Маргарита Южина - Хомут да любовь
– Так я и говорю! – уже кричал Кузьма с кухни. – В доме напротив, на первом этаже, где раньше был фотосалон, сейчас во все окно красуется твоя фотография. Ты в белом пуловере, помнишь, который ты сам себе брал? Ну вот, в нем и с цветами. Слушай, Эд, и чего ты все время с цветами светишься? Прямо как садовник какой! Миллион-миллион-миллион алых ро-о-о-оз!
– Погоди ты выть! – прервал фальшивое пение Соболь. – Какая опять фотография? Чего мелешь-то?
Кузьма даже высунул голову в комнату:
– И ничего я не мелю! Сходи да посмотри! На первый этаж спустись, прямо напротив нашего дома! Не, главное – я же еще и мелю!
Соболю идти никуда не хотелось, но уж больно непонятно было – откуда опять появилась эта его фотография. И зачем?! Реклама, что ли? Он никакого согласия на рекламу не давал! Что хотят, то и делают!
– Готовь завтрак, я быстро, – уже в прихожей крикнул он Кузьме.
– Хлеба купи!! – вдогонку ему крикнул бесстыжий помощник. – И масла сливочного!
Какое там масло – в два прыжка Соболь оказался на улице. И точно!!! Во все окно фотосалона красовался огромный портрет самого Эдварда Соболя. Ну и, конечно же, с цветами, куда без них. Вот он, в белом свитере и с розами, как в журналах. Кстати, ему эта фотография очень нравилась, он даже выставил ее на страничке в «Одноклассниках», но... Но ведь не во все же окно!!
Эдвард подошел ближе. Мать честная! Да это не фото, это огромный портрет. Масляными красками, или чем там... вот сейчас хорошо видно, когда ближе подойдешь... Ну надо же... И кто ж такой умелец? Нет, надо обязательно купить...
– Здравствуйте, – вежливо обратился он к работнику салона. – А кто это у вас мой портрет выставил? Нельзя ли с ним переговорить?
Парнишка возле стойки равнодушно пожал худенькими плечами и проронил:
– Я тут ваще ничего не знаю, меня попросили постоять за Ленку, я и стою. А так я ваще аппаратом щелкаю.
– А как бы узнать – кто эту красоту поставил?
– Откуда я знаю! – лениво отвел глаза парнишка. – Че я-то сразу?
– Да ниче! – потерял терпение Соболь. – Связаться с хозяином салона ты можешь?
– Ну и могу, а че?
– Так и свяжись! Да нет, ты лучше просто номер набери, а с ним я сам поговорю, шевелись давай.
Парнишка недовольно оттопырил губу, но на большее не отважился.
– Вадим Сергеич! – уже через секунду кричал он в трубку старенького телефона. – Тут к вам какой-то... в общем, спрашивают вас тут... Нате, говорите. Только недолго, мне позвонить должны.
Соболь решил вопрос в течение двух минут, после чего протянул трубку парнишке:
– Все. И ничего страшного, а ты боялся, – хмыкнул он и легкой походкой вышел из салона.
Интересно получается. Некая неизвестная художница заплатила кругленькую сумму салону только за то, чтобы воспользоваться их окном. И ничего больше. Никаких рекламных слоганов, никаких побочных просьб. Окно сняла на месяц, но каждый вечер звонит и спрашивает про состояние портрета. Прямо интрига какая-то. Хорошо хоть эта мазилка оставила свой телефон. Тоже непонятно для каких нужд. Но сейчас он позвонит ей из дома и все выяснит. Даже настроение поднялось!
– Черт, как домой-то не хочется. Стопудово Кузька опять яичницу подаст, – фыркнул Соболь и свернул в ближайшее кафе.
Это кафе он знал – кормили там дорого, но вкусно, Эдварду нравилось. Немудрено, что он здесь был частым гостем, на Кузькиной еде долго бы не протянул.
Официанточка в фартучке нежно-лимонного цвета яркой бабочкой порхнула к его столику.
– Что будете заказывать? – заблестела она глазками на приятного посетителя.
– Мне... да, в общем, все как всегда, и еще... посмотрите, пожалуйста, чтобы ко мне никто не садился, – улыбнулся ей Соболь.
– Хорошо-о-о, – муркнула девчонка. – Будете обедать в гордом одиночестве.
Соболь качнул головой и стал набирать номер неизвестной художницы.
Трубку взяли сразу же – с первого гудка.
– Да? – отрывисто прозвучало в ухо.
– М-м-м... меня зовут Эдвард Соболь... – даже несколько растерялся он.
– М-да? Что-то мне не верится... Вы уже пятый Соболь, который мне звонит.
– Пятый Соболь? – растерялся Эдвард. – А чего это у нас так много пушнины развелось?.. Девушка, вы меня не поняли, меня зовут Эдвард Соболь...
– А меня Ксения, я же не звоню каждому встречному из-за своего прекрасного имени.
– Да, но я-то вас не рисовал! А вы меня... короче, мне бы хотелось с вами встретиться.
– А как вы докажете, что вы – Соболь?
– М-м-м-м, понимаете... – снова начал он, неожиданно для самого себя – уж больно девица по телефону не была похожа на визжащую фанатку. – Я тут возле дома увидел свой портрет, ну и хотел бы... хотел бы его... И мне надо срочно с вами встретиться!
Вот дурак-то! Ну что он делает? Он же прекрасно знает – с фанатками лучше один на один не встречаться! Им только улыбнись, а потом замучаешься доказывать, что это не ты отец ее семерых детишек!
– Я даже не знаю, смогу ли я... – удивленно фыркнула девица. – И вообще вы такой... подозрительный, с чего это я к вам побегу?
– Да с того, что вы написали меня маслом! – не выдержал Соболь. – И я хочу купить у вас эту картину!
– Прекратите нести чушь! Я вас не знаю и никогда не писала. Маслом!
– Короче! Сегодня! В семь вечера в кафе «Маргарита»! Или я сам лично приду и без всяких объяснений заберу этот... этот щит! – отчеканил он.
– Да вы сумасшедший! – тихонько охнула незнакомка. – Не смейте трогать холст! Это искусство! Я его писала две недели! О`кей, я приду! Только учтите – я буду с милиционерами! И у меня... у меня будет с собой красная сумка.
Эдвард заметил ее сразу. Она пришла одна, без милицейского патруля, и оказалась довольно приятной девушкой лет двадцати шести. Он уже был на месте и теперь следил, как она пробирается между столиками, прижимая к себе сумочку ярко-красного цвета. Девушка шарила глазами по залу и выглядела беззащитной и робкой. Эдвард помахал ей рукой, она его заметила и тут же надела на лицо непроницаемую маску. – М-да... и чего ж природа такую талантливую девочку красотой обделила? – задумчиво пробормотал себе под нос Соболь. – Приятненькая серенькая мышка... Еще называется «сестренка»! Нет, чтобы...
– Ксения, – сурово протянула она ему руку лодочкой.
– Эдвард, – мотнул головой он. – Угощайтесь.
Он рискнул и заказал блюда на свой вкус, и девочки уже даже принесли их, поэтому теперь он изображал гостеприимство.
– Ну знаете... я вовсе не есть сюда пришла... – нервно ершилась Ксения. – Давайте лучше сразу выясним – зачем вы меня хотели видеть?
– А вы и не догадываетесь, да? – лукаво прищурился Эдвард. – Две недели рисовали меня, как икону, на этот плакат – волосики, очочки черненькие, цветочки красненькие, даже свитерок мой во всех тонкостях изобразили, а теперь даже ума не приложите – и чего это я такой заинтересованный, да?
