Ирина Лобановская - Дорогая кузина
Илья насторожился. Знакомство с потенциальными тестем и тещей ему вовсе не улыбалось. Но Лидочка, без труда разгадав его тревоги и настроения, постаралась успокоить:
— Я сама с предками рядом долго не выдерживаю. А выходить за тебя замуж… Ты прости, Ил, но какой из тебя муж? Ты пока, самолетик, годишься только на ночь.
Илья одновременно и обрадовался, и оскорбился.
— Да, — проворчал он, — нынче любая деваха мечтает о муже с мордой Алена Делона, фигурой Шварценнегера, кошельком Форда и интеллектом Эйнштейна.
Лидочка хихикнула.
Но недоверчивый и подозрительный от природы Илья поверил Молекуле не до конца. Он жил с неизменной излишней настороженностью, на каждом шагу опасаясь трений и обид. По неопытности Илюша не понимал, что в основном все человеческие обиды объясняются просто — ни один человек не переносит в окружающих характерных черт и особенностей, несвойственных ему самому. Правдивые не выносят вранья, застенчивые — наглости, смелые — робости.
Илья собирался летом проведать мать и поэтому предложил подруге сначала съездить в Дубну, а потом — в Краснодар. Лидочка весело согласилась.
И тут Илюша вспомнил о сестре… Точнее, ему о ней напомнила телеграмма дядьки, сообщившего, что Инга вылетает в Москву в конце июня. Планирует поступать на журфак МГУ. У нее немало публикаций в местной газете и уже кое-какой опыт работы в редакции.
Илья схватился за голову. Кузина в его нынешние планы никак не входила.
— Что будем делать? — на всякий случай справился он у Лидочки.
— Плевать! — флегматично отозвалась подруга.
— А плевать откуда — из Дубны или из Краснодара?
— Сначала отсюда, а потом оттуда. Твоя сестрица прекрасно сдаст экзамены и без тебя. Ты же ей шпаргалки писать не собираешься! А к сентябрю, самолетик, мы вернемся, и вы сольетесь в братски-сестринских объятьях! Ага?
На том и порешили.
Ничего не сообщив родственникам, Илья, завалив почти всю сессию, уехал в Дубну.
Родители Лиды, физики, даже в выходные пропадали на работе допоздна.
— Я тебя предупреждала! — меланхолично сказала Лидочка.
Они были предоставлены сами себе и наслаждались свободой недели две. Но потом им надоело точно так же, как в общежитии, варить себе макароны и пельмени и жевать готовые завтраки.
Чистый зеленый городок, почти со всех сторон окруженный водой, очень понравился Илье. Почти как все приволжские города, Дубна была приветливой и мирной, безмятежно и спокойно живущей.
— А зачем ты отсюда уехала? — спросил Илья Лидочку. — Здесь так хорошо!
Лидочка скривилась и презрительно выпятила пухлые яркие губки.
— А ты зачем? — хитро спросила она.
— Но Дубна и Краснодар такие разные… — задумчиво сказал Илья.
— Зато мы с тобой такие одинаковые, — разумно возразила Лидочка.
В первый день приезда светило яркое солнце. Оно освещало приплясывающую и кувыркающуюся в солнечных зайчиках Лидочку. Она нарядилась в свой излюбленный джинсовый расклешенный сарафанчик до колен и черные туфли с ремешками и широкими каблучищами.
Илья взял ее за руку и помчался с нею по зеленому холму. Они долго бежали вдвоем в никуда, потом дружно засмеялись, остановились, и Илья сфотографировал Лидочку. Свою милую Молекулу с надутыми капризными губками. Еще он снял ее, сидящую по-турецки в остове брошенного, насквозь проржавевшего автомобиля. Может, кто-то угнал эту машину и разобрал ночью на запчасти? Остался один кузов и врос в землю.
Они долго шли без всякой цели, пока не добрели до сгущающегося леска, куда уходила дорожка. Они зашагали по ней, спускаясь вниз, в густые заросли. Их обступили тонкие стволы деревьев, сюда не долетал ветерок, и воздух был противно-теплым. Деревья стояли плотно, не пропуская солнце, вместо травы — коричневая сыпковатая землица. Влажные заросли становились гуще. С наклонившихся веток свисали крупные мокрые и приятно холодные листы, как с лиан в экзотических джунглях. Неожиданно захлюпала вода.
Илья остановился и деловито сбросил парусиновые туфли, рассовав их по карманам. Лидочка храбро пошла на разведку, расставив руки. Она не знала этих мест. Вдруг чмокнула илистая земля. Лидочка ойкнула. Она стояла до половины голеней в воде, покрывшей все пространство среди деревьев. Они росли словно из воды — натянутой пленки между стволами. Корни тянулись по глади, кое-где испорченной цветущими кувшинками. Лидочка сделала пару шагов, приподняв сарафанчик.
— Я хочу купаться, — надула она губки. — Куда ты меня завел? Здесь неприятно.
— Похоже, это — местная лесная лужа, широкая и мелкая, — заметил Илья. — Вода течет из земли и стоит здесь годами. Надо взять направо. Там сухо.
Он подумал, что они забрели сюда совсем не случайно, в этом — какой-то тайный смысл, но угадывать не стал.
Они затопали вверх по песчаной тропке и выбрались к расступившимся кустам. Безлюдно… Слева лежало болотце, похожее на лужайку. Впереди начинались безбрежные водные просторы.
Ветер играл травой и гнал рябь по реке, зажатой в замкнутом изгибистом русле с резко очерченными берегами. "Прорезанная река, — усмехнулся про себя Илья. — Как протаявшая в московском зимнем льду черная дыра. Земля обрывается — и начинается глубокая вода".
Лидочка задумчиво пятилась от ветра, мерно перебирая крепенькими ножками. Потом остановилась и рассеянно стащила через голову сарафан. Скинула туфли и помчалась к краю берега. Постояла на обрыве, подняв руки. В этот момент, словно призванное ею, выглянуло солнце, осветив ее фигурку. И тогда Лидочка подпрыгнула и бросилась в воду.
Илья неторопливо отложил брюки на траву, аккуратно свернул сверху белую рубашку и неторопливо направился следом за Молекулой, осторожно проверяя путь большим пальцем правой ноги. Пятки холодила мягкая скользковатая глина.
Поплескавшись и побрызгавшись, Илья прошлепал по песчаному дну и быстро выбрался на берег. Лидочка вылезла следом и прижалась к Илье мокрым, скользким и холодным телом. И Илюша вдруг подумал, что чересчур привязался к этой девочке с капризным ртом…
Он лег на спину на прибрежную траву, положив голову на сцепленные руки. Мягкая Лидочка уселась по-турецки, обсыхая.
— Родной дом, ага… — вдруг сказала она. — Даже вспоминать о нем не хочется…
Илья тоже представил родной город. Вернуться бы туда навсегда… Каждый день видеть мать, ходить на рынок, смотреть на вечернюю зорьку… Да вот беда: кроме этого, ему больше нечего там делать. А Москва намазана медом. Его густой слой лежит на небоскребах Нового Арбата, где вечером, как мрачные монстры, горят красными глазками темные крыши. Кремлевские башни сделаны из красного торта и посыпаны сахаром.
