Татьяна Корсакова - Судьба No. 5
— Как она? — Клим присел перед певицей, посмотрел на ее ноги. В сполохах пожара выглядели они ужасно.
— Жива! — оптимистично заявил Вильгельм Лойе.
— Да, главное, что жива. — Клим кивнул.
Девочка перестала стонать, сказала жалобно:
— Больно.
Клим снова кивнул, теперь уже ей.
— Надо бы ее отсюда вынести. Там, — он махнул рукой в сторону подворотни, — наверное, «Скорая» какая-нибудь стоит…
— Я ее не донесу. — Мальчишка виновато улыбнулся. — У меня со спиной что-то. Наверное, сорвал, когда вас вытаскивал.
— Не переживай, друг, я сам. — Клим подхватил пострадавшую на руки, не оглядываясь, побрел к выходу со двора.
Они являли собой незабываемое зрелище — ожившая картинка из какого-нибудь низкобюджетного боевика. Мужик в порванном, местами прожженном свитере с хрупкой девочкой на руках. Худенький растрепанный парнишка, через каждые два шага охающий и по-стариковски хватающийся за поясницу. И светская львица с мокрыми волосами, с лицом, перепачканным сажей, и в порванном платье. Это показалось бы даже смешным, если бы не было так страшно.
Их триумфальный выход остался незамеченным, потому что на улице перед клубом в этот момент разыгрывалась другая сцена, в большей степени подходившая для фильма-катастрофы. Пожарные машины, извивающиеся гигантскими змеями брандспойты, люди, искалеченные, обожженные, оглушенные, зеваки и вездесущие репортеры, рвущиеся за оцепление… А в качестве фона — рев сирен и кровавые всполохи огня. Пламя уже перекинулось на второй этаж, угрожая сожрать все здание целиком…
Клим остановился у первой же встреченной «Скорой», молча передал плачущую девочку медикам, с минуту постоял, понаблюдал, как пострадавшую положили в машину, обернулся.
…Алиса исчезла. Клим почему-то думал, что она никуда не денется. Особенно теперь, когда они вместе пережили конец света.
— Где она?! — Он встряхнул Вильгельма Лойе за щуплые плечи.
Мальчишка поморщился, сказал растерянно:
— Ушла.
— Куда ушла?
— Она спросила, куда эвакуировали машины. Я сказал, и она сразу ушла.
— А куда эвакуировали машины? — Клим ослабил хватку.
— Там, метрах в двухстах, есть платная автостоянка. — Парень махнул рукой, охнул, схватился за поясницу.
— Ты сам-то на машине? — запоздало поинтересовался Клим.
— Обижаешь. — Мальчишка широко улыбнулся. — Я же звезда! Мне машина по статусу положена. Только я теперь — голый король. Вся коллекция сгорела.
Клим посмотрел на пожарище:
— Сгорела не только коллекция. Пойдем, подвезу тебя до стоянки, Виталий…
Она потеряла ключи от машины.
Нет, не так. Алиса потеряла сумочку с ключами, мобильником, кошельком и документами. Как же она теперь попадет домой?! Запасные ключи есть у Мелисы, но как добраться до сестры в таком виде, да еще и без денег? Никак…
Что-то в ней сломалось, отключился какой-то предохранительный механизм. Алиса опустилась на бордюр у колес своей машины, закрыла лицо руками и разревелась.
Это стресс — она все прекрасно понимала, но ничего не могла с собой поделать, плакала навзрыд, самозабвенно. Волдыри на ладонях полопались, когда она вытаскивала из огня Панкратова, теперь из них сочилась сукровица, и от слез коже было больно. А еще Алисе было холодно, до озноба, до зубовной дроби.
Она так увлеклась своими страданиями, что не заметила, как кто-то присел рядом. На ее голые плечи легли горячие ладони.
— Замерзла, — сказал Клим Панкратов, не то утвердительно, не то вопросительно.
Алиса молча кивнула, но рук от лица не убрала. Она же сейчас уродина, незачем давать Панкратову лишний повод поглумиться.
— Пойдем. — Он не стал глумиться, даже помог ей встать. Надо же, джентльмен…
— Куда? — Сопротивляться не было сил.
— Я тебя отвезу.
Он ее отвезет! Вот и хорошо, одной проблемой меньше. Панкратов отвезет ее домой, а там Алиса откроет бутылку мартини и напьется до чертиков. Может быть, тогда ей даже удастся заснуть.
У Панкратова была красивая машина, большая и агрессивная, под стать хозяину. В салоне пахло кожей и мужским одеколоном — до их появления: они принесли с собой запах гари, паленой кожи и страха.
Клим уселся за руль, она пристроилась на пассажирском сиденье. Порванные края платья все время расползались, приходилось придерживать их рукой. Можно было и не придерживать — ничего особенного Панкратов бы не увидел, — но в салоне «Лексуса» невольно вспоминалось о правилах приличия. Дама должна вести себя с достоинством, а не сверкать голыми коленками и не размазывать по лицу сажу и слезы.
— Вот. — Клим протянул ей коробку с влажными салфетками, тоже, видно, вспомнил о правилах хорошего тона.
Алиса благодарно кивнула, вытерла руки и лицо.
— Все еще холодно? — Панкратов включил обогреватель, спасибо ему, доброму человеку. — На заднем сиденье лежит пиджак, хочешь, надень.
Она бы обязательно надела, если бы пиджак не принадлежал ее злейшему врагу. Совместно пережитый конец света ничего не изменил в их сложных отношениях, просто установил короткое перемирие.
Панкратов настаивать не стал, только криво усмехнулся. Что он все ухмыляется?! Да как вообще можно ухмыляться после того, что произошло?.. Алиса отвернулась, прижалась лбом к ветровому стеклу. Стекло было прохладным и чуть влажным. Нужно закрыть глаза, ненадолго, просто чтобы отгородиться от происходящего.
Она отгородилась. Она отгородилась настолько надежно, что не заметила, как уснула…
— Эй, пора вставать! — Кто-то тряс ее за плечи, не то чтобы слишком грубо, но настойчиво.
Пришлось открыть глаза.
— Приехали, — сказал Клим Панкратов и распахнул дверцу джипа.
Алиса посмотрела в окно. Приехать-то они приехали, вопрос только — куда? Двухэтажный особняк со слепыми провалами окон, лужайка, тихо жужжащая система автоматического полива, розовые кусты, а за кустами… бассейн.
— Куда ты меня привез? — Вообще-то, Алиса уже знала, куда. Этот дом, эти розовые кусты и этот бассейн она никогда в жизни не забудет! Загородный дом Панкратова, место, где началось ее падение и восхождение.
— В моей городской квартире сейчас ремонт. — Панкратов улыбнулся вежливо и ехидно одновременно.
Лучше бы она оставила его в той горящей кладовке…
— Мне нет дела до твоего ремонта! Я просто хочу знать, почему ты не отвез меня ко мне домой?! — Ярость — опасное чувство, от ярости на глаза наворачиваются слезы, а она уже наплакалась, хватит!
Панкратов посмотрел на Алису с жалостью, как на слабоумную:
— Я не знаю, где ты живешь.