Ольга Дрёмова - Иллюзия любви. Сломанные крылья
Сообразив, что сейчас дверь закроется и он упустит свой шанс, даже не попробовав использовать его, Тополь выставил вперёд ногу, и мягкая дерматиновая обивка упёрлась в его добротный кожаный сапог на цигейковом меху.
— Тот мужчина, который называет себя твоим отцом, говорит тебе неправду. Твой отец — я! — голос Тополя эхом прокатился по лестничной площадке и, заметавшись между пролётами, рассыпался где-то этажом ниже.
— Алин, с кем ты там разговариваешь?
Неожиданно дверь перед Леонидом распахнулась настежь, и, закрывая своей мощной фигурой почти всё свободное пространство, перед ним появился незнакомый мужчина в тренировочном костюме.
— Пап, тут какой-то странный дядька. Пьяный, что ли? Несёт какую-то чушь, говорит, что ты не мой отец…
— Это ещё что за явление Христа народу? — мужчина бросил на худосочную фигуру Тополя явно неодобрительный взгляд. — Что вы хотите?
— Я хочу поговорить с Лизой.
— С Лизой? Вы её знакомый?
— Каким-то образом — да, — Тополь вскинул подбородок.
— С кем это вы тут разговариваете? У нас гости? — неожиданно в коридоре появилась Лиза.
Невысокая, стройная, с длинными светлыми волосами, лежащими на плечах крупными волнами, она выглядела так, словно последние пятнадцать лет обошли её стороной. Голубоглазая, тоненькая, невесомая, как пушинка, рядом с внушительным мужчиной в тренировочном костюме она казалась игрушечной куколкой. Перекинув через шею вафельное полотенце, она смотрела на Тополя, будто не узнавая его, и в её глазах не было ничего, кроме лёгкого удивления.
— Лизонька, здравствуй, родная! — Тополь протянул гвоздички и шагнул вперед, рассчитывая, что мощный конкурент уступит ему дорогу, но тот и не думал отходить.
— Лиз, это кто такой? — не поворачивая головы к жене, спросил тип. — Ты его знаешь?
— Нет, — в лице Лизы не дрогнул ни один мускул.
— Как это нет? — опешил Тополь. — Лизонька, ты меня не узнала? Это же я, Леонид!
— Извините, я вас не знаю. Вероятно, вы ошиблись адресом, — негромко произнесла она.
— Ошибся?! — от возмущения синие глаза Тополя стали огромными. — Да что ты такое говоришь?!
— Я говорю, что вы пришли не по адресу, — спокойно произнесла Лиза. — Вы явно что-то перепутали.
— Я-то ничего не перепутал, — безразличный тон Лизы задел Тополя за живое. — А вот ты, по-моему, что-то путаешь. Настоящий отец этой девочки — я, и она должна об этом знать!
— Что за чушь вы говорите! — за спиной отца Алина чувствовала себя вполне уверенно. — Мама, скажи, что это неправда!
— Давай, Лиза! — обида придала Тополю уверенности. — Давай, что же ты? Посмотри мне в глаза и скажи, что Алинка — не моя, ну?!
— Вы не имеете никакого отношения ни ко мне, ни к моему ребёнку, и я вообще не понимаю, почему вы сюда пришли.
— Ах, даже так?! — лицо Леонида перекосилось.
— Лиза, ты его знаешь? — высокий мужчина кивнул на Тополя, стоявшего в дверях.
— Нет. — На мгновение на губах Лизы мелькнула едва заметная улыбка, и Тополь почувствовал, как его с головы до ног буквально окатило кипятком.
— Да как ты можешь?.. — потрясённо прошептал он. — Словно с чужим…
— Слушай, ты, псих! — угрожающе повысил голос высоченный мужчина. — Или ты сейчас исчезнешь отсюда сам, или я помогу тебе это сделать, выбирай!
— Не стоит так нервничать. Я сам уйду. На! — он протянул цветы своему конкуренту. — Что, не нравятся? Мне тоже, — схватив букет поперёк стеблей, он сломал его пополам и с сожалением скривился. — Надо же, такие деньги — и снова коту под хвост. Лучше бы укропа купил, и то польза была бы!
Бросив на Лизу прощальный взгляд, Тополь снова с презрением сморщился и, зажав изломанный букет под мышкой, стал неторопливо спускаться по лестнице.
* * *— Откуда у тебя это?! — Надежда взяла в руки перетянутую тонкой резиночкой пачку стодолларовых купюр, внимательно, будто видя иностранную валюту впервые в жизни, осмотрела стопочку с обеих сторон и подняла на сына изумлённый взгляд. — Я тебя спрашиваю, откуда ты взял эти деньги?
— Какая разница? — картинно закатывая глаза, Семён прикрыл ресницы, и на его лице появилось довольное выражение шкодливого кота, удачно слазившего в чужую кладовку за сметаной.
— Подожди, что значит какая разница? — Надежда бросила пачку на середину стола. — Будь так добр, объяснись. Тебе девятнадцать, ты нигде не работаешь, а даже если бы и работал… это же не три копейки.
— Если я скажу, что отдали старый долг, поверишь? — Семён прищурился.
— Ты меня за кого держишь, мальчик? Чтобы получить с кого-то долг, надо сначала дать взаймы, — тяжело припечатала она. — Вот что, хватит крутиться ужом. Мне всё это не нравится. Или скажешь, где ты это взял, или…
— Или что?! — сверкнул глазами сын. — Если уж на то пошло, мне всё это тоже не нравится. По какому праву ты полезла в карман моей куртки? Я тебе давал на это разрешение?! Или, может быть, я попросил тебя об этом?! — Семён прищурился. — Что же ты замолчала, словно в рот воды набрала?
— Ты стрелки-то не переводи, умник! Сейчас речь не об этом.
— Как раз об этом!
— А ну-ка, прикуси язык, салажонок! — тёмно-серые глаза Надежды сверкнули недобрым огнём, и она с силой ударила ладонью по полированной поверхности стола.
Привыкнув видеть от матери только теплоту и ласку и не ожидая от неё такой странной реакции, Семён несколько раз изумлённо моргнул.
— Это ты мне? — потрясённо выдавил он.
— По-моему, нас в квартире двое, — напряжённо сдвинув брови, Надежда снова взяла в руки деньги. — Я слушаю тебя внимательно.
— Я не привык, чтобы со мной разговаривали в таком тоне! — медленно подняв голову, Семён зло взглянул на мать.
— Пока ты мне не объяснишь, откуда это, другого тона не будет, — с нажимом произнесла она. — Чтобы собрать две тысячи, нам с Русланом пришлось перевернуть небо и землю, и мне непонятно, откуда в твоём кармане оказалась сумма в тысячу долларов, сумма, которой у тебя не могло быть в принципе!
— Это моё дело! — Тополь исподлобья взглянул на мать. — Я взрослый человек и не обязан отчитываться перед тобой по любому поводу.
— Ах ты, гадёныш! — кулаки Надежды сжались. Побледнев, как полотно, она медленно встала из-за стола. — Хочешь ты или нет, я всё равно об этом узнаю.
— Я ничего не намерен тебе объяснять! — разозлившись, Семён свёл брови у переносицы, и на его лице появилось точь-в-точь такое же выражение, которое Надежда помнила за его отцом в молодости. — К твоему сведению, в моём кармане должна была лежать не одна тысяча, а три, ясно?! — он снова сверкнул глазами. — Да, три, и нечего на меня смотреть, как на врага народа!