Джоди Малпас - Одна отвергнутая ночь
Пол опять сжимает мое плечо в дружеском жесте, большому парню явно неуютно с взвинченной девушкой, а потом он уходит в сторону метро, я же в одиночестве бреду в другую сторону.
— Милашка! — взволнованный голос Грегори пронзает меня со спины, и я разворачиваюсь, чтобы увидеть, как он бежит ко мне в армейских штанах и футболке, одежда выглядит грязной и неопрятной.
— Привет, — борюсь с желанием прятаться в кокон, избегая еще одного ободряющего разговора.
Он догоняет меня, и мы вместе идет к автобусной остановке.
— Я пытался дозвониться тебе миллион раз, Ливи, — говорит он, взволнованный и раздраженный.
— Телефон накрылся.
— Как?
— Неважно. Ты в порядке?
— Нет, не в порядке, — он на меня скалится. — Я о тебе волнуюсь.
— Не стоит, — бормочу, не говоря ничего больше. Так же, как Сильвии, ему ничего не известно о мужском эскорте и номерах отеля, да и не нужно. Мой лучший друг и так уже достаточно ненавидит Миллера. Нет нужды давать ему еще больше поводов. — Со мной все хорошо.
— Хуесос! — выплевывает он.
Я над ним не подшучиваю, просто перевожу разговор на другую тему.
— Ты уже говорил с Бенджамином?
Грегори делает долгий, усталый вдох.
— Недолго. Он ответил на один из моих звонков и сказал мне держаться подальше. Твой хуесосовый кофененавистник до чертиков его напугал.
— Ну, и чья это вина? Ты говорил, что не позволишь ничему со мной случиться той ночью, но когда ты был мне нужен, развлекался с Бенджамином.
— Знаю, — шепчет он. — Я и подумать не мог, так ведь?
— Нет, не мог, — подтверждаю, мысленно залепив себе пощечину.
— И теперь Бен окончательно от меня закрылся, — говорит он.
Смотрю на Грегори и вижу боль, и она мне не нравится. Он влюбился в парня, который хочет казаться не тем, кто есть на самом деле… Немного напоминает Миллера. Или он притворялся все время, пока был со мной?
— Окончательно? — спрашиваю я. — Нет возможности связаться?
Грегори удрученно вздыхает:
— Той ночью в субботу он привел домой женщину и был чрезвычайно рад мне об этом сообщить.
— О-о-о, — выдыхаю я. — Ты не упоминал об этом прежде.
Он пожимает плечами, наигранно легкомысленно.
— Типа задел мое эго, — говорит он, его вымученно безразличное лицо обращается ко мне. — Ты выглядишь немного румяной.
Все еще?
— Ходила в тренажерный зал утром. — Я поднимаю руку и касаюсь лба. Мне жарко целый день.
— Правда? — спрашивает друг удивленно. — Это же здорово. Что ты делала? — он начинает пританцовывать на лужайке. — Что-то типа круговой тренировки? Йоги? — Грегори принимает самую непристойную позу и смотрит на меня, улыбаясь. — Поза собаки?
Не могу удержаться и улыбаюсь ему в ответ, тяну его, заставляя встать прямо.
— Я выбивала дерьмо из боксерской груши с камнями.
— С камнями? — смеется он. — Думаю, ты удивишься, выяснив, что эти кожаные груши набиты песком.
— А по ощущениям камнями, — ворчу, опуская глаза на свои костяшки, и вижу дорожку красных волдырей на каждом.
— Дерьмо! — Грегори хватает мои руки. — Неплохо ты приложилась. Полегчало?
— Да, — подмечаю. — В любом случае, не позволяй Бену тебе навредить.
Он прыскает со смеху.
— Оливия, ты ведь меня простишь, если я не стану обращать внимания на твой совет? Что насчет тебя? Слышно что-нибудь от придурочного кофе-ненавистника?
Сдерживаю порыв снова заступиться за Миллера, или рассказать Грегори о его сообщении, или сцене в тренажерном зале. Это меня никуда не приведет, разве что к новой порции нравоучений.
— Нет, — лгу я. — Телефон сломан, и никто не может со мной связаться. — Мысль вдруг оглушает меня, и это, несомненно, хорошо в случае, если Миллер решит мне снова написать. — Это моя, — указываю на автобусную остановку.
Грегори наклоняется и целует меня в лоб, одаривая сочувствующим взглядом.
— Я собираюсь на ужин к родителям сегодня. Хочешь пойти?
— Нет, спасибо, — родители Грегори милые люди, но разговор с ними требует умственных усилий, а у меня сейчас на это нет сил.
— Тогда, завтра? — умоляет он. — Прошу, давай займемся чем-нибудь завтра.
— Ладно, до завтра, — я смогу найти силы на полномасштабные обсуждения завтра, до тех пор, пока они будут направлены на дьявольскую любовную сторону жизни Грегори, не мою.
Его довольная улыбка заставляет меня улыбнуться в ответ.
— Увидимся позже, милашка! — он взъерошивает мои волосы и уходит прочь, оставляя меня одну ждать свой автобус, и, словно в подтверждение моему мрачному настроению, небеса показывают всю тяжесть туч и обрушивают на меня их содержимое.
— Что? — восклицаю я, сбрасывая с себя куртку и прикрываясь ею, в голову приходит мысль о том, как же это подходяще, ведь именно моя остановка оказывается без козырька. И вдобавок ко всему, у ожидающих автобуса есть зонты, и они смотрят на меня как на идиотку. Я и есть идиотка — и причин этому больше, чем одно лишь отсутствие зонтика. — Черт! — ругаюсь я, озираясь вокруг в поисках дверей, чтобы хоть где-нибудь укрыться от ливня.
Разворачиваюсь, сутулясь под курткой, но не вижу ничего, что могло бы меня защитить. Тяжелый вздох побежденного срывается с губ, а я стою без всякой надежды, под проливным дождем, и думаю, что этот день не может стать еще утомительнее или ужаснее.
Я аргументированно неправа. Вдруг перестаю чувствовать капли дождя, бьющие по телу, шум соприкосновения воды с тротуаром исчезает, осталась только интенсивность слов. Его слов.
Черный мерседес замедляется и останавливается у автобусной остановки — мерседес Миллера. Абсолютно импульсивно, потому что знаю, что он не захочет намочить свой идеальный костюм, я разворачиваюсь и ухожу по тротуару, хаос лондонского часа-пик атакует мое смутное сознание.
— Ливи! — я едва слышу его на расстоянии сквозь шум дождя. — Ливи, подожди!
Подойдя к дороге, я вынуждена остановиться, машины спешат на зеленый свет, и я стою среди множества других пешеходов, ожидающих, чтобы перейти улицу, и все они с зонтами. Хмурюсь, когда люди по обе стороны от меня отскакивают назад, но слишком поздно осознаю причину.. Огромный зеленый грузовик проносится мимо, прямо по озеру из лужи у самого тротуара, разбрызгивая океан воды прямо на меня.
— Нет! — со вздохом роняю куртку, когда меня окатывает ледяной до онемения водой. — Дерьмо! — светофор меняет цвет, и все начинают переходить дорогу, оставив меня, словно мокрую крысу, на тротуаре, дрожащую и полную слез.
— Ливи, — голос Миллера звучит тише, но я не уверена, причина в расстоянии или его заглушает дождь. Его теплое прикосновение к моей мокрой руке вскоре говорит мне о последнем, а я удивляюсь, что он вышел из своей машины, несмотря на ужасную погоду, и то, что дождь делает с его дорогим костюмом.
