Елена Усачева - Игра по чужим правилам
– Хорошие вы были ребята, пока маленькие, – тихо заговорил Игорь Дмитриевич, заставляя всех замолчать, чтобы услышать слова учителя. – Выросли, стали никакими. Лисова! Я не буду предлагать кому-то у кого-то просить прощения и мириться. В конце концов вы сами разберетесь. Школа вам не нужна. Но и ты не подставляйся. Это и твоя вина, что все так получилось.
Ира медленно села. Она? Виновата?
– Пока не поздно, учитесь договариваться и вообще – говорить друг с другом. А еще слышать и принимать чужую точку зрения.
– Как будто взрослые нас слышат! – буркнул Митька.
– Слышат. Не всегда, но слышат. А вы не берите у нас плохое. Попробуйте взять что-то хорошее.
– А оно у вас есть? – Парщиков уже хамил.
– Есть. Поищите. До свидания.
Он ушел, так и не сказав, кто во всем этом виноват, не призвал к ответу. Все смотрели друг на друга, словно примеряясь, к кому слова завуча больше относятся. Получалось, ни к кому. Или ко всем?
– Ты поняла, что он сказал? – повернулся к Ире Митька.
– Что ты дурак, – устало отозвалась она.
Глава одиннадцатая
Любовь прошла, завяли помидоры
Последняя запись на вырванных листочках:
«Три фигуры выступили из темноты. Они и были порождением ночи. Выдали идущих шаги. Гулкие шаги между притихших домов. Где-то там, за стенами, за зашторенными окнами было светло, уютно и мирно. А здесь – ветер, тьма, эти трое. Она остановилась, соображая, успеет ли убежать. Но бежать назад было страшно, особенно поворачиваться спиной к тем, что шли на нее. Словно у них был пистолет, из которого непременно выстрелят. А ведь еще неизвестно, что собираются делать эти трое. Может, просто идут. Гуляют.
– Эй!
Она попятилась. Они идут к ней!
– Стой!
А вот теперь самое время бежать! Минуту назад – усталость, раздражение, мысли о школе. Сейчас – скорость. Она неслась обратно к автобусной остановке, а за ней грохотал сам город.
Не успеет!
Споткнулась, подвернула ногу, неловко обернулась – не поняла. Она упала, но боли не почувствовала. Она видела приближающиеся ноги.
Помогите!
Его шаги были бесшумны. Он просто появился, и те, другие, остановились. Была драка, нет, она не заметила, только те, плохие, исчезли. А он подошел, протянул руку, чтобы она могла встать.
– Проводить? – спросил он негромко.
И она согласилась».
Все ушли. Ира поначалу тоже собиралась домой, встала, выпуская Ходасян, но потом опустилась обратно на стул. На нее напала лень. Все, что ждало ее за дверью, было понятно.
– Рано вас Игорь Дмитриевич освободил, – ворчала химичка. – Надо было оставить посидеть весь урок, как раньше делали. Дело до драки дошло, а закончилось все пятиминутным разговором. Это же ЧП. А он…
Чтобы не прерывать ход учительского монолога, Ира кивала. Вот бы она ушла. Хорошо бы посидеть одной, в тишине. Не шевелясь.
– Скоро полугодие заканчивается, об экзаменах надо думать, а у вас ветер в голове.
Кивок.
Химичка вдруг пристально посмотрела на Иру.
– Возьми пудру, спрячь свою красоту. – На парту перед Ирой легка синяя пластиковая коробочка. – Из-за чего подрались-то? Неужели из-за Щукина? Вот балабол. И чего за ним Курбанова бегает?
– Не из-за Щукина. Она меня с днем рождения не поздравила, – буркнула Ира, вертя в руках незнакомую конструкцию – никак не могла понять, с какой стороны замочек у пудреницы.
– Путаные вы. – Химичка открыла коробочку, коснувшись ученицы холодными руками. – Ерундой страдаете.
Ира посмотрела на свое отражение. Ничего особенного. Сквозь кожу пробивается легкая синева. Возможно, к вечеру все станет заметнее.
И вдруг химичка предложила посидеть в классе.
– Я уйду. Чтобы тебя никто не тревожил, кабинет закрою. Через полчаса вернусь, захочешь, пойдешь домой. Нет, еще посидишь.
Вот бы на ночь остаться. Тут, наверное, привидения замученных учеников по коридорам бродят…
– Ну все, сиди.
В замке щелкнул замок. Каблучки отбили удаляющуюся дробь по лестнице.
Ира отодвинула стул, пробираясь к окну. Ноябрь был уныл. Улица устало помигивала слипающимися ресницами голых веток. Никого. Мокнет под дождем площадка, мокнут дома, мокнут деревья. А на море под этим же дождем мокнут корабли. И сам город, вдруг превратившись в такой корабль, стронулся и поплыл… не к горизонту, а на край света, за которым мрак.
За спиной грохнуло. От неожиданности Ира чуть не снесла цветы с подоконника.
На пороге лаборантской стоял Щукин. В руке у него была швабра.
– Ты решил на пару с Курбановой меня прибить? – Других версий такого явления не было. Вместо швабры ему бы косу – вылитая смерть. По крайней мере, такой же бледный, как ненавидимая всеми вестница печали.
– Сделай одно дело.
Займись делом, порисуй мелом, возьми лопатку, вскопай грядку…[4]
Ира молча смотрела на одноклассника.
Щукин полез в свой чемодан, уронил швабру. Рюкзак в его руках крутанулся, упал на пол с глухим стуком.
– Бомба, что ли? – в Ире проснулось любопытство.
– Две! – Лешка сидел над рюкзаком, не зная, что с ним делать дальше. – Там, короче, это… рассыпалось.
Цветок фиалки. Он лежал на дне, опрокинувшись на бок. Зеленые мохнатые листики набрали в ворсинки земли. Как и учебники с тетрадями. Из коричневой горки торчал одинокий карандаш.
– Это у тебя чего?
– Кактус, – буркнул Лешка, запуская руки в рюкзак. – Помоги собрать.
– Это то, что ты в прошлый раз стащил? – стала догадываться Ира.
Скандал в сентябре, Щукин с Пулейкиным вылезают из класса через окно. Все было, наверное, так же. Химичка оставила их и закрыла класс. Щукин стащил фиалку. Ту самую, что принесла Лика. Теперь вернул. Любовь прошла, завяли помидоры. Жалко. Красивая была история. Все кругом придумывают свои истории с печальным концом.
– Сделай так, чтобы он не загнулся. – Лешка искал, куда бы поставить перепачканный в земле горшок, и не придумал ничего лучше, как устроить его на учительский стол.
– Землю выгребай, – скомандовала Ира, отодвигая подальше учительские тетради и учебники. Но Щукин вновь отличился, перевернув над цветком рюкзак.
Сначала посыпалась земля, потом рухнули учебники с тетрадями, отбив Ире запястье. Последним по полу покатился одинокий карандаш.
– Знаешь, сколько тебе это будет стоить! – взвыла Ира.
– Желание, – кивнул Лешка, заглядывая внутрь своего чемодана. Он собирался еще немного потрясти его над фиалкой, но Ира дала однокласснику подзатыльник и отправила к раковине. От рукомойника он вернулся все с той же шваброй. Хозяйственный.
