Наталия Орбенина - Живописец
– Маша, помни, что бы ни случилось, ты не должна терять присутствие духа! Сейчас мы попытаемся отойти от берега. Если мы перевернемся, не пугайся, тут неглубоко, плыви. Цепляйся за камни, да тут и дно видно.
Маша, бледная и сосредоточенная, уцепилась за борт лодки, словно это могло чем-нибудь помочь. Она умела плавать, научилась, когда снимали с маменькой дачу в Вырице. Вернее, не то чтобы плавать, но хотя бы продержаться на воде некоторое время. Колов ловко орудовал уцелевшим веслом. Лодка аккуратно двигалась меж видимых камней. Маша взяла в руки обломок весла и помогала Михаилу, как могла. Казалось, что они почти выбрались из этой Ловушки, как в один миг огромная волна подняла и потащила их от берега. Маша оглянулась. Вслед за ними двигалась вся масса прибрежной воды, обнажив невиданное количество каменных зубьев, о которых они и не догадывались. И в следующее мгновение волна ринулась в обратную сторону и с огромной силой ударилась об острые камни. Маша и опомниться не успела, как оказалась под водой. Но помня, что ей приказал Михаил, отчаянно заработала руками и ногами. Барахтаясь, она почувствовала под ногами твердь и встала на дно. Вода захлестывала лицо, опрокидывала. Михаил был оглушен перевернувшейся лодкой, а налетевшая волна ударила его о камни. Вода окрасилась кровью. Маша, отчаянно сопротивляясь течению, попыталась ухватить Колова за одежду, чтобы помочь ему выбраться на берег. Она кричала, чтобы он подал ей руку, но он не отвечал. Видимо, был без сознания. Отлив повлек тело Колова дальше от берега. Плыть следом Маша не могла. Тяжелое платье и пальто тянули ко дну. Цепляясь за камни, она кое-как двинулась к берегу. Она снова оглянулась и вовремя. Прибой нес прямо на нее остатки их лодки. Маша отпрянула, но искореженный край лодки больно задел плечо и руку. Боль, казалось, добавила Маше сил. Она всем своим существом почувствовала, что любимый гибнет и с остервенением снова стала бороться с волнами. Стихия бросала тело Колова, как тряпичную куклу. Он бился головой о камни. Наконец измученной Маше удалось крепко схватить Колова за ворот. Раздался треск, но Маша все же подтащила его к себе, а потом и вытянула тело на берег.
– Мишенька! Родной! Любимый! Очнись! Очнись! Голубчик!
Она пыталась привести его в чувство. На голове возлюбленного Маша обнаружила глубокую рану. Все лицо Колова было в ушибах и порезах, волосы спутались и пропитались кровью. Она с трудом перевернула его, чтобы вода вышла из легких. Терла ему виски, хлопала по щекам. Нет, он не может умереть и оставить ее на этом проклятом острове! Маша не замечала, что она насквозь мокрая, что с нее потоком льется вода, что сильно болит ушибленное плечо. Она не видела ничего, кроме лица любимого человека. Ей нужно было только одно – услышать его вздох.
Веки Колова задрожали, глаза открылись.
– Мишенька! Слава Богу! Ты будешь жить! Ты не покинешь меня! – Она обняла его, пытаясь согреть своим телом.
Рассудок говорил ей, что травмы, полученные Коловым на службе, вряд ли помогут делу. Но она верила в силу своей любви, в то, что Господь не допустит такой несправедливости. А если и допустит, то тогда и ей незачем жить в этом неправедном мире. Михаил словно прочитал ее мысли.
– Не смей! Слышишь, не смей так думать! Ты должна жить во что бы то ни стало! Теперь ты должна жить за двоих! Ведь в тебе еще одна жизнь, ты не можешь пожертвовать ею! – прохрипел Колов. – И помни, ведь у тебя улики! Мы знаем правду!
– Нет, ты не умрешь! – Маша в отчаянии затрясла головой. Мокрые пряди упали ей на лицо.
Колов слабеющей рукой провел по волосам любимой.
– Как я люблю тебя!
– Нет! Миша! Нет! – Она сдерживала рыдания, но видела, как он слабеет с каждым мгновением, с каждым вдохом.
Глаза Колова помутнели, лицо стремительно бледнело.
Михаил попытался улыбнуться, чтобы подбодрить Машу.
– Я верю, мы встретимся с тобой на небесах, но ты не спеши за мной. Поклянись, что не сделаешь с собой ничего!
Маша только стонала и мотала головой, не в силах произнести ни слова.
– Поклянись! – Он попытался приподняться и тотчас же поник.
– Клянусь! Клянусь любить тебя вечно! Только ты, только с тобой! Но не уходи, не уходи!
– Хорошо… – Глаза Михаила застыли. На губах по-прежнему светилась угасающая улыбка.
Маша прильнула к этим губам, пытаясь навсегда запомнить этот прощальный поцелуй.
Глава тридцать седьмая
Елизавета Дмитриевна Стрельникова пребывала в необычайном волнении. Ни от Маши, ни от Колова из Выборга не было никаких вестей. А уж давно пора бы, если все прошло удачно. Мысль о том, что и второй побег не удался, приводил Стрельникову в ужасное состояние. Сама идея изначально не вызывала у нее одобрения. Когда она пришла к Колову с мольбой помочь Маше, единственное, что пришло ему на ум, это побег. Правда, Елизавета Дмитриевна попыталась еще раз добиться помощи полиции в лице следователя Сердюкова, который, как ей показалось, проникся семейным несчастьем Стрельниковых. Но Константин Митрофанович сразу дал ей понять, что он хоть и сочувствует бедной Маше, но пока у него нет никаких данных, которые могли бы оправдать вмешательство полиции в частное дело. Безумие барона неочевидно, намеки на убийство отца очень глухи. Единственное, что он обещал твердо, так это то, что полиция не будет очень усердно искать беглецов. И закроет глаза, даже если бы они находились прямо перед его, Сердюкова, носом.
Зимой побег дочери не удался, и Колов бесполезно прождал Машу до глубокой темноты. Елизавета Дмитриевна металась по квартире, не находя себе места, прислушиваясь к каждому шороху за дверью. Вдруг это они? Но, увы! И вот снова то же самое, те же метания, страхи, тревожное ожидание. Сердце ноет, в голове проносятся картины одна страшней другой. В означенный день беглецы не появились. Наутро Стрельникова уже поджидала следователя на улице. Ей не хотелось заходить в полицейское управление.
Сердюков не слишком обрадовался, узрев просительницу еще издалека. Опять слезы, стенания, всякие глупости, предчувствия и все такое! Сердюков оказался абсолютно прав. Елизавета Дмитриевна действительно не удержалась и уже с первых же слов начала всхлипывать. Она сбивчиво поведала о первом неудачном побеге и о том, что теперь условленный срок вышел. Она боится, что сумасшедший зять совершил нечто ужасное. Материнское сердце все извелось от тревоги. Сердюков слушал и размышлял. Будучи в Выборге, он убедился, причины смерти Теодора Корхонэна никто толком и не выяснял. Ограничились рассказами сына и дворового человека, бывших при этом. Тело не нашли, и дело было закрыто. Но разговор с Кайсой Byори породил многочисленные подозрения и вопросы. Что ж, может быть, именно теперь их и задать молодому человеку и его матери? Уж слишком многие их проблемы разрешились со смертью старшего Корхонэна! Особенное, если предположить, что Генрих был действительно не в себе и ему грозила лечебница, а Аглае Францевне развод с мужем. Следователь вынырнул из своих размышлений и понял, что Стрельникова все еще стенает, полагая, что он внимательно слушает собеседницу.
