Прима (СИ) - Сью Ники

В тот день мне не разрешили больше есть.

4.3

Глеб щелкает перед моим лицом, возвращая в реальность. Ненавижу воспоминания связанные с ним, в них всегда какой-то холодок, неизвестность. Я никогда не понимала поступков своего сводного брата. Он – загадка, которую невозможно разгадать.

Я отворачиваюсь, пытаясь своим видом показать, что разговор окончен, но Глеб выхватывает из моих рук костыль и с силой швыряет его в стенку. Происходящее заставляет вздрогнуть, хотя я стараюсь сдержать себя, и страх, который подкрался от этого сумасшедшего действия. И тут в груди что-то вспыхивает, яркое, горячее, словно лава. Оно заполняет мое тело, дает силу и желание дать отпор Гордееву.

– И что? – рычу я, а затем отпускаю второй костыль, позволив с шумом упасть ему на пол. Стоять на двух ногах уже не больно, тем более врач говорил, что у меня отлично заживают кости. – Чем еще собирался пугать?

– Ты не сможешь вернуться на сцену, – он делает шаг, и его парфюм заполняет мои легкие.

– А тебе что? Только не говори, что переживаешь? – я скрещиваю руки на груди, ощущая себя живой. Именно за последние две недели злость к Глебу – единственное чувство, которое всколыхнуло меня.

– Конечно, – с деланным высокомерием отвечает он. Протягивает руку, но я резко бью по ней тыльной стороной ладони.

– Проваливай!

– Это мой дом, Дашка. Забылась?

– А это моя комната! – сколько лет мы так препираемся, цепляем друг друга по каждому поводу.

– Она никогда твоей не была, – цедит по слогам он. Между нами так искрит, что будь мы спичками, уже случился бы пожар. – Поэтому, – Глеб кидает взгляд на костыли. – Не смей здесь откинуться.

– Дарья, – на пороге с опаской на нас поглядывает смотрительница. Она держит в руках телефон, и судя по выражению лица, хочет что-то сказать. Я киваю ей, а Глеб принимает расслабленную позу, словно не он только что пытался зацепить меня своей агрессией.

– Что-то случилось? – уточняю я и с трудом улыбаюсь. Быть прежней версией себя теперь сложно.

– Анна Евгеньевна прислала сообщение…

– Она скоро приедет? – едва не подпрыгиваю от радости. Значит, мои опасения ложные, и мама не отказалась от своей приемной дочки. От мечты сделать из нее прекрасного лебедя. Ведь только таким образом я буду ей нужна.

– Нет, но она сообщила, что передала ваши документы в ВУЗ.

– Что? – глухо спрашиваю я. Поступление означает, что дорога в высший свет балета закрыта.

– В сентябре вас ждут на занятиях, это институт, где учится Глеб.

– Что? – черед удивляться переходит к брату. Я вижу, как сжимается его кулак, на скулах начинают бегать желваки. Он выглядит таким, словно узнал новость-катастрофу. И если подумать, то в какой-то степени так оно и есть: мы не можем существовать вместе дома, в одном учебном заведении будет подавно тяжело. Я не смогу противостоять ему в режиме нон-стоп.

– Так сказала ваша матушка, – оправдывается смотрительница, переступая с ноги на ногу.

– Только попробуй, – Глеб поворачивается ко мне, в его взгляде так и читается: “Ты серьезно? Решила еще и здесь наследить? Ты – мое разочарование, сорняк, который давно пора срезать под корень”.

– Если этого хочет мама, – не знаю, зачем я поджигаю фитиль. Наверное, мне просто не хочется показать свою слабину, уступить ему. – Значит, так и будет.

– Уверена?

– Да, – киваю я, хотя это ложь. Мне нужна сцена, мне нужны тренировки, мне нужна мама. Я должна вернуть ее расположение, напомнить, что восемьдесят процентов балета – это упорная работа. И я ведь работала, отказывала себе во всем, ради нее одной.

– Дашка, – Глеб вырастает передо мной, максимально сократив между нами расстояние. Он кладет руку мне на талию и резко дергает, заставив меня упираться ладонями в его плечи. Его горячие пальцы, словно угольки, едва не прожигают кожу, несмотря на ткань моей майки. Глеб само воплощение необузданной энергии, которая вот-вот разнесет меня вдребезги.

– Если я увижу тебя в универе, тебе хана, понимаешь? – его губы случайно задевают мочку моего уха. Он постукивает пальцами по моей пояснице, в то время как мое сердце почему-то предательски ускоряет лихорадочный ритм. В коленях появляется мелкая дрожь, в горле пересыхает. И нет, это не страх, я уверена, тут что-то другое.

– До встречи в универе.

– Я предупредил, – хмыкает он, оттодвигаясь от меня.

Разворачивается, стремительно покидая мою комнату.

– Дарья, – тихонько зовет меня смотрительница.

– Давайте свой смузи, – вздыхаю я. – Кажется, я захотела есть.

Глава 05 - Даша

Находиться дома мне максимально непривычно, да и некомфортно. Я не помню, когда в последний раз разглядывала эти высокие потолки и выбеленные стены. А еще, кажется, не замечала, что в коридорах гуляет сквозняк одиночества. Раньше каждый элемент особняка виделся мне чем-то волшебным, невероятным. Я не могла налюбоваться, надышаться здешним воздухом. А теперь… ощущение, словно попала в камеру.

Прислуга живет в своих отдельных апартаментах, в нашем особняке они бывают исключительно для уборки, готовки, плюс накрывают на стол. В основное время их тут нет, разве только Агриппина ходит, контролирует какие-то процессы из серии: полить цветы, проверить, нет ли где пыли, поругать садовника.

Наш дворец такой красивый и такой пустой.

Я останавливаюсь напротив входа в зимний сад. Он расположен на втором этаже, и благодаря ему, в этом закутке достаточно света, в любое время года.

И вдруг перед глазами вспыхивают воспоминания, связанные с этим местом.

Мне до сих пор десять лет. Прошло полгода с момента моего пребывания в новый дом. Их сложно обозначить счастливыми или веселыми. Я не играю с новыми игрушками, да и вообще с игрушками. Я не зачитываюсь книгами, пропуская ночной сон. Моих сил хватает доползти до кровати, закрыть глаза и отключится. Не понимаю, когда закончилось детство, куда оно ушло и вернется ли. Но запрещаю себе скучать по нему. В настоящем, мире взрослых, у меня, по крайней мере, есть мама. Она красивая и уверенная в себе, ее тонкой талии завидуют многие девушки, а от звука каблучков вздрагивают наши слуги. Я тоже вздрагиваю, правда пока не определилась от приятного возбуждения предстоящей встречи или же это все-таки страх.

Выходных дней у меня нет. Они превратились в сплошные рабочие. Обычно в субботу и воскресенье я хожу на дополнительные тренировки, но в этот раз учительница приболела, и у меня появилось свободное время. Только чем занять себя – непонятно.

Не придумав занятия лучше, я брожу вдоль коридоров и натыкаюсь на этот сад.

Тихонько открываю дверь, пораженная тем, что вижу. В центре стоит круглый стол, на нем лежат однотонные альбомы, совсем не похожие на детские, уж больно скучные. В органайзере аккуратно выстроились карандаши, острием вверх. Я оглядываюсь, на полках расположились горшки с фикусами, пальмами, азалиями и другими экзотическими цветами. Воздух пропитался сладкими ароматами, которые вызывают непроизвольную улыбку.

А еще здесь безумно много роз – белые, красные, желтые, розовые, даже черные… Они растут вдоль стен, на подоконниках и даже на потолке! И они же изображены в одном из альбомов. Невероятно красивые.

Напротив одного из горшков я останавливаюсь, разглядывая белые маленькие цветочки. Они отдаленно напоминают уличные ромашки. Наклоняюсь, чтобы узнать, пахнет ли как-то растение и вдруг слышу позади себя мальчишеский голос:

– Можешь сорвать, – говорит Глеб, облокотившись о дверной косяк. Он как обычно хмурый, руки скрещены на груди, и взгляд такой холодный, чужой, словно передо мной сын Снежной Королевы, а не моей мамы. Хотя и она практически не улыбается. Волосы у Глеба растрепаны, словно он забыл причесаться. Не зря Агриппина постоянно твердит ему за завтраком, что пора подстричься.