Вероника Кузнецова - Робин
Мои размышления были прерваны, потому что Громила, осмотрев очередную комнату, подошёл к двери в следующую. Он уже протянул руку, чтобы её открыть, как вдруг дверь сама широко распахнулась и перед ним появилась женщина в тёмной накидке, вошедшая, должно быть, через парадный вход. Уолтер замер, а она, не удивившись, обратилась к нему:
— Как ты сумел войти, Чарльз? Я не перестаю изумляться…
И тут она осеклась и отступила на шаг.
— Тише! — свирепо прошипел Уолтер, схватив её за горло. — Если закричишь — убью.
Она взглянула на него, и её лицо исказилось от ужаса. По-моему, она даже не понимала, что ей говорят. Она вскрикнула и попыталась высвободиться, но взломщик повалил её на колени.
— Молчать!
И тогда она закричала, закрывая голову, словно её били, и этот пронзительный, но короткий крик был ужасен. Уолтер ударил её кулаком, и она, как тряпичная кукла, повалилась ему под ноги. Он нагнулся, дотронулся до неё, заглянул в лицо и отшатнулся, словно сам был в страхе от содеянного. Но я был в ещё большем страхе, в таком ужасе, что оцепенел и не смог бы двинуться с места, даже если бы Громила пошёл на меня. Я знал много примеров насильственной смерти, недавно пережил страшную смерть отца, но присутствовал при убийстве впервые.
Однако наше положение осложнилось ещё больше. Уолтер, лихорадочно подхватив приготовленный узел и собираясь покинуть дом, был уже на лестнице, когда снаружи послышался шум, заставив его затаиться. Кто-то шёл под аркой, остановился, и странным стуком постучал в дверь. Уолтер отошёл под лестницу, и я видел, что он подобрал с пола что-то тяжёлое на случай, если сюда войдут.
Человек за дверью помедлил. Наверное, в этот миг наши с Громилой сердца одинаково замерли, потому что неизвестный мог пройти дальше, а мог и войти, особенно, если слышал вопль. Он решил войти и, когда открыл дверь, я сам не понимаю, что случилось. Я выскочил вперёд, потому что был ближе к двери, чем Уолтер, и, к тому же, с другой стороны, и буквально вытолкнул входящего обратно, захлопывая за собой дверь, заливисто свистнув и таща незнакомца в известный мне переулок. Я знал, слышал, чувствовал, что Уолтер преследует нас, но человек не сопротивлялся и я легко отыскал лазейку, куда Громила не додумался бы заглянуть.
— Не понял, — были первые слова мужчины, когда он пришёл в себя от потрясения. — Кто ты? Куда и почему меня затащил?
Насколько я мог судить, а я в этом толк знаю, он был не совсем пьян, но выпил изрядно.
— Друг, — ответил я в духе отцовских рассказов, на которых вырос. — Вам угрожала смерть, сэр. Я не мог оставить вас в беде.
Незнакомец вздрогнул и с интересом меня оглядел, а заодно, чтобы не терять времени, и я его. Это был среднего роста голубоглазый белокурый джентльмен с приятными чертами лица, выдающими весёлый нрав, бесшабашность и легкомыслие. Я знавал таких из нашей среды. Обычно они плохо кончали.
— Объясни всё по порядку, — попросил он.
— В том доме только что убили женщину, — ответил я. — Я сам видел, как грабитель ударил её кулаком по голове, и она упала. Когда вы входили, он ждал вас под лестницей, чтобы убить и уйти незамеченным.
— Джулия убита?!! — вскричал он, и, кажется, на этот раз весь хмель вылетел у него из головы. — Кто это сделал?
Мне не хотелось выдавать Уолтера, сам не знаю, почему. Не в моих это было принципах, а там, где я родился и вырос, донос считался предосудительным поступком и жестоко наказывался.
— Это был человек в тёмном плаще, — пояснил я. — Я не мог разглядеть его лица. Он хотел заставить женщину молчать, а она закричала, и он её ударил.
— Ты был с ним?
— Нет, сэр. Эти вещи не по мне. Я его даже не знаю. Я видел, что он вошёл в дверь, а за собой её не запер, и пошёл следом, чтобы взглянуть, что он там делает.
— Но, может, она ещё жива, и ей требуется помощь? — тревожно спросил он.
— Не знаю, сэр.
Он порывался уйти, и я его не отговаривал, потому что женщина, и в самом деле, могла быть жива и нуждаться в помощи, но почему-то он медлил и не решался вернуться на место преступления.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Робин.
Я ответил кратко. Если уж не можешь добавить «Гуд», то незачем прибавлять и «Блэк».
— Я тебя ещё не поблагодарил, Робин, а ты спас мне жизнь. Спасибо тебе.
— Я не сделал ничего особенного, — скромно ответил я.
— А сколько тебе лет?
— Десять, если мой отец не ошибся в счёте. Мне кажется, что мне не меньше одиннадцати.
— У тебя есть отец?
— Он недавно умер.
Странно. Я уже настолько смирился с его смертью, что думал о своём новом положении совершенно спокойно, а сейчас вдруг ком подкатил к горлу и слова дались мне с величайшим трудом.
— А мать?
— Нет. — Я уже собрался с силами и мог говорить со свойственным мне спокойствием. — Я её никогда и не знал. Я одинок и независим.
— Чем же ты живёшь? — спросил он, пристально глядя на меня.
— Чем придётся, сэр, — ответил я скромно, понимая, что у таких джентльменов, как он, признание в воровстве не найдёт благоприятного отклика.
— Попрошайничаешь?
Моя гордость была задета.
— Зачем выпрашивать то, что можно взять самому? — спросил я. — Да и людей беспокоить без причины не стоит.
— Я всё понял, Робин, — кивнул джентльмен. — Полагаю, ты не забыл прихватить какую-нибудь вещицу на память о доме, куда ты попал случайно?
Удивительное дело, но я так старательно следил за Громилой, что совершенно позабыл, что и сам могу поживиться в доме, который тот грабил.
— Не до того было, сэр.
Он ещё раз пристально на меня посмотрел.
— В таком случае, предлагаю тебе наверстать упущенное. Ты плохо соблюдаешь свои интересы. Хочешь честно заработать деньги, которых тебе хватит на целый месяц?
Я сразу насторожился. Не скажу, что моё занятие было мне противно, однако мне хотелось узнать, какое отношение испытывают люди к деньгам, которые честно заслужили.
— Что я должен сделать?
— Ты должен всего лишь пойти к тому дому и позвать людей на помощь, сказав, что слышал крики.
Я призадумался. Громила не мог меня видеть в доме, но мог узнать меня, когда я выбегал, таща за собой входящего джентльмена. Если он меня узнал, то возвращаться в свою конуру мне было смертельно опасно, но я ещё мог как-нибудь заручиться поддержкой миссис Хадсон и убедить Уолтера, что там был кто-то другой, а я в это время был у неё или она у меня, хотя это было весьма шатким утешением и моя жизнь могла оборваться в любой момент. Если же я подниму тревогу и созову людей, то мой поступок будет равносилен открытому признанию своей роли в этом деле и неизбежную месть Уолтера, а он в таких случаях беспощаден.