Наталья Нестерова - Палата №...
— Где ты работаешь?
— Я не работаю, у меня муж бизнесмен. Дама «себе на уме», как вы уже догадались, это я. Представилась туманно: мол, по профессии я журналист, сейчас занимаюсь беллетристикой.
— Ерундистикой? — переспросила глуховатая Мария Петровна.
— Можно и так сказать, — согласилась я и превратилась в «себе на уме».
Если бы растолковала, что пишу книжки, поставила бы соседок в неловкое положение. Они, как и большинство населения, моих романов не читали, мялись бы, выдавливая «слышали, а как же!». Хотя стыдиться отсутствием известности должен автор, а не читатели.
Между мной и Любой установилось тихое и упорное противостояние. Меня раздражает ее всезнайство и мракобесие. Она несет ерунду, сплетни, невежественный бред. Она верит в сглаз, в приворот, в инопланетян и считает, что курение неизбежно вызывает рак. Она активно несет свои знания в массы. Периодически я не выдерживаю и разбиваю ее в пух и прах с помощью научной аргументации.
Когда поверженная Люба, пунцовая от дискуссионного возбуждения, обиженно замолкает, Света и Мария Петровна смотрят на меня с осуждением. Не идеологически, а душевно они на стороне Любы. Потому что униженную Любу жалко, а меня чего жалеть? Осталась на коне, вот и скачи дальше, подминай копытами простых людей.
Марии Петровне и Свете по-настоящему нет дела до предмета спора. Им одинаково, есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе. Но Любина небывальщина про инопланетян, которые прилетали на Землю и построили в Латинской Америке целый город, звучит увлекательно. Мои же личные впечатления от путешествий по далекому континенту вовсе не сказочны. Или еще про девушку, которую мачеха держала в черном теле, а родная мама снилась каждую ночь и учила, как себя защитить. В один из дней Золушка открыла рот и маминым текстом так послала мачеху, что та заткнулась и более не издевалась. Славная история? Славная! А я им — про подсознание, которое несет оборонительные функции и подсказывает нам, как уберечь от психологических травм свою личность. Ничего загадочного!
Так мы и жили, то есть лечились. А потом врачи мне сказали, что никакой гипертонии у меня нет, повышение давления было случайным, сердце как у молодой зайчихи, могу завтра выписываться. Чувства мои были противоречивы. Мгновенный приток свежих сил и энергии, ощущение буйного здоровья, действительно, как у той зайчихи, которой хочется весело и беззаботно носиться по лесу. И, с другой стороны, легкая обида на врачей: как это ничего не нашли? Почто я тут лежала?
— Ах, как странно устроен человек! — рассуждала я и зачем-то собирала вещи, хотя мне предстояло провести в больнице ночь и следующее утро. — Сдаешь кучу анализов, они оказываются превосходными, а ты испытываешь разочарование. Денег на лечение не жалко, но потратить их на то, чтобы удостовериться в хорошем здоровье, досадно.
Света и я лежим в больнице за деньги, а Люба и Мария Петровна бесплатно.
— Два месяца ждала очереди, чтобы сюда попасть, — говорит Люба.
— А я полгода, — подхватывает Мария Петровна, — пенсионеры идут по другому списку, более длинному, нас не торопятся лечить.
В их глазах я выгляжу аферисткой, которая, тряхнув мошной, отняла койку у страдающего человека. Липовая болезнь и на все мои предыдущие разглагольствования отбрасывает свет недоверия. Люба чувствует себя победительницей.
Нет, конечно, они рады за меня, поздравляют и желают больше не попадать в больницу. А про аферистку — это вторым планом, заметным только мне, хорошо изучившей реакции и мимику соседок.
Даю себе слово не вступать ни в какие дискуссии и споры, провести последний вечер в мире и дружбе. Но срываюсь! Не просто срываюсь, а гомерическим издевательским хохотом покатываюсь.
Люба рассказывает о своей двоюродной сестре:
— Уехал у нее муж в командировку. А она в баню пошла, воду горячую отключили. Живет сестра в маленьком поселке, у них одна баня. День мужской, день женский, через один. И вот сестра забыла лавку кипятком окатить, полиэтилен не подстелила и уселась. А кто-то из мужиков вчера на эту лавку, сами понимаете, спустил. И бедная моя сестренка забеременела, вползло в нее чужое семя…
В этом месте я начинаю хохотать:
— Непорочное зачатие в бане? Ой, не могу! Ты что же думаешь? Что сперматозоиды как блохи? Могут затаиться, переждать, а потом быстро бегать в поисках половых щелей? Умора!
— Ничего смешного! — вспыхивает Люба. — Искусственно женщин оплодотворяют? Откуда семя берут? Из пробирки!
— Правильно! Но донорскую сперму замораживают и так хранят! На воздухе мужское богатство через несколько минут погибает. А чтобы на следующий день сперматозоид был активен, да еще преодолел путь от лавки до внутренних органов? Это даже не фантастика! Это бред! Как допустить, что мертвец собственным ходом отправился из Москвы в Магадан и пришел туда живехоньким. Люба, а муж твоей сестры, он поверил в эту историю?
— Конечно! — с вызовом ответила Люба.
— Святой человек! Святая наивность!
— Моя сестра! — Люба зарделась маковым цветом и от негодования повысила голос. — Моя сестра не гулящая, она порядочная женщина! Столько пережила!
— Люба, милая! Я не хочу ничего плохого сказать о твоей сестре. Но все женщины, честные и гулящие, умные и глупые, беременеют одним способом!
На мою сторону неожиданно встала Света, задумчиво проговорившая:
— Ведь тогда нам было бы опасно ходить в бассейн или в речке купаться с мужчинами! А сперматозоиды умеют плавать?
— Девочки! — подала голос Мария Петровна. — Не надо представлять мужчин какими-то страшными драконами, которые постоянно и повсюду разбрасывают ядовитые семена. Не это в мужчинах главное.
— А что? — хором спрашиваем мы.
— Затейливость, — хитро улыбается Мария Петровна.
Она заканчивает макияж и отправляется на свидание. Отвечая на Светин вопрос про плавающих сперматозоидов и, главным образом, желая как-то реабилитироваться перед Любой, чью сестру я обвинила в супружеской измене, читаю маленькую научно-популярную лекцию о физиологических особенностях процесса человеческого воспроизводства. Узнав, что женская половая клетка и мужская соотносятся как большой арбуз и теннисный мячик, Света наивно восклицает:
— У меня на арбузы аллергия!
Люба демонстративно не слушает, нервно листает журнал. Вижу, что она внутренне кипит. Мое присутствие мешает ей излить Свете свое негодование. Со словами «пойду новости по телевизору посмотрю» я выхожу из палаты.
В холле я занимаю место на диване, с которого прекрасно слышно и частью видно, как за фикусом воркует Мария Петровна со своим инвалидом в коляске. Мое ухо решительно отказывается внимать телевизионному диктору и нахально тянется подслушивать.
