Елена Гайворонская - Пепел звезд
– Не волнуйся, со мной все в порядке.
– Ну, слава Богу, – маман вздохнула с заметным облегчением. – Тогда это еще можно было понять, выкидыш, операция, все такое… Хотя до сих пор в голове не укладывается, как можно было связаться с наркотиками! – Маман томно завела синие глаза. – Ведь у тебя было столько родных, готовых протянуть руку помощи…
– Да, ну и где же все они были? – резко сказала Юлька, высвобождаясь из цепких объятий матери. – Когда Пьер избивал меня, а полиция была не его стороне, потому что он называл меня русской шлюхой, вышедшей за него ради денег. Когда валялась в Красном Кресте, и сами врачи не знали, выживу я или нет. После диагноза о возможном бесплодии Пьер, подав на развод, вытряхнул меня с вещами на улицу.
Куда мне было идти? Я не могла вернуться в Россию, Пьер сжег мой паспорт. Где ты была, мамочка? Я звонила тебе, звонила отцу… Может, нужно было бить в набат? Прости, я сломалась. Зато теперь моих сил хватит на всех. Мне никто не нужен. Мне на все наплевать.
– Ну, знаешь! – оскорбленно взвилась маман. – В чем ты меня обвиняешь?! Не я выбирала тебе мужей! Мне никогда не нравился ни тот, первый… А Пьер казался таким приличным… Ты же знаешь, у меня слабое здоровье, я поправляла его в Швейцарской клинике… («делала очередную подтяжку» – механически подумала Юлька.) Мне и в голову не могло прийти, что вы с Пьером затеете… И вообще, этот разговор не к месту и не ко времени! Ты решила испортить мне прием? Большое спасибо. У тебя проблемы, нужно, чтобы они появились и у других – это всегда было девизом твоей жизни, Юлия!
– Просто одно мое существование на свете – твоя самая большая проблема, мамочка. Спасибо за чай и торт. Увидимся. Как-нибудь. В Новом году.
Юлька нырнула в кабриолетик.
– Ты не хочешь извиниться?! – крикнула маман. Юлька догадывалась, что руки Ксении чешутся надавать дочери хороших оплеух. Обе женщины были слишком похожи. Только Ксения, все же, была леди…
– Извини, мамочка, – Юлька подарила матери одну из самых своих чарующих улыбок, сводящих с ума поклонников мисс «Вечная молодость».
Маленький кабриолетик, фыркнув, вписался в броуновское движение вечернего московского шоссе.
Глава 4
«Он сейчас придет! Боже мой! Не верится, что после стольких лет…»
Лена заметалась по квартире, совершая какие-то бесцельные движения, поправляя и расставляя на места разбросанные после обыска книги, вазочки, картинки… Вбегала в комнату и тотчас забывала, зачем, уходила в другую, пока не остановилась, как вкопанная, перед зеркалом.
– Господи, на кого я похожа! Бледная немочь с лихорадочным блеском в глазах!
Дрожащими непослушными пальцами размазывала тональный крем, подводила ресницы… Она, которая безо всякого стеснения общалась с известнейшими людьми от индустрии Мировой Моды…Но это было другое. А теперь она – пламя на ветру, готовое в мгновение разгореться или погаснуть…
Что надеть?! Эксклюзивные, с кучей нулей на ценниках, платья расшвыривались как ненужный хлам.
Слишком вычурное. Слишком откровенное. Это – ничего, но красное. Ему не нравилось, когда она в красном. Он любил изумрудный. Цвет спелой листвы. Но она не носит его больше. С тех пор, как они расстались. Сперва – не могла. Затем убедила себя, что лучше красный или черный. И еще белый? Может быть, белый? Куда ей сейчас белый… И «Диориссимо» у нее тоже нет. Он любил этот запах. Говорил, что ее кожа пахнет жасмином… С тех пор она не выносит жасмин.
Надо надеть черное, из последней коллекции Шанель. Оно выгодно оттенит белизну кожи, неповторимый жемчужный оттенок волос…
Как она может думать об этом сейчас! Когда Олег мертв. И она, похоже, главный подозреваемый. А она мажется и перетряхивает платья, как последняя дрянь, бесчувственная, эгоистичная…
Она упала на диван, закрыв лицо руками. Платья так и остались висеть на вешалках в шкафу.
ОНА. Совсем не изменилась. Та же жасминовой нежности кожа. Те же глаза цвета спелой майской листвы. Та же улыбка, застенчивая, немного растерянная. Головка, чуть склоненная набок в водопаде волос, густых и невесомых, как вечерний туман… Он ожидал, что она станет другой – капризно-надменной, стервозно-распущенной, в прозрачном дорогом платье, с крикливым макияжем на подувядшем лице…
А перед ним – девушка из душного мая. В потертых джинсиках и светлом джемпере. С опущенными ресницами и горящими щеками, и длинными тонкими пальцами без намека на кольца, теребящими деревянную заколку, выпавшую из непослушной пряди…
Вот она вскинула огромные зеленые глазищи, и у Дмитрия глухо ухнуло сердце.
– Здравствуй.
– Здравствуй. Проходи, пожалуйста.
– Спасибо.
– Ты… совсем не изменился… – ее голос прерывисто срывался.
– Только волосы малость поредели, – он неловко улыбнулся, чтобы преодолеть смущение, проводя рукой по голове.
– Я тоже не помолодела, – она улыбнулась вслед, снова опустив глаза.
«Как она хороша… По-прежнему. Чертовски. До боли в легких. Желанна, как никто… Если бы…»
«Я ужасно выгляжу… Что он сейчас думает обо мне? Почему мы должны были ТАК встретиться?
Захлопнуть дверь. И стать счастливой. Хоть на одну ночь. На час… Если бы…»
«Трык!» – Заколка переломилась пополам.
– Есть хочешь?
– Нет, спасибо. Если можно, только кофе.
– Кофе. Хорошо.
«Мы разговариваем как чужие. Мы и есть чужие.»
– У тебя красивая квартира. Второй этаж. По-прежнему боишься высоты?
«Помнит».
– Да, я всегда была трусихой. А ты где живешь?
– Купил «однушку» недалеко от работы. Мне много не надо.
– Ты не женат?
«Какое тебе дело?»
– Нет. И никогда не был. А ты… была замужем?
– Нет. Никогда. Ты извини, что я тебя побеспокоила. Может, и не стоило…
– Послушай, – он протянул руку через маленький квадратный столик, накрыл сверху Ленину. Она прерывисто вздохнула, кусая пересохшие губы. – Я вытащу тебя. Но ты должна рассказать мне чистую правду. Даже если ты виновна. Только правду. Понимаешь?
– Я не виновна, Дима, – она облизнула полуоткрывшиеся губы. – Ты должен мне верить. Иначе все не имеет смысла. Я никогда не убивала.
Ее пальцы под его ладонью дрогнули. Они были прохладны, но быстро согревались от жара его руки.
«Я хочу тебя.»
«Я хочу тебя.»
«Я люблю тебя. Всегда любил.»
«Я тоже всегда любила тебя. Одного.»
– Хорошо, – сказал Дмитрий, убирая руку, доставая диктофон и маленький блокнот, – тогда начнем…
Полутемный кабак с многообещающим названием «Расслабуха», куда Вован привел Марину был, несомненно, злачным местом. На небольшой сцене полуголые перезрелые девицы изображали варьете.
