Натали Крински - Девушки начинают и выигрывают
Такая встреча — самое ужасное. Вы оба расходитесь, гадая, о чем думает другой и что теперь будет с телефонным звонком. Кто же из вас должен позвонить? И почему он гораздо лучше выглядел в тускло освещенном гардеробе «Жабы» после шести порций пива?
Действие шести порций пива заканчивается. Наконец-то.
И снова встает вопрос о телефонном звонке. Позвонит ли он? И что он скажет?
Есть несколько видов звонков.
Обязательный: в действительности этот человек тебе не нравится. Ты сожалеешь, что видела его тело после того, как он три месяца не ходил в спортзал. Ты просто хочешь поставить точку. Тебе легче общаться по телефону со своей бабушкой. С кем угодно. Вы болтаете о всяких пустяках, ощущаете неловкость и, когда кладете трубки, оба осознаете, что надежды нет.
Затем бывает звонок «Я так рад тебя слышать»: он поступает чуть раньше, чем следует. Почему? Потому что у этого парня полгода никого не было, и он по-настоящему — нет, правда, по-настоящему — в восторге, что ты ему попалась. С другой стороны, ты действительно могла ему понравиться. Всем нам известно, какие чудесные длительные отношения рождаются из романтической встречи в «Зета-Пси».
Есть еще звонок «Может, ты придешь и мы снова вместе разденемся». Он предполагает подлинный оптимизм. В половине двенадцатого в среду ему или ей нечего делать, а тебе нужно написать работу на двенадцати страницах о древних ремеслах юго-западной Эритреи. Никто не приходит. Никто не раздевается. Благодарить не за что.
Кроме того, у последнего звонка есть небольшая разновидность, а именно: «Ты очень хорошо работала руками, давай посмотрим, как ты владеешь ртом». Этот звонок означает, что он, без дураков, хочет познакомиться с тобой поближе… в следующие выходные. У вас столько общего!
И наконец, отсутствие звонка. Он вообще не звонит. Не будем кривить душой, это грубо. Хотя эта грубость связана с тем, как оба вы выглядите в понедельник, должна сказать, что любой звонок лучше его отсутствия. Отсутствие звонка заставляет тебя мучиться неизвестностью. Чтобы позвонить в кампус, надо всего-то набрать пять цифр. Голубые телефоны висят повсюду. Этот колледж просто ЗАСТАВЛЯЕТ тебя позвонить. Между прочим, трубку может снять и ее соседка по комнате, а она такая красивая…
2
Мы обедаем с Лизой, моей самой красивой подругой. Минула ровно неделя после «Экзотической эротики», и все идет наперекосяк. Мы обедаем в большой столовой — такого отвратительного места нет больше ни в одном из колледжей Лиги плюща[4].
Размером она не уступала баскетбольному стадиону и вмещала столько же людей. Здесь всегда пахнет грибным супом с перловкой и полно спортсменов и суперзавсегдатаев. Спортсмены — это люди, которые приезжают в Йель потому, что либо связаны с греблей, либо умеют обращаться с мячом. Суперзавсегдатаи — это люди, которые приезжают в Йель потому, что либо придумали настольную игру «Краниум», либо открыли лекарство для группы «Туретс».
Я щиплю подвявшую зелень и заедаю ее мясным ассорти. Именно это я ем по три раза в день последние два с половиной года, поскольку в столовой, как я выяснила, нет другого блюда, которое, при минимальном количестве калорий, гарантировало бы оптимальную питательную ценность. Все остальное здесь несъедобно (пастуший пирог), неопознаваемо (чана масала[5]) или содержит 31 грамм жира на порцию.
Мы с Лизой обедаем в перерыве между посещением курсов «Местная флора» и «Поэты-физики» — выбранных нами лишь из необходимости окончить колледж. «Закупочный» период, когда мы выбираем предметы, случается дважды в год, в начале семестра. Хоть это и звучит заманчиво, как распродажа со склада «Барнис», но в действительности никакого сравнения не выдерживает. В течение двух недель задерганные студенты Йеля посещают все занятия, которые показались им более-менее привлекательными, когда они озабоченно вскрывали списки в середине июля. В среднем число пробных занятий составляет двести сорок семь за две недели. Когда эти четырнадцать дней истекают, студенты останавливают свой выбор на том, что зацепило их больше всего. Этот процесс настолько возбуждает — правда-правда, — что не оставляет времени на обед. Однако мы с Лизой на третьем году академического ада относимся к нему гораздо спокойнее.
Мы встретились, чтобы обсудить, среди прочего, причины отсутствия звонка от Максвелла, а также «за» и «против» того, спать ли ей с новым преподавателем — или даже с преподавателями. Лиза не путается с простыми двадцатитрехлетними смертными. Она предпочитает мужчин, озабоченных академической карьерой (то есть уже тринадцатый год пишущих диссертацию), которые возят ее в Милфорд на фильмы типа «Хиросима, моя любовь», чтобы не засветиться с ней в Нью-Хейвене, и дарят на День святого Валентина сочинения Жан-Поля Сартра. Короче говоря, они ужасны — если только не трахают тебя на столе в аудитории для старшекурсников.
— Я ненавижу свою жизнь, — говорит она, садясь и разбрасывая по всему столу книги и конспекты.
— Правда? — отвечаю я, едва оторвавшись от своей малоаппетитной зелени. — И я свою ненавижу. Говори первая. Твои проблемы всегда значительнее и скандальнее.
— Моя новая, так сказать, спальня — философский факультет. Это так… так… интеллектуально стимулирует, — начинает Лиза.
— «Интеллектуально» — новое название клитора? — с ухмылкой спрашиваю я.
— Нет, — возмущенно отвечает она. — Просто там у меня два любовника, и я зашла в тупик. Передо мной столько дорог. По какой же мне идти?
— Нельзя ли немного поконкретней?
— Я встречаюсь с двумя аспирантами с философского факультета, — заявляет Лиза.
— Молодец.
— Серьезно, — продолжает она. — Мне нужно выбрать одного. И быстро.
— Почему?
— Потому что для моих мозгов роман с двумя — это слишком экзистенциальная мысль.
— А дать отбой можно? — спрашиваю я.
Лиза нетерпеливо кивает, уписывая шестисоткалорийный салат «Цезарь». Это нормально во время жестокого кризиса.
— Ты собираешься назвать свое кантианское дитя любви Иммануилом? А потом пролезешь в шоу Мори Повича, чтобы узнать, кто настоящий отец?
Я не могу воспринимать Лизу серьезно, потому что она всегда встречается по меньшей мере с двумя парнями.
— Хлоя, — с угрозой произносит она, — я сверну тебе шею. Даже если ты считаешь меня ненормальной, это не значит, что моя ситуация — не проблема.
— Ладно, ладно. — Я смягчаюсь. — Тогда у меня серьезный вопрос.
— Давай.
— Как тебя угораздило опять угодить в ту же ситуацию? Мне казалось, ты больше не собираешься этим заниматься.
