Развод. Право на отцовство (СИ) - Барских Оксана

– Ты извини, Люд, но мне поговорить надо, – сказала я соседке и встала с кушетки, направляясь в коридор, чтобы позвонить маме.

Если меня по итогу не выпустят из этой больницы, мне придется рассказать ей, что на самом деле происходит, поскольку теперь на кону стояла не только моя репутация, но и жизнь моего ребенка, да и моя тоже, так что рисковать я не собиралась.

– Алло, дочь, ты уже проснулась? Я чуть-чуть опоздаю, но скоро буду. Может, что-нибудь тебе еще захватить? Я тут наготовила суп, тебе нужно покушать что-нибудь жидкое, а больничной еде я не доверяю, ты же знаешь.

Судя по голосу, мама была полна оптимизма, и мне было даже жаль, что вскоре она узнает, что всё не так радужно, как ей кажется, и что ее любимый зять Гордей совсем не тот, за кого себя выдает.

– Нет. Мне ничего не нужно, мам. Я хочу выписаться и уехать к бабушке с дедушкой.

– Выписаться? Что это ты такое говоришь? Врачи тебе разрешили? Мне позвонить Гордею, чтобы он приехал и забрал тебя с больницы? А зачем тебе в деревню, тебе вот-вот рожать. Да и ты никогда с ними особо не ладила, разве нет?

Голос мамы звучал растерянно. Она явно была не готова к этому.

– Нет, мам, Гордею звонить не нужно. Я сама с ним сейчас поговорю, а ты лучше, пожалуйста, поскорее приезжай. Помнишь, ты говорила, что у тебя есть знакомый с министерства здравоохранения? Ты еще общаешься с ним?

– А вот теперь, дочь, ты меня по-настоящему начинаешь пугать. Что-то произошло в больнице? Кто-то тебе нагрубил? Или они сделали какую-то ошибку, и с малышом проблемы?

– Нет-нет, мы в порядке. Просто приезжай скорее, я не хочу здесь оставаться.

Ох, мама, если бы ты знала, что здесь произошло, то не была бы так оптимистично настроена по отношению к Гордею. Вот только я не стала пугать ее, пока она в дороге, чтобы она лишний раз не нервничала, поскольку в последнее время ее мучило давление, и я боялась, что у нее случится инсульт, и ее поставят на учет по давлению

– Ладно, мам, я тебя жду. Меня тут на процедуры зовут, так что я пойду.

Мне пришлось соврать, чтобы мама не начала задавать мне лишних вопросов по телефону. Я сбросила вызов, а сама снова открыла контакты, глядя на номер Гордея, но долго не решалась ему позвонить. Хотя поговорить с ним по телефону было гораздо проще, чем вживую с глазу на глаз.

Пусть он сколько угодно платит главврачу, чтобы меня никто не выпускал из этой больницы, или же это ее личная инициатива, меня не волновало. Они не смогут убить моего ребенка.

К счастью, мамин одноклассник, насколько я помнила, какая-то шишка в министерстве здравоохранения. Даже несмотря на то, что муж главврача – префект, это ей не поможет. На любую власть найдется власть посильнее.

Собравшись с мыслями, я всё-таки нажала на звонок и даже не услышала ни одного гудка, как будто Гордей только и ждал моего звонка, так как принял вызов сразу.

– Да, малыш, что-то случилось? Я скоро буду, минут тридцать, застрял в пробке. У тебя всё хорошо? Наш ребенок в порядке? Мне сказали, что к тебе поселили соседку, тебя она устраивает? Или мне приказать, чтобы ее отселили?

Мне показалось, что он излишне много интересовался моей соседкой.

Я не была дурочкой, поэтому сложила два плюс два и поняла, что ее подселили ко мне намеренно.

Она довольно общительная и оптимистичная, и Гордей, видимо, надеялся, что я смогу выговориться, а та убедит меня, что мне нужно простить мужа. Как же я сразу об этом не догадалась. Она ведь сразу разговор с этого и начала. Что ей в деревне гораздо хуже, и все мужики изменяют своим женам со временем. А мне вообще повезло, чего это я жиру бешусь.

Я бы, может, истерично рассмеялась, но после того, что произошло утром с абортивной ампулой, махинации Гордея меня даже не тронули.

– Зачем ты пытался убить нашего ребенка, Гордей? – сглотнув, всё же задала я самый главный вопрос, который мучил меня весь последний час.

Поначалу по ту сторону трубки звучит полная тишина. Мне казалось, что Гордей просто был ошеломлен тем, что я уже знаю правду, и поэтому молчит, но когда он, наконец, пришел в себя, то я оцепенела от того гнева, который звучал в его голосе.

– Что за глупости ты несешь? Неужели ты видишь меня таким монстром, что уже сочиняешь небылицы? Если бы я хотел причинить тебе вред, то не вызвал бы скорую и не повез тебя в больницу.

Пока он говорил, я не сразу осознала, что он подумал, что я обвиняю его в том, что у меня произошла отслойка плаценты из-за того, что я застала его за изменой в самом процессе.

– Прости, что кричу. Я и правда не хотел, чтобы ты видела то, что произошло в офисе. Я уволю охрану, которая тебя пропустила. Если бы не они, ты бы сейчас не лежала в больнице с угрозой выкидыша.

Мне стало неожиданно горько и больно от того, что он перекладывал ответственность за содеянное на обычного охранника, которого я уговорила пропустить меня.

– Не вздумай никого увольнять, Гордей, я соврала охране, что ты меня ждешь. Они тут ни при чем. Да и разве они заставляли тебя изменять? По-моему, это была полностью твоя инициатива. Ты же сам мне сказал, что ты мужчина и тебе нужна близость.

Последнее я сказала через силу, но была рада, что, наконец, выговорилась. Не хотела всё это больше держать в себе, боялась, что все эти эмоции скопятся и будут грызть меня изнутри, отчего мое здоровье подкосится и роды пройдут трудно.

Мое собственное состояние меня мало беспокоило, но я боялась, что ребенок родится нездоровым.

– Сонь, я очень ждал нашего ребенка и хотел его не меньше, чем ты, поэтому не смей обвинять меня в том, что я желал ему вреда.

Гордей говорил довольно убедительно, так что, не знай я, что сегодня медсестра могла причинить мне вред, могла бы поверить его словам, но факты говорили сами за себя.

Мать его любовницы была главврачом в больнице, в которую он сам же меня и привез, и она же меня и не выпускала отсюда, отсекая от всего остального мира.

– Сколько ты заплатил, чтобы мне вкололи содержимое ампулы, которое вызывает выкидыш? Или эты Антонина Ржевская даже денег за это брать не стала? Неужто тебе так хочется породниться с префектом, что ты готов не просто избавиться от нашего ребенка, но и сделать меня бесплодной? Если так сильно не хочешь его, то мог бы просто сказать мне. Давай разведемся, и я никогда не стану даже требовать алиментов. Никогда не напомню, что это твой ребенок, он будет только моим. Просто не нужно поступать так жестоко и бесчеловечно. Я надеюсь, что в тебе есть хоть капля чести, и ты оставишь меня в покое.

– Что еще раз ты сказала, Соня? Что тебе вкололи?!

Голос Гордея звучал напряженно. Казалось, он настолько сильно желал услышать мой ответ, что практически не дышал. Я буквально наяву увидела, как он с силой сжал кулаки и прищурился, как часто это делал, когда сильно злился и был на пике гнева, но при этом сохранял энергию для завершающего финального удара.

В этот момент я вдруг начала сомневаться, что он причастен к сегодняшнему инциденту. Не сказала бы, что это что-то меняло в моем отношении к нему, но лично мне стало немного легче, поскольку, если виновником трагедии был бы он, то мне было бы гораздо тяжелее и больнее.

Всё-таки главврач мне абсолютно чужой человек, и я не испытывала никаких душевных страданий и терзаний от того, что она желала мне зла.

Она была матерью Анны, любовницы Гордея, и явно хотела от меня избавиться, чтобы очистить путь для дочери.

Я выдохнула, уже не так опасаясь приезда Гордея, как раньше, но легче мне от этого не стало, поскольку он всё равно был в этом виноват.

Пусть он относился к Анне, как к чему-то временному, она, судя по всему, хотела гораздо большего и готова была на всё ради этого.

Все эти предположения пронеслись в моей голове моментально, буквально за одну секунду. Конечно, говорить об этом вслух я не стала.

Я понимала, что всё это мои страхи и домыслы, но от этого мне становилось еще страшнее.

Гордей продолжал что-то рычать, угрожая засудить больницу и оставить тут всех без работы и с черной меткой, если вдруг они причинили мне или ребенку вред, а я практически не вникала в его слова, а затем и вовсе бросила трубку, не в силах слушать его голос.