Джин Реник - Верь мне!
— Не велика беда, — говорил тогда Джерри, пожимая плечами.
Он настоял на своем, а Зекери уступил ему. Их ссоры сопровождались бранными словами, демонстративным хлопаньем дверями, криком. А эта тварь…
Перед глазами до сих пор стояла ее хитрая улыбка. Теперь-то он знает, но уже слишком поздно, что за ее лживым взглядом скрывалась пустота. Джерри был отличным студентом с блестящим будущим, пока не связался с этой девицей. А его спортивные результаты! И вот все это полетело к черту тем летом, когда он встретил Лану. Она выиграла у Зекери эту партию, и потому он ненавидел ее глубокой неистовой ненавистью. Проклятые бабы, они всегда во всем виноваты… Если бы Лана осталась в живых, казалось, он убил бы ее сам.
Он поглаживал пальцами стакан с недопитым виски и пристально смотрел невидящим взглядом в овал иллюминатора, за которым не было ничего, кроме голубой небесной пустоты. Никто на свете не может вернуть ему брата. Черт возьми, Лана ведь тоже мертва. Так пусть же они оба пребудут в мире и покое… На мгновение чувство ненависти утихло в нем, но тут же ее острые злые иглы пронзили с новой болью его сердце. Из-за этой дряни кто-то другой, а не он, высекает сейчас имя Джерри на белом мраморном надгробье. А он в это время, сам не зная зачем, летит в какой-то захолустный Белиз.
Он опорожнил стакан и заказал новую порцию.
Он был тогда, как в бреду, и в баре Колумбийского аэропорта случайно пробежал глазами приглашение общества «Одна Земля», напечатанное в забытом кем-то на столике журнале. Бар закрывался, а идея путешествия на край света надолго застряла в голове Зекери. Он страшно боялся теперь своего свободного, незаполненного ничем времени, безжизненная пустыня времени пугала его. Он не мог вообразить себя отдыхающим на пляже, или на рыбалке, или на лыжне, или под парусом в открытом море. Нет, это невозможно, все напоминало бы ему о Джерри.
Страдая и мучаясь, Зекери не мог обуздать своего воображения.
Он опечатал квартиру брата, заплатив вперед за два месяца домовладельцу. Но войти в нее, разобрать вещи Джерри, — это было выше его сил. Однако никто, кроме него не сделает этого. И сознание отсутствия выбора вызывало в Зекери чувство раздражения и безысходности. Волей-неволей ему однажды придется войти и рыться во всех этих чуланах, комнатах, ящиках письменного стола, платить по счетам брата, раскрывать его тайны и секреты, о которых он предпочел бы ничего не знать. Но во всяком случае ничто не могло его заставить заниматься этим именно сейчас.
Очень скоро он понял, что должен бежать от запутанного клубка сложившихся обстоятельств. Но тут он вынужден был выбирать: или немедленный отъезд или… Приближалось Рождество, а это время светлого и радостного для него свидания с дочерью. Казалось, душевное равновесие вернулось к нему. Всю неделю он провел в Нью-Йорке со своей малюткой. А затем дни опять потонули в беспросветном тумане.
Неделей позже, взяв отпуск на службе, Зекери послал в общество «Одна Земля» оплаченный запрос: он был согласен отправиться в любое, предложенное ему путешествие. И вот четыре дня назад ему позвонили, и женский голос предложил Зекери стать участником двухнедельной экспедиции в Центральную Америку. Ему обещали много физической работы и никакого комфорта. Неплохо для начала? Он согласился. А дальше, как во сне: его такси на огромной, почти превышающей допустимую, скорости мчится к аэропорту, в последнее мгновение он успевает вскочить в самолет, где его ждет одно-единственное место в салоне для некурящих рядом с женщиной, явно страдающей нервным расстройством.
Хороший завтрак в салоне самолета подействовал на Зекери ободряюще.
Спустя три часа он вернулся на прежнее место, чуть покачиваясь, осторожно неся в руках очередную порцию виски. Мисс Злючка спала. Он безуспешно пытался пройти мимо нее и усесться в свое кресло, поскольку самолет должен был вот-вот пойти на посадку. Но тут авиалайнер вошел в гряду облаков, его корпус задрожал мелкой дрожью, Зекери потерял равновесие и выплеснул содержимое стакана прямо в лицо своей попутчицы. Ему было чертовски досадно!
Она тут же проснулась и уставилась прямо на него, широко открыв глаза, напуганная до полусмерти этим холодным душем. Цвет ее глаз был необычен: что-то среднее между опаловым и бежевым. «Ореховый, — решил он, — цвет спелого ореха, и точка».
— Проклятье, я извиняюсь, — пробормотал он, ожидая заслуженного, но от этого не менее неприятного нагоняя.
Тем временем прозвучала команда всем пассажирам занять свои места и пристегнуть ремни. Самолет, по-видимому, заходил на посадку, но его все еще продолжало трясти и болтать в зоне сплошных облаков.
К изумлению Зекери, девушка восприняла его выходку как незначительное недоразумение.
— Не стоит беспокоиться, — сказала она мягко, скороговоркой и пересела к окну, на его место. — Вам здесь будет попросторнее, мы почти уже приземлились.
Он безуспешно пытался справиться со своим ремнем, судорожно подыскивая слова, чтобы выразить одновременно признательность ей и извиниться за свою неловкость. Но она сама пришла ему на помощь. Элисон протянула Зекери пакет, в котором лежал билет на обратный путь, спички и информационная справка о предстоящей экспедиции, с ней он собирался ознакомиться во время полета.
— Это, должно быть, ваши вещи. Я их нашла под своим сидением после того, как вы ушли.
— Да, это мой пакет, — ответил он, оценив ее жест. Мило, но очень уж натянуто: пожалуй, семь баллов. Это была своеобразная игра, которую они с Джерри придумали, будучи еще подростками. Они оценивали внешность и поведение женщин — прежде всего привлекательных — по десятибалльной шкале. Причем брат был всегда великодушнее. Зекери подавил в себе мучительное воспоминание. Самолет перестало трясти и он плавно пошел на посадку.
— По-моему, мы будем работать в одной археологической экспедиции, — Элисон указала на эмблему «Одна Земля» на его пакете.
Этого не может быть! Он был ошеломлен: она хочет с ним поболтать…
— Послушайте, я должна вам объяснить, — продолжала Элисон, все еще избегая его взгляда. — Я вовсе не такая бука. Просто знаете, когда я вижу сигареты, у меня начинается нервный тик. И потом я, вероятно, не в своей тарелке от того, что путешествую одна… Центральная Америка — такое неспокойное место… — ее голос пресекся.
— Откуда вы? — спросил он, допивая виски. Нервная, натянутая, как струна, да еще и извиняется. Нет, он ошибся: тянет только на шесть баллов, а пожалуй, даже на пять.
— Из Чикаго.
— Детка, по всему видно, что вы неплохо живете в Чикаго, а людям, подобным вам, совершенно нечего делать в Белизе. Поверьте мне.
