Ровена Коулман - Мужчина, которого она забыла
– За что?
– За салфетку! – помахиваю я сморщенной от влаги бумажкой.
Мужчина, посмеиваясь, выходит из кафе и исчезает в ночи. Я снова и снова повторяю его имя. Может, если произнести его много раз, оно останется в памяти? Женщина за соседним столиком провожает Райана взглядом. Она хмурится, и меня это беспокоит. Я уже сомневаюсь: правда ли я испытала тот радостный миг, или случилось что-то плохое, а я не заметила разницы?.. Снаружи темно, только розовеет узкая полоска среди облаков – там, где садится солнце.
– Клэр? – Надо мной нависает женщина. – У вас все в порядке? Что-нибудь случилось?
Я смотрю на нее: гладкое овальное лицо, длинные каштановые волосы. Сдвинутые брови означают тревогу – так, кажется? Похоже, она меня знает.
– Я запамятовала, как попасть домой, – неохотно признаюсь я.
Женщина смотрит на дверь и явно хочет что-то сказать, но вместо этого, не переставая хмуриться, вновь поворачивается ко мне.
– Вы меня не помните? Ничего страшного, я знаю о вашей… проблеме. Меня зовут Лесли, наши дочери дружат. Кэсси, помните – розовые волосы, пирсинг в носу? И ужасный вкус на парней. Года четыре назад они с Кэйтлин были неразлучны.
– У меня болезнь Альцгеймера, – говорю я. Эта мысль озаряет меня, как последние лучи солнца сквозь облака. На душе становится легче. – Я теряю память.
– Я знаю, Кэсси мне говорила. Они с Кэйтлин встречались на днях. У меня есть телефон вашей дочери с того раза, как они соврали, что будут ночевать друг у друга в гостях, а сами поехали в Лондон. Помните? Захотели попасть в клуб, но даже не добрались до него – какой-то пьянчуга пристал к ним в метро. Нам пришлось до поздней ночи ждать на вокзале, а девочки приехали в третьем часу и так рыдали, что мы в итоге даже не стали их наказывать.
– Похоже, они друг друга стоят, – говорю я.
Женщина снова хмурится, и я решаю, что это все-таки от тревоги, а не со злости.
– Вы узнаете Кэйтлин, если она придет?
– Конечно, – отвечаю я. – Я помню, как она выглядит. Темные волосы и глаза как два озера в лунном свете, черные и глубокие.
Женщина улыбается.
– Я забыла, что вы писательница.
– Вовсе нет. Хотя у меня есть рабочий кабинет. С писательством не сложилось, так что в кабинете теперь только стол, стул и лампа. Я думала, что до краев наполню его идеями, а он только еще больше опустел.
Женщина снова хмурится и напрягает плечи. Я слишком много разговариваю, ей неуютно.
– Самое страшное, что я забываю слова.
Ну вот, она расстроилась. Нужно молчать – я уже не знаю, что говорю. Надо внимательно следить за собой. Следить и ждать. Раньше людей забавляло, что я много болтаю, а теперь нет. Я плотно сжимаю губы.
– Давайте я с вами побуду? Пока она не придет.
– О… – Я начинаю протестовать, но быстро сдаюсь. – Спасибо.
Женщина набирает номер Кэйтлин и обменивается с ней несколькими фразами, а потом встает и выходит из кафе. Я вижу ее через окно в свете уличных фонарей. Она по-прежнему говорит по телефону. Кивает, размахивая свободной рукой. Затем дает отбой, глубоко вдыхает холодный сырой воздух и возвращается за мой столик.
– Она придет через несколько минут.
Женщина так мила со мной, что у меня не хватает духу спросить, о ком она говорит.
2
Кэйтлин
Я открываю перед мамой дверь и, отступив на шаг, прячу ключ в карман. У мамы ключа больше нет – это ее самое нелюбимое правило в новом мировом порядке. Ее волосы липнут к спине – обычно ярко-огненные, они стали темно-рубиновыми. Она промокла насквозь и вся дрожит. Когда бабушка сказала, что мама ушла в ночь, мне захотелось спросить, почему она ее отпустила, но не было времени, – я бросилась на поиски и искала ее, пока мне не позвонили.
Теперь, когда мы вернулись, я ради мамы стараюсь держать себя в руках. А если бы меня не было дома? Бабушка и тогда бы решила стоять на своем и игнорировать то, что ей кажется пустыми капризами? А ведь скоро я уеду в Лондон – по крайней мере, они так думают. Последний год в университете. Что тут будет? Мама могла заплутать под дождем и вернуться бог знает когда – или вообще не вернуться!
Может, и хорошо, что я никуда не еду. Об этом, правда, никто не знает. Может, сделать вид, будто я поэтому и решила остаться – потому что нужна маме?
Бабушка ждет в прихожей: руки сцеплены в замок, губы плотно сжаты. Она встревожена, расстроена и сердита. Мама, как только видит ее, тоже встает на дыбы. Они глядят друг на друга со злостью и обидой, а я не знаю, как быть. Не знаю, как все исправить, тем более когда моя тайна выйдет наружу, все станет гораздо хуже.
При мысли о том, что я наделала, в горле поднимается уже знакомый прилив тошноты. Я стараюсь ее побороть. По-другому нельзя: у меня просто нет выбора. Мама больна, и больна серьезно, семья распадается на части. Мне сейчас некогда заниматься своими проблемами. Я жду подходящего момента, но он может и не настать, а значит… Для всех будет лучше, если я просто брошу учебу.
– Мамочка! – Моя сестренка Эстер налетает на маму с разбега. Та подхватывает ее и прижимает к себе, но Эстер быстро выскальзывает из ее мокрых холодных объятий. – Фу! Сыро! Я хочу кушать, я устала, я болею.
Это новая мантра, которую Эстер повторяет, когда что-то идет не так, как ей хочется. Грустное личико, дрожащие губы – беспроигрышный вариант, и она это знает.
– Хочешь печенья перед сном? – предлагаю я самое страшное непослушание, какое только могу придумать, лишь бы увидеть ее улыбку. Эстер кивает и радостно скачет на месте.
– Тогда пошли. – Я киваю в сторону гостиной. – Положу тебе на тарелочку.
Мама разжимает руку и еще секунду шевелит пальцами в воздухе – наверное, жалеет, что отпустила.
– О чем ты вообще думала? – напускается на нее бабушка.
– Слушай… – Я протягиваю маме полотенце. Она непонимающе на него смотрит, и я принимаюсь тереть ей волосы. – Какой смысл сейчас об этом говорить? Если уж разбираться, то надо сначала спросить – а кто ее отпустил? – Я со значением смотрю на бабушку, но ее не проймешь.
– Я чуть с ума не сошла, – осуждающе говорит она. – Клэр, пойми наконец, нельзя так просто…
– Бабушка! – Я встаю между ней и мамой. – Она все знает.
И почему бабушка так злится? Я бы поняла, если б она была в расстроенных чувствах, не знала, что делать, как пережить все это во второй раз. Но злиться – это же бессмысленно.
– Я просто пошла на прогулку и… – Мама тычет рукой в дверь. – И забыла, какого цвета шторы.
– Мама, примешь ванну? Хочешь, налью воды? – Я указываю на лестницу, но мама не двигается с места.
– Я пока в состоянии приготовить себе ванну. Да и не хочу.
– Я все-таки налью. Отдохнешь немного, согреешься…
