Татьяна Корсакова - Старинный орнамент везения
– Кажется, еще жив.
– Тогда пошли, обопрись на меня. – Липа помогла ему подняться, почти волоком дотащила до кухни, усадила на табурет. – Надо снять пиджак, дай помогу.
Он не сопротивлялся, позволил стянуть с себя сначала пиджак, потом рубашку. Липа, осмотрев рану, с облегчением вздохнула. Там, в ванной она с перепугу решила, что задето сердце или легкое, а оказалось, что рана неопасная – только кожа и мышцы. Как говорится, до свадьбы заживет. Хотя целились Чернову именно в сердце, просто что-то изменило траекторию, и удар пришелся по касательной. Да, похоже, не ошиблась она насчет его уголовного прошлого…
– Нравится смотреть на голых мужиков? – язвительно поинтересовался сосед.
– Что?!
– Ты так пристально рассматривала мой торс, что я подумал…
– Я рассматривала твою рану, – огрызнулась Липа.
– Ну, и как она?
– Могло быть и хуже. – Она достала из шкафчика бутылку с медицинским спиртом, плеснула спирт на чистое кухонное полотенце и сказала с непозволительным для врача злорадством: – Будет больно.
– Кто бы сомневался, – проворчал Чернов и зажмурился.
Да, кто бы сомневался. Особенно принимая во внимание количество шрамов на его теле. Ему, похоже, такие манипуляции не впервой.
Чернов оказался крепким орешком, пока Липа обрабатывала рану, не издал ни звука, только шипел сквозь стиснутые зубы.
– Надо зашивать, – сказала она.
– Сможешь? – сосед посмотрел на нее с явным сомнением.
– Легко.
Липа не врала, когда-то, еще в институтские годы, она мечтала стать хирургом, даже подрабатывала в хирургическом отделении. С хирургией так и не сложилось, а вот минимальный набор навыков она приобрела…
– Вот и все! – сказала Липа, любуясь плодом своих рук. – Будешь как новенький, останется маленький… – Она думала, что Чернов сидит с закрытыми глазами, страдает от пережитых мук, а он не страдал, он мечтательно улыбался и пялился в вырез ее халата…
* * *…В окнах квартиры горел свет. Видать, Олимпиада Витальевна отоспалась днем и сейчас мается бессонницей. Тим заглушил мотор, выбрался из джипа. Может быть, ему удастся разговорить свою неприветливую соседку, вытянуть из нее хоть какую-нибудь информацию? Интересно, Марина права насчет нее и отца? Если права, то надо присмотреться к девчонке повнимательнее.
…На него напали у подъезда. Из темноты выступила черная тень. Тим подумал, что это кто-нибудь из загулявшихся соседей. Интуиция сработала в самый последний момент, когда перед глазами блеснула сталь. Он попытался уклониться, уйти от удара, но не успел – грудь обожгло огнем, рубашка мгновенно пропиталась кровью. «Все, теперь уже точно конец», – мелькнула мысль. Прощай, подружка Удача, здравствуй, подружка Смерть…
Напавшая на него тень, исчезла, растворилась в темноте. Если бы Тим не готовился умирать, он бы попытался догнать тень-убийцу, а так, что уж теперь?..
Он знал, что ранение в сердце почти всегда смертельно, но не умирать же на пороге, как бездомный пес! Надо добраться до квартиры.
Тим затащил свое ставшее вдруг непослушным тело на второй этаж и не умер. Осилил третий и четвертый, добрался до пятого и все еще оставался в рядах живых. В душе зародилась робкая надежда – может быть, действует амулет, может, его случай – исключение, и если вовремя перевязать рану…
Ключ попал в замок только с четвертой попытки, так сильно дрожали руки. Тим ввалился в квартиру, осмотрелся. На кухне и в коридоре горел свет, из ванной доносился звук льющейся воды. Значит, ему туда…
От страха перед неминуемой смертью в голове шумело. А может, это не от страха, а от кровопотери?..
Олимпиада Витальевна его возвращения не ожидала. Олимпиада Витальевна принимала ванну, из пушистого пенного сугроба торчала только ее голова.
– Привет, – Тиму не хотелось ее пугать, ему нужно быть вежливым.
Олимпиада Витальевна ничего не ответила и галантность его не оценила. А шум в голове тем временем усилился. Тим оперся о косяк, спросил:
– У тебя есть бинты?
– Бинты?!
– Да, бинты, и желательно спирт, но на худой конец сойдет и водка.
– А зачем тебе водка?
– Лучше спроси, зачем мне бинты, – Тим распахнул пиджак, девчонка ойкнула.
Ну все, сейчас она бухнется в обморок и бинты нужно будет искать самому, а время уходит, кажется, все-таки придется умирать…
– Так есть бинты или нет?! – произнес он, медленно сползая по стенке…
– …Эй, ты жив? – кто-то тряс его за плечо.
Тим открыл глаза. Девчонка за время его отключки успела выбраться из пенного сугроба и даже набросить на себя коротенький шелковый халатик. Тим секунду-другую порассматривал ее лицо, прислушался к собственным ощущениям. Странно, но организм сигнализировал, что с ним все более или менее хорошо и что умирать он передумал.
– Кажется, еще жив, – сказал Тим скорее себе, чем девчонке.
– Тогда пошли, обопрись на меня. – Она помогла ему подняться, подставила костлявое плечико в качестве опоры, затащила на кухню.
А потом начались чудеса. Зря он боялся, что она грохнется в обморок от вида крови, похоже, его соседка – извращенка. Она сорвала с него сначала пиджак, потом рубашку и принялась внимательно изучать его боевую рану. Спасибо, хоть пальцем там не стала ковыряться в порыве энтузиазма.
– Нравится смотреть на голых мужиков?! – не удержался он от остроты.
– Что?!
– Ты так пристально рассматриваешь мой торс, что я подумал…
– Я осматриваю твою рану, – фыркнула она. Ну точно извращенка, нравятся ей такие ужасы…
– Ну, и как она? – Вообще-то, он и сам понял, что ранение несерьезное, что и на сей раз обошлось, но было интересно, что скажет Олимпиада Витальевна.
– Могло быть и хуже.
Да, что верно, то верно, могло быть намного хуже. Скажем, проникающее ранение в сердце. Если бы не амулет. Тим задумчиво посмотрел на глубокую царапину, разделившую спираль надвое. По всему получалось, что амулет если и не отвратил удар, то, во всяком случае, изменил его траекторию. Тысячекратное тебе спасибо, мулатка с губами цвета переспелой вишни!
А девчонка тем временем разошлась не на шутку. Кажется, она на самом деле вознамерилась оказать ему первую медицинскую помощь. Ну-ну, это даже интересно.
Вообще-то, сейчас, когда Тим понял, что неминуемая смерть ему не грозит, он мог бы обработать рану и сам. Просто не хотелось лишать девчонку удовольствия. Он даже постонал для пущего эффекта, хотя, сказать по правде, боль была не такой уж и сильной. Знакомый дакарский врач однажды разъяснил Тиму, что у того высокий болевой порог, и из-за этой своей особенности боль он воспринимает не так, как остальные люди, и держится молодцом там, где другой бы уже давно потерял сознание. Вообще-то болевой порог тут ни при чем, болеустойчивым и живучим его делал амулет – спираль удачи. Но девчонка же этого не знала. Девчонка думала, что он простой смертный, и вознамерилась зашить ему рану, даже хирургическую иглу откуда-то приволокла. Извращенка, как пить дать извращенка. Маленькая садистка. Но до чего ж хорошенькая в этом своем желании причинить боль ближнему! Глаза горят, щеки разрумянились, и пахнет от нее чем-то вкусным, и полы халатика распахиваются так… призывно. И вырез… Тим скосил глаз в вырез и застонал. А дуреха эта снова подумала, что ему больно. А ему не больно, ему – как бы это сказать? – в общем, похоть одолела его бедное тело. Вроде и не увидел ничего особенного, а от возбуждения аж дыхание перехватило. Может, это такая парадоксальная реакция на чудесное спасение, гормональный взрыв на почве пережитого стресса?
