Элизабет Лоуэлл - Идеальная женщина
— Ты говоришь так, словно сама пережила нечто подобное.
— Так оно и есть, — помолчав, тихо сказала Энджел.
И, прежде чем Хок смог еще о чем-то спросить ее, сдержанно и холодно сказала:
— Не пропустил ли ты еще что-то, рассказывая мне о Дерри?
— Он отказался принимать обезболивающие.
— Почему?
— Сказал, что боль имеет свое предназначение в жизни.
Энджел прикрыла глаза, вспоминая, как в течение нескольких недель после аварии она выбрасывала таблетки, отшвыривала костыли и заставляла себя все снова и снова подниматься с кровати. Дерри тогда не отходил от нее ни на шаг, радовался ее успехам, плакал вместе с ней от боли.
Затем она заставила его уехать, заявив, что боль имеет свое предназначение — свидетельствует о том, что человек жив.
Хок хотел было спросить о чем-то, но промолчал: лимузин притормозил возле гидросамолета.
Энджел приподнялась, но, прежде чем шофер смог вылезти и открыть дверцу, Хок уже оказался с ее стороны машины.
Она помедлила, затем оперлась на его руку. Хок помог ей выйти из автомобиля, движения его были легки и изящны. Отпуская ее, он позволил своим пальцам скользнуть вниз по запястью, гладя ее кожу так, как он гладил полированную поверхность золотой ручки. И с удовольствием отметил, как участился пульс Энджел, а ее щеки покрылись румянцем.
Энджел смущенно подняла на него свои зелено-синие глаза.
Его левая бровь вопросительно взметнулась вверх.
— Что-то не так?
Краска на щеках Энджел стала гуще. Она мысленно обругала себя за то, что так пылко реагирует на стоящего рядом мужчину, но ничего не могла с собой поделать.
«Временами похоже, что он пылает от страсти, но значительно чаще, по-моему, я не нравлюсь ему».
Чувства, бушующие под невозмутимой внешностью Хока, распознать было трудно — он не походил ни на кого из знакомых Энджел людей. Она не понимала Хока, но невольно отвечала на его ищущие взгляды, угадывая в нем натуру одинокую и чувственную.
Энджел испытывала какой-то безотчетный страх перед ним и перед собой, вернее, перед своим телом, которое так неожиданно проснулось под прикосновениями этого мужчины.
Хок наблюдал, как сменялись эмоции на лице Энджел, и удовлетворенно решил, что нашел ее слабое место.
Нежное прикосновение.
Хок чуть не улыбнулся. Как парящий в небесах хищник, он заметил движение внизу. Жертва обнаружила себя, теперь последует метание из стороны в сторону — преследование, охота, что лишь разгорячит его кровь.
А потом она достанется ему — ангел, сброшенный вниз ястребом, ангел, плачущий и дрожащий в его руках.
Глава 3
Дом Дерри стоял, прилепившись на краю синевато-серой скалы, фасадом к проливу Инсайд-Пасседж и его многочисленным островам. Полоса океана между терявшимся в голубой дымке материком и островом Ванкувер казалась гладким расплавленным золотом, на котором торчали черные точки небольших островков.
Повсюду вокруг на покрытой рябью воде покачивались маленькие лодки, рыбаки забрасывали удочки в поисках лосося.
Справа от дома, на берегу реки Кэмпбелл, раскинулся небольшой поселок Кэмпбелл-Ривер, граница которого проходила там, где нефритово-синяя эта река сливалась с солеными водами океана.
Энджел едва ли удостоила взглядом открывшийся перед ней великолепный пейзаж. Чем ближе она была к дому Рамсеев, тем больше опасалась, что Хок сказал ей не всю правду о состоянии Дерри. Ей потребовалась вся сила воли, чтобы ни о чем больше не расспрашивать Хока ни во время полета на остров Ванкувер, ни в последующей поездке на переправленном паромом автомобиле.
Она молчала, интуитивно чувствуя, что и так уже слишком обнажила душу перед этим малознакомым человеком.
Как только огромный «БМВ» Хока затормозил перед домом, Энджел выскочила из машины и побежала к входной двери.
Они с Дерри делили этот дом в течение трех лет. Сначала Энджел была вынуждена поселиться с кем-то, так как в первые месяцы после аварии не могла обслуживать себя. Позже она проводила здесь каждое лето, продав летний домик своей семьи в Кэмпбелл-Ривер, чтобы помочь Дерри выплатить налог на наследство.
Юридически четверть дома и прилегающие двенадцать соток являлись ее собственностью, хотя Энджел редко вспоминала об этом: она считала, что дом и земля в Игл-Хед полностью принадлежат Дерри — единственному оставшемуся в живых члену семьи Рамсеев.
— Дерри? — окликнула Энджел, быстро пробежав по коридору. — Дерри, ты где?
— Сзади, — донесся до нее голос Дерри.
Хок вошел в дом как раз в тот момент, когда Энджел резко повернулась и на мгновение под взметнувшейся юбкой мелькнули очертания ее стройных ног.
«Интересно, что я буду чувствовать, когда она обхватит мое тело этими длинными ногами?» — подумал Хок.
Обругав себя за подобные мысли, он захлопнул дверь и прошел в гостиную. Светловолосая Энджел запала ему в душу, а Хок знал лишь один способ избавиться от такого рода наваждения — уложить ее в постель.
Там лживые слова обнаруживают свою пустоту, какие бы красивые губы их ни произносили. Заученные движения и страсть, за которыми нет любви. Взять, попользоваться, а потом небрежно отбросить — все это Хок собирался проделать и с Энджел. А затем — в холодное прозрачное небо и парить там в ожидании новой жертвы, когда по жилам вновь заструится адреналин и снова начнется охота, ради которой только и стоит жить.
Единожды поняв, что все женщины лживы, он с тех пор признавал только преследование и охоту.
Хок проводил глазами Энджел, которая вышла через кухню на огромную, обшитую сосной веранду, нависавшую над камнями и морем словно два красновато-коричневых крыла.
Дерри лежал в шезлонге. Левая нога от бедра к ступне была закована в гипс.
Энджел затаила дыхание, глядя на бледное лицо, фиолетовые круги под глазами, истончившиеся от боли губы. Она беззвучно опустилась на колени рядом с шезлонгом и обняла Дерри.
— Выпей таблетки, Дерри, — ласково, словно ребенку, сказала она.
Энджел провела рукой по его светлым кудрям, массируя мышцы шеи и головы, которые напрягались от боли после каждого неосторожного движения.
— Боль не научит тебя ничему новому. Попей таблетки первые несколько дней, хотя бы до тех пор, когда ты сможешь передвигаться, не чувствуя при этом, что в лодыжку тебе впивается тысяча кинжалов. — Дерри промолчал. — Обещаешь?
— Эй! — Мягкий тенор Дерри удивительно не соответствовал его широким плечам. — У меня все нормально, Энджи. Правда, все нормально.
— Единственное, что тут на самом деле правда, так это то, что ты ужасно бледный, — возразила Энджел.
Дерри улыбнулся и крепче прижал ее к себе.
