Нина Демина - Убийственные болоньезе
Полковник встал, оглядел всех присутствующих и произнес:
– Дело закрыто. Спасибо за работу.
После похорон Лады съемки новой картины возобновились. Давид вернулся из Москвы, и Бернс посчитал нужным собрать совещание. В конференц-зале во главе с Бернсом собрались Сара Абрамовна, главный экономист Лескова, режиссер Клюкин, звезды картины Тина Гранд и Иван Драго, директор картины Михалыч и референт продюсера Давид Коткин. Каждому были розданы папки с графиками ближайших съемок, смета затрат и перспективный план на ближайший месяц. Бернс надел очки и внимательно выслушивал желающих взять слово. Тина сидела молча, с отсутствующим видом, чем обратила на себя его внимание.
– Тина Андреевна, а вы что думаете по этому поводу? – спросил он неожиданно, прервав речь главного экономиста.
– С моими восемью классами, я, Роман Израилевич, могу только ноги раздвигать, – медленно начала Тина, и продолжила далее, все преображаясь, – но если вы считаете, что я могу заменить Ирину Александровну, то давайте меняться. Она фотогенична, я думаю, у нее недурно получится.
Ирина Александровна пошла красными пятнами, и чуть не села мимо своего стула, благо Михалыч вовремя подал ей стакан воды.
– Я поинтересовался у вас Тина Андреевна, что вы думаете по поводу наших убытков за прошлый месяц, – грозно одернул ее Бернс. – Я вовсе не предлагал меняться с уважаемой Ириной Александровной.
– По поводу убытков… Думаю, что с человеком, принесшим убытки нашему продюсерскому центру, надо расстаться.
– Даже так? – глядя поверх очков, переспросил Бернс.
– Именно так вы бы и поступили, Роман Израилевич?
– Верно.
– Ну, а поскольку виноватой оказалась я, то…
Тина придвинула к себе чистый листок бумаги и размашистым почерком написала заголовок "заявление". Бернс вскочил со своего кресла.
– Доиграешься…
– Наигралась уже, – сказала Тина и краем ладони провела по горлу, показывая степень своего недовольства. Быстро черкая шариковой ручкой, она заполнила часть листа и лихо подписалась. В гробовом молчании швырнула листок в сторону продюсера. Листок спланировал на пол около начищенных туфель Бернса.
– Незаменимых нет, – сказала Тина, и гордо вскинув голову, направилась к выходу.
– Тина! – крикнул ей вслед Бернс. – Смотри!
Он взял поднятый Давидом листок и с яростью изорвал его на мелкие кусочки. Тина лишь усмехнулась и оглушительно хлопнула дверью.
– Давид, – приказал Бернс, – верни ее.
Давид быстро пересек конференц-зал и вышел вслед за Тиной. Она быстро удалялась по длинному коридору.
– Тина! – окликнул Давид. – Подожди!
Она остановилась и с улыбкой дождалась, пока он, запыхавшись, приблизился к ней.
– Ты, что, с ума сошла?! – воскликнул Давид. – Ты рушишь все наши планы!
– Ох, и надоел он мне до чертиков, – спокойно ответила Тина. – Ты что, не знаешь своего дядюшку? Это показательные выступления. Решил выпороть меня в назидание другим, что б не повадно было. Да только на такую реакцию не рассчитывал.
– И что теперь будем делать? Сама же говорила о том, что считаешь Бернса причастным!
– Да ничего не будем делать. Иди к нему, скажи, что успокоил меня, застыдил, и я жду твоего дядюшку после совещания у себя дома.
– Ты серьезно?
– Совершенно серьезно. Но ты должен ненавязчиво обозначить свою главную роль в нашем примирении. Ты будешь незаменимым, Давид. Бернс должен безоговорочно тебе доверять.
– Я понял, Тина. Все сделаю. Ну а ты как, справишься?
– Еще бы. Роман Израилевич будет доволен. Иди.
Давид пошел по коридору, несколько раз обернувшись на Тину, задумчиво стоявшую около окна. Совещание продолжалось, Давид занял место рядом с Бернсом и периодически что-то нашептывал ему на ухо, от чего лицо продюсера то делалось багровым, то мертвенно бледнело.
Тина подготовилась к приходу Бернса, она была уверена, что он воспользуется ее приглашением, но прошло несколько часов после того, как она покинула совещание, а продюсера все не было. Ей надоело ждать, она разделась, скинула кружевное белье, призванное разжечь огонь в застывших чреслах старика, и надела домашнее кимоно. Звонок прозвучал, когда она, приняв душ, собиралась лечь в постель с томиком детективного романа. Тина открыла, Бернс молча прошел в просторный холл.
– Что-то поздно вы Роман Израилевич, – упрекнула его Тина, думая, а не выставить ли его вон?
– Занят был, искал тебе замену, – Бернс прошел в гостиную, по-хозяйски сел в кресло и бросил Тине, – виски принеси мне.
Тина принесла бокал с "Чивас Ригал" и горкой льда. Бернс неторопливо сделал приличный глоток.
– Ну и как, нашли? – вернула его к прерванной теме Тина.
– Желающих много, – он цокнул языком, якобы смакуя воспоминания о кастинге. – И то правда, через пару-тройку лет спишем тебя как отработанный материал, надо подготовить замену заранее. Стареешь ты Тинка, скоро двадцать пять. В тридцать никто уж не снимается. Ну, если очень захочешь, есть возрастные роли, но не главные.
"Не захочу", – хотела зло ответить Тина, но тут же одернула себя, ей необходимо примириться с Бернсом, а не порвать окончательно – Простите меня, Роман Израилевич, погорячилась я. Конечно, я буду сниматься, – сказала Тина, опустив голову в знак покаяния.
– Ну, а это мы еще посмотрим, – похабно рассмеялся Бернс, – это зависит от того, как будешь ублажать продюсера.
– Буду ублажать… – обещала Тина.
– Начинай, – скомандовал Бернс и оторвал левую ногу от вощеного паркета, – обувь мне сними Тина, закусив губу, рукой взялась за задник туфли Бернса, в нос ударил запах прелой стельки. Тина поморщилась.
– Давай, давай, – подгонял продюсер.
Тина сняла вторую туфлю и отставила пару в сторону. Бернс удовлетворенно растянулся в кресле, оглядывая стоящую рядом Тину.
– Халатик сбрось, – теперь приказал он.
Тина развязала узел пояса, и тяжелый жаккард сполз по плечам на пол, задев кончики грудей. Высокая грудь колыхнулась, у Бернса задергался кадык.
– На колени встань, – хрипло выдавил он, расстегивая пряжку ремня. – Брюки расстегни, да полегче, не то я кончу быстро.
Тина осторожно расстегнула брюки продюсера, и убрала руки, изображая послушание.
Бернс схватил ее за волосы, притянул к своему паху и ткнул лицо Тины в месиво, состоящее из восставшей плоти, мошонки и седеющих волос.
– Губками, губками… – с придыханием шептал Бернс на грани оргазма, тыча свой орган в лицо Тине. Наконец извергнувшись, он откинулся на спинку кресла, глядя на лицо своей любовницы, спутанные волосы, обнаженное загоревшее тело.
– Хороша, стерва, – удовлетворенно подытожил он. – Дура, правда, но хороша!
