Джон Хоул - Ночная сказка
— Эта вещь принадлежит Джонти, — хмуро повторила Гарриет.
— Да, мэм, я понял. Но что мы можем взять взамен?
Мальчики оторопело глядели на взрослых. Наверное, им казалось, что по дому пронесся ураган и прихватил с собой частички их душ.
— Эта вещь принадлежит Джонти, — упрямо повторяла несчастная женщина. — Это игра моего сына.
Мальчики с благодарностью смотрели на мать. И вдруг Гарриет, сама того не замечая, протянула руки и ухватилась за дорогую игрушку. Какое-то время каждый из них тянул ее на себя. «Как глупо, — вертелось в голове у Гарриет. — Это просто пустая трата времени». Но тут Клив разжал руки, и приставка оказалась у Гарриет. Она тут же прижала ее к груди.
— Что-то я не вижу дисплея для этой игрушки, — тихо промолвил Барнетт.
— Зато в гостиной я обнаружил пульт управления, — сообщил Клив.
В комнате наступило напряженное молчание: все обдумывали его слова.
— Что ж, — пробормотал Барнетт, — у нас есть игровая приставка. Но нет дисплея, — добавил он. — Это довольно дорогие вещи. Однако мальчик не сможет пользоваться приставкой без экрана, не так ли?
Гарриет оцепенела: она боялась, что Тимоти проговорится и сообщит, что все вещи папа с мамой спрятали на чердаке. Похоже, Питера беспокоили те же мысли.
— Послушай, Гарри, они же брали мои клюшки для гольфа. Это не дешевле, чем приставка. Прости меня, Джонти, но иногда что-то приходится приносить в жертву. Иначе нам конец. А так они смогут уйти.
— Нет! внезапно выкрикнула Гарриет.
— Гарри!
— Ах ты, поддонок, поддонок! Негодяй! — Она уже вовсю кричала, а потом вдруг разрыдалась. Ей казалось, что они все плачут. Джонти прижался к ней и рыдал, уткнувшись лицом ей в живот. Тимоти побежал в их опустевшую гостиную, волоча за собой старую тряпичную куклу Пиппы Вебб. Тяжело вздохнув, Питер подошел к жене, обнял ее, а затем взял из ее рук игру. Он положил приставку на стол перед Барнеттом — на то самое место, где еще всего полчаса назад стояла микроволновая печь.
Прошло еще совсем немного времени, и от их дома отъехал грузовик, груженный дорогими вещами. Гарриет хотелось умереть.
— Гарри! Гарри, пусти меня! — Питер стучал в дверь ванной комнаты и, кажется, в сотый раз позвал ее, прижимая губы к замочной скважине.
Она так долго была в ванной. Как, должно быть, все это ужасно подействовало на детей. Сев на край ванны, она яростно терла лицо жестким полотенцем. Ей было лучше, когда она делала себе больно.
— Ну давай, Гарри, выходи. Ты же знаешь, что мне очень жаль. Что мне еще сказать? Я ничего не могу поделать!
Как только судебные исполнители ушли, Гарриет метнула в Питера дуршлаг. Вообще-то, не совсем в него, а просто через кухню. Не самое лучшее из того, что она могла сделать. Но у нее не было больше сил. Гарриет возненавидела своего мужа. Что и говорить, с ним всегда было нелегко, но когда судьба улыбалась ему, им хотя бы было просто ладить между собой. К тому же деньги отлично смазывали проржавевшие колеса их брака. Но теперь!.. Он все время был дома и лгал ей! Лгал, что дела идут не совсем хорошо, но все скоро выправится! А на самом деле…
— Гарри, ради Бога, пусти меня! Пожалуйста! Я прошу тебя, куколка!
— Оставь меня, Питер. — Она все еще не оправилась от слез и слегка всхлипывала. Ее глаза болели. Она совсем не была похожа на куколку, скорее она напоминала маленькую старушонку. Старушонку, которой от роду всего двадцать восемь лет. — Я больше не могу!
— Мы все больше не можем, Г. Но все будет хорошо. Я сегодня говорил с Грэхемом. Есть кое-какая работенка. Поверь мне. Но, пожалуйста, открой. Прошу тебя, Гарри. Послушай меня, дорогая, я люблю тебя. Ты такая храбрая, старушка моя.
Гарриет все еще сидела на краю ванны, невидящим взором глядя в огромное, до полу, окно, выходящее на их сад, дизайн которого разрабатывал специально нанятый человек. Слава Богу, сад нельзя увезти в фургоне. Солнышко было таким ласковым в этот день, отчего Гарриет чувствовала себя еще хуже, поэтому почти решилась выпить одним глотком небольшую упаковку хлорки. А за окном над опустевшим газоном ветви деревьев водили свои хороводы. Каждый год в июле они устраивали вечеринку в честь годовщины своей свадьбы на этом самом газоне. В прошлом году к ним даже заглянул Эндрю Нейл, зазвать которого в гости считалось большой удачей. А три года назад капитан Боб пробыл у них целых полчаса.
И вот чем дело кончилось! Она, Гарриет Хэллоуэй, когда-то такая привлекательная женщина, мать и хозяйка года, известная «невеста-ребенок» великолепного Пита Хэллоуэя, понимает, что ей пришел конец. Жизнь кончена в двадцать восемь лет. Что за нелепая и ужасная шутка!
Как-то раз, стоя в своем саду среди зарослей вьющихся бобов, ее папочка вполголоса предупреждал ее о возможности такого исхода. Она еще тогда с презрением подумала о том, насколько Питер затмевает старого доктора Макджи. Жениха лучше, чем Питер Хэллоуэй, было не сыскать, разве не так? Он был женихом века! Но ее отец никогда по-настоящему не любил его. Ее отец всегда симпатизировал добрым, старым кальвинистам. Только теперь, оборачиваясь назад, она поняла, что имел в виду ее папочка. Признаться, она была с ним согласна. Мало того, что ее не больно-то беспокоил ее муж, нет! Она просто не выносила его!
— Гарри!
Опять этот его торопливый шепот в замочную скважину!
— Сходи к Тимоти. Он плачет.
— С тобой все в порядке?
— Я скоро выйду, — буркнула Гарриет.
— Так с тобой все хорошо?
— Нет, Питер, мне вовсе не хорошо, но я ничего не сделаю с твоими бритвенными принадлежностями.
— Девочка моя…
— Я тебе никто.
— Что?
— Я тебе не девочка. Я не твоя девочка, так и знай! Мне сейчас кажется, что я тебя совсем не знаю. — Она принужденно вздохнула — ей придется еще потерпеть. — Больше того, я и себя толком не знаю. — Она фыркнула и кивнула своему отражению в зеркале — это была слабая попытка хоть немного привести себя в чувство. — Ох, не знаю я… — Гарриет говорила скорее с собой, чем с Питером. — Знаешь, Пит, у меня такое чувство, будто ты любезно предложил подвезти меня в машине, а потом взял, да и выкинул какую-то подлость. Мне кажется, что меня ударили по лицу.
— Черт, а как, ты думаешь, я себя чувствую?! — вскричал Питер. Он так и не пошел к Тимоти.
— Меня больше не интересует, как ты себя чувствуешь. Я целых шесть месяцев только о твоих чувствах и думала, Питер. Все мои силы ушли на то, чтобы выяснять, как ты себя чувствуешь! — Это просто нелепость какая-то — кричать сквозь запертую дверь. — Сходи в комнату к Тимоти, — повторила она. — Я скоро выйду. — Гарриет наконец услышала, как он медленно поплелся в детскую.
