. Неужели ты не можешь называть меня просто Гарри? Слушай-ка, я вижу, что напугал тебя, мы больше не будем пока продолжать, пообедаем, да? А потом сыграем в карты, я люблю карты. Есть еще кое-что, что я люблю, спорим, что ты удивишься, когда узнаешь, — я люблю, когда мне читают. Знаешь, когда я, бывало, сидел в спальне с газетой, а ты в это время читала Матильде, то я только притворялся, а на самом деле слушал тебя. У меня никогда не было времени почитать, я в жизни не прочел ни одной книги, и не потому, что не хочу, или мне не нравится. Звучит так, словно я впадаю в детство, верно? Но нет, я думаю, есть много таких парней, как я, которые, оглядываясь назад, сожалеют, что не учились. Но еще не слишком поздно, а? Не слишком?
Он ждал, а Бриджи, наклонив голову и закрыв глаза рукой, срывающимся голосом пробормотала:
— Нет, нет, еще не... слишком поздно.
Гарри порывисто обнял ее.
— Ну, ну, подружка. Не плачь. Прости. Это, должно быть, явилось для тебя шоком. Но все равно, позволь я тебе скажу вот что. — Он набрался смелости и погладил ее по волосам. — Если ты не представляешь, как можешь стать миссис Беншем, я все равно хочу, чтобы ты управляла этим домом и постоянно жила здесь. А Мэри пусть остается в коттедже. Ты мне окажешь огромную услугу, потому что я не могу приезжать сюда и есть в одиночестве, сидеть в этой казарме наедине с самим собой — это просто сводит меня с ума. Я мог бы продать дом. И если ты меня отвергнешь, так и поступлю, продам его. Хотя в душе понимаю, что ничего не выйдет. Я вроде как потеряю престиж, а ты знаешь, люди моего положения цепляются за престиж изо всех сил. Те, кто добились всего своими силами, должны иметь что-то напоказ, иначе для чего они старались? Ну, успокойся. Прости, прости, что заставил тебя разнюниться. Ты ведь никогда прежде не слыхала этого слова, верно? — Он слегка отодвинулся, и, взяв ее за подбородок, приподнял залитое слезами лицо. — Моя бабушка приехала с северо-востока, со стороны Шилдса. Она всегда так говорила: «Ну-ка перестань нюнить, не то щас как врежу»... Мне никак тебя не рассмешить.
Мисс Бригмор торопливо отыскала в кармане своего серого шерстяного платья носовой платок, потом промокнула глаза и тихонько высморкалась. Затем она посмотрела на мужчину, сидящего напротив. Его лицо было морщинистым, волосы седыми, а глаза — прозрачно-голубыми. Его тело было поджарым, а лицо и руки — худыми. Он выглядел намного моложе Томаса и являл собой полную ему противоположность. Томас принадлежал к джентльменам, а этот мужчина был неотесан, но не груб, между этими двумя понятиями есть разница. Вдобавок, высказал определенное стремление к культуре. И все же она понимала — никому, и ей в том числе, не удастся придать Гарри хоть какой-то лоск, не в его возрасте. Но, возможно, она сумеет удовлетворить его духовные запросы, так же как он поможет ей заполнить пустоту в жизни.
Но Бриджи все еще не могла понять всей важности его предложения. Он попросил ее выйти за него замуж... выйти за него замуж. Она больше не будет мисс Бригмор, она станет миссис Беншем и хозяйкой этого дома. Все было похоже на сон. Она пришла в этот дом гувернанткой тридцать шесть лет назад, и занималась с детьми шесть лет до того, как разорился Томас. Но ни разу за все эти годы ее не пригласили к столу. И потом она никогда не садилась обедать без приглашения Беншема. На протяжении десяти лет, которые она провела в коттедже с Томасом, она не получала ни пенни зарплаты, и бесчисленное количество раз притворялась, будто потеряла аппетит, чтобы Томасу и девочкам досталось больше. Она пережила унижения и лишения, когда верой и правдой служила Молленам, и что же получила в награду?
