Татьяна Алюшина - Двое на краю света
– Здравствуй, – сказала я, когда он закрыл и запер на замок дверь за нами и повернулся ко мне.
– Здравствуй! – отозвался он, снова обнял, поднял над полом и куда-то понес.
– Краснин, мне поговорить с тобой надо, – обозначила я свой план проведения нашей встречи и главную цель моего визита.
– Обязательно! – пообещал он, донеся меня до кровати в спальне, поставил на пол и уточнил: – Немного позже.
Ну позже так позже, особых возражений у меня не нашлось, тем более мы уже снова обнимались, целовались и принялись стаскивать друг с друга одежду.
О господи, как же я по нему соскучилась!!
От соприкосновения наших обнаженных тел меня словно током ударило, и я торопила его, и пыталась что-то сказать и целовать одновременно, и приняла его всего, как дар божий, и уже летела, подчиняясь его силе и ритму, заданному им…
Наверное, мы на какие-то мгновенья оба провалились в дрему, ну, уж я точно, потому что проснулась-встрепенулась от его голоса:
– Я надеялся, что смогу завтра тебя умыкнуть из института и заняться с тобой любовью на прощание. Даже планы строил, как это сделать.
Он лежал на спине, закинув одну руку за голову, второй обнимая, прижимая меня к своему боку и тихонько поглаживая, и смотрел куда-то вверх, не в потолок, думаю, а в свои чувства и мысли.
– А ты собрался со мной прощаться? – удивленно спросила я.
– А ты собираешься оставаться? – ответил вопросом на вопрос он, повернул голову и посмотрел на меня испытующе.
– До завтрашнего вечера точно, – сообщила я.
– Тогда у нас вся ночь и полдня впереди, – притянул он меня к своей груди и легко поцеловал в губы.
– Краснин, я есть хочу, – внесла я прозаическую ноту в наше романтическое послележание. – У тебя есть какая-нибудь еда или в магазин надо идти или в ресторан?
– У меня есть еда даже для таких вегетарианочек, как ты, – уверил меня он и, чмокнув в нос, распорядился: – Пошли на кухню, будем тебя кормить!
Я сидела на диване в большой уютной кухне, одевшись в легкие шорты и майку, которые предусмотрительно взяла с собой, надеясь именно на такое развитие событий, и смотрела, как он колдует у плиты.
– Пал Андреич, да ты еще и готовить умеешь? – не удержалась я от озвучивания своего удивления, хоть и не очень сильного, помнится, Глория рассказывала, что он вкусно готовил.
– Умею, – посмотрел он на меня, традиционно усмехнувшись, не отрываясь от помешивания чего-то в сковородке.
– Ну, я еще в экспедиции поняла, что ты у нас и жнец, и швец, и на дуде игрец! – выразила я свое искреннее восхищение.
– Это все отец, – выключив огонь под сковородкой и принявшись накрывать на стол, по ходу дела рассказывал он. – Когда он взял меня первый раз с собой в экспедицию, то приставил к кухне и объяснил, что мужчина должен уметь все, а полярник должен уметь все в несколько раз лучше, чем другие. Готовить, так хорошо и разнообразно, уметь из любых исходных продуктов сделать прекрасное блюдо, потому что при нашей тяжелой работе еда очень важна. Ну и быт вести, это тоже важно – убирать, стирать, жить в чистоте и порядке – это как место в голове расчищать для правильного течения мысли и формул. Навсегда приучил. А готовить мне нравится, люблю я вкусно поесть.
Я слушала его в большом душевном замешательстве и принялась мысленно ужасно себя ругать! Нет, ну можно быть такой ограниченной идиоткой!
Оказывается, как невероятно важен для мальчика отец, как много он дает сыну, передает свои знания, умения и мудрость, тем более когда это достойный и любящий отец. Вот уже который раз Краснин упоминает про своего отца, про то, чему он его научил, с таким уважением и гордостью за него. Почему я раньше этого не понимала и даже не задумывалась об этой стороне мужской жизни? У меня же всю жизнь перед глазами находился яркий пример таких отношений – мой папа и дед Платон! Как я могла рассуждать, решать: расскажу – не расскажу про Архипку, подрастет, сам решит?! Почему я брала на себя роль судьи и вершителя их судеб?! Почему я не подумала, сколько упустят они оба, не общаясь и не зная друг о друге, как пострадает от этого мой сын и сколько недополучит в жизни!
Пока я занималась мысленным самобичеванием и поркой, Краснин уже поставил на стол большую тарелку с овощным салатом, вторую с рисом и жареными овощами, испускающими пар и чудесный аромат, миску с салатом из молодой капусты, хлеб, специи и разные растительные масла для заправки на выбор и два прибора, а потом сел сам напротив меня.
– Приятного аппетита, – пожелал он и принялся накладывать мне и себе в тарелки предложенное угощенье.
– Ум-м! – восхитилась я, отведав рис в его исполнении. – Краснин, это очень вкусно! Обалденно!
– Я рад, – улыбнулся он.
Некоторое время мы просто молча с удовольствием ели, поглядывая друг на друга, а потом он вдруг спросил:
– Ты заметила, что обращаешься ко мне только по фамилии и никогда не зовешь по имени, только в официальном формате по имени-отчеству?
– Да? Я не акцентировала на этом внимания, – пожала я плечами, прожевала и пояснила: – Но тебе очень идет твоя фамилия, есть в ней какая-то сила. Наверняка она что-то очень замечательное значит на древнеславянском. А тебе неприятно, что я по фамилии?
– Да нет, – улыбнулся он. – Я уже успел привыкнуть. Мне даже нравится, как ты это произносишь.
У меня была куча вопросов к нему, и я бы говорила и говорила о его жизни, привычках, о чем угодно – но я понимала, что оттягиваю момент трудных признаний, вот поужинать придумала, поддержать легкую беседу и тайно надеюсь продолжить эту беседу в кроватке, а может, потом улучить удобный момент…
Все это отговорки – надо резать к чертовой матери!
– Мне надо рассказать тебе кое-что очень важное, – вздохнув тяжко, сделала я предварительное заявление.
– Хорошо, расскажешь, только давай доедим сначала, – усмехнулся он моей серьезности.
– Давай! – обрадовалась я и этой небольшой отсрочке и тут же перескочила на другую тему, чтобы он не передумал: – У тебя замечательная квартира и дом старинный.
– Да, – поддержал светскую беседу за ужином Павел Андреевич. – Она еще от деда нам досталась, а ему правительство выдало, как важному ученому.
– А где живет мама?
– Она переехала к бабушке, когда та заболела, не очень далеко отсюда, ну а когда бабушка умерла, мама осталась там жить, так нам обоим удобней. – И неожиданно ошарашил меня вопросом: – Почему ты так нервничаешь? Это из-за того, о чем ты хочешь поговорить?
– Да. Давай уберем тут все и уже поговорим, наконец, – тяжело вздохнула и решительно заявила я.
– Я сам уберу. А ты пока можешь квартиру посмотреть, раз она тебе нравится, – предложил он, встал, подошел ко мне, наклонился, поцеловал в висок и прошептал: – И перестань так нервничать, что бы ты там ни собралась рассказать.
