Дарья Агуреева - Умножение скорби
.-Ты обманул меня, отец, — с тоской говорил юноша, отводя взгляд.
— Да, сынок, я обманул тебя, — отвечал король.
— Значит, это ты чародей? — в глазах принца шевельнулось беспокойство.
— Да, сынок, я.
— И что же? Что будет, когда чары рассеются? — не унимался юноша.
— Ничего не будет, сынок. НИЧЕГО…
В тот вечер я сняла трубку с параллельного аппарата. Признаюсь, я подслушивала их разговор. Не весь, только часть. Иначе многое бы стало мне понятно. Когда Нина нетерпеливо дослушала гудки и попросила подойти к телефону Сашу, я почти физически ощутила её напряжение. Наэлектролизованный воздух пластами разбивался о дверь моей комнаты. Саша был удивлён её звонку. Они вежливо побормотали о погоде и курсовых работах, когда он неожиданно заявил:
— Я знаю, ты звонишь не за этим. Только я не люблю свет. Ты слишком рано ложишься спать. Позвони мне, кода звёзды начнут стучаться в твоё окно. Я к тому времени уже приду в норму.
— Нет, лучше ты позвони… Я могу ошибиться, — резко отозвалась Нина.
— Хорошо. Жди, — ответил Саша, и я услышала раздражающе громкие гудки. Я не смогла заснуть. Нина сидела тихо, но я будто бы слышала, как неспокойно бьётся её сердце, как она мысленно считает секунды, как звенят от напряжения её нервы… Не знаю, кто первый из нас схватил трубку, когда, наконец, раздался долгожданный звонок. Было уже половина первого.
— Чувствуешь? — сразу начал Саша. — Как громко ходит тишина! Того и гляди, выдавит стёкла!
— Я хотела попросить тебя, — сдержанно заговорила Нина.
— О чём?
— Ты как-то рассказывал мне притчу про острова и принцесс…
— Ах да! — его голос зазвучал громче. — Моя любимая сказка. Она хороша тем, что её можно рассказывать до любого места.
— Я хочу знать конец.
— Я ещё никому его не рассказывал.
— И всё же!
— Хорошо, но ты сразу его забудешь…
Тут у меня зазвенел пейджер, и я положила трубку, чтобы они не услышали его дурацкого попискивания. Если бы не он, я бы тоже услышала эту сказку и уж напрягла бы все извилины, чтобы не забыть. Но тогда это всё ещё не казалось мне столь значительным.
Выждав минут десять, я не справилась с любопытством и снова сняла трубку. Увлечённые разговором, они не заметили постороннего шума.
— Саш, почему ты считаешь меня такой дурой? — грозно вопрошала Нина.
— Да нет, ты, пожалуй, не дура, — усмехнулся Саша. — Просто я очень умный.
Я чуть не умерла со смеху, заслушав такое признание.
— По-твоему, женщина не человек? Так, что ли? — Нина будто не слышала его последнюю реплику.
— О! Ты, кажется, нервничаешь. У тебя уже дрожит голос, — перебил её Саша. До сих пор не пойму, как Нина попалась на такую убогую провокацию! Он приказывал ей нервничать, и она подчинялась, скрипела зубами, но слушалась. Странно, но его голос звучал по телефону совсем иначе. — Я вовсе не сторонник половой дискриминации.
— Ты вот говоришь, что носишь маски, чтобы никто не видел твоего настоящего лица. Это ведь Герман Гессе, я не ошиблась?
— Мои аплодисменты. Видимо, «Степной волк» опять входит в моду.
— Так какое же твое подлинное лицо?
— Это не твоё дело, — оборвал её Саша. — Кстати, по-моему, маска уже приросла к твоему живому личику. Теперь ты сможешь отодрать её только с мясом.
— Ты сатанист? — перескакивала с вопроса на вопрос Нина. Я чувствовала, что их у неё бесчисленное множество.
— Это было бы слишком просто, — нехотя ответил Саша.
— Тогда чем же ты занимаешься?
— Я ставлю спектакли. Не на сцене, а здесь, в жизни. Обычно я играю злых персонажей. Вот как сейчас.
— И никогда — положительных героев?
— От чего же! Вот Алине я бы хотел помочь.
— Ей нужна помощь? — удивилась Нина.
— У неё глубокий психологический кризис.
— А мне? Мне ты не хочешь помочь? Я так запуталась! Мне так плохо!
— Нет, ты мне не нравишься, — спокойно ответил Саша.
— Почему? — Нина затихла, и её голос теперь шелестел, как осенняя листва, отражался, как эхо.
— Ты типичный недочеловек с маленькой буквы. Мне хорошо знакомы эти люди. Скучно! Я знаю, каждый твой шаг на два хода вперёд. И потом, я вообще не люблю людей.
— Мизантроп? Тебе в принципе не знакомо это чувство? Тогда мне жаль тебя! — «Наконец-то!» — порадовалась я. А то я уж боялась, что она так и будет глотать его ереси.
— Ты думаешь, тебе оно знакомо? — зло прервал её Саша. — Я знаю любовь, но я не знаю ненависть. Она бы унизила меня…
— Ты же говорил, что любовь и ненависть — одно и тоже.
— А ты, оказывается, внимательна. Ценю! — Я услышала в его голосе улыбку. Улыбка всегда преображала Сашино лицо, хотя и существовала как бы вне его физиономии, самостоятельно. Это была улыбка-оскал, улыбка-укус, как сказал бы Замятин.
— Кто же тебе тогда интересен?
— Достойный противник для соревнования.
— Есть ли такой? — Нина начала издеваться над ним, а он, кажется, не замечал. Я с удовлетворением заметила его прокол, потому что Саша довольно часто жаловался, что никто не понимает его издёвок.
— Может быть, Бог, — задумчиво протянул он.
— Ого! — присвистнула Нина. — А я? Ведь я зачем-то нужна тебе?
— У тебя мания величия… Шучу! Ты, действительно, права.
— Так зачем?
— Для разных целей. Например, через тебя я могу управлять нашей группой.
— Как же это, интересно? — Нина явно свирепела.
— Знаешь, — Саша вдруг понизил голос. — Мне любопытно, что тебя связывает с Машей? Вы как-то плохо стыкуетесь.
— Это почему же?
— Маша крепко стоит на ногах. Она первая за долгие годы, кто сумел внушить мне уважение. Поразительно, как человек смог сохранить такой чистый взгляд, такую искреннюю улыбку!
— Ты её не знаешь, — Нина опять поддалась на его провокацию. Комплименты в мой адрес разозлили её. В ней проснулась ревность, а моё сердце сжалось от незаслуженной обиды.
— Интересно, что она обо мне думает? — мечтательно наступал Саша.
— Ей тебя жалко! — этим аргументом Нина хотела выбить его из колеи, но он только рассмеялся:
— Ах, лапочка! Надо же!
Нина замолчала. Потом спохватилась:
— Я вообще-то не люблю таких разговоров. Она моя подруга, и мне не хочется обсуждать её с кем бы то ни было. Особенно с тобой.
— Неужели?! Зато я только что продемонстрировал тебе, насколько ты примитивна, как легко тобой управлять!
— Допустим. Какие ещё ты преследуешь цели кроме выведывания бабских сплетен?
— Оставим это. Лучше я расскажу тебе о своих друзьях.
— Сатанистах?
— Сдались тебе эти сатанисты! Не так я плохо к тебе отношусь, чтобы связывать с ними.
