Начало нас (ЛП) - Джеймс Лайла

Но он не сможет играть сегодня вечером.

Он больше никогда не будет играть.

Не с его хромотой.

Кости его правой ноги сломались в трех разных местах. Он снял гипс месяц назад и после некоторой физиотерапии теперь может ходить. Но он хромает и больше никогда не сможет выйти на поле.

Его футбольная карьера закончилась, даже не успев начаться.

Я спотыкаюсь о собственные ноги, и один из игроков школы «Хэллоус Хай» сбивает меня с ног. Моя голова ударяется об него, и если бы не шлем, я бы, скорее всего, получил сотрясение мозга. Я слышу свист, и противник отстраняется от меня, и хотя я этого не вижу, я знаю, что он ухмыляется и уходит. Засранец.

Мэддокс, наш печально известный защитник, подбегает ко мне и хлопает меня по спине. 

— Включи голову в игру, Колтон.

— Да, да, — бормочу я, жуя каппу.

Иногда я задаюсь вопросом, хотел бы Коул, чтобы это был я. Если он когда-нибудь злится или завидует тому, что я играю в футбол, а ему приходится сидеть на трибунах и смотреть … Он ненавидит меня за это?

Но Коул — хороший брат, с мягким сердцем. Он никогда бы так не подумал.

Разочарование забивает мои вены, когда я упускаю еще один шанс совершить тачдаун и мяч оказывается на боковой линии. Бляядь.

Я слышу свисток перерыва, а затем тренер вызывает команду к себе. Я подхожу к нему, не торопясь присоединяюсь к остальной команде и заставляя себя последним входить в раздевалку. Я прохожу мимо Мэддокса, который загораживает вход своим телом. Он пронзает меня мрачным, растерянным взглядом. Я знаю, что он злится на меня за то, что я могу испортить игру команде. Для него самого.

Как и Коул, футбол – это его жизнь.

Единственное, что у него есть для себя. Единственное, что действительно имеет значение для Мэддокса Коултера. Ему нет дела ни до девушек, ни до денег на заднем счете, ни до славы, которую приносит статус Коултера. Его волнует только футбол.

Мой лучший друг не может читать мои мысли, но он знает, что что-то не так. Если есть еще кто-то, кто поймает меня после Коула, так это Мэддокс. Думаю, можно сказать, что мы одни и те же горошины в стручке. У нас есть все, о чем мы можем мечтать: деньги, девушки, слава. Но нас сблизил тот факт, что мы оба живем, чтобы раздражать наших родителей. Наверное, это единственная причина, по которой мы вообще друзья.

Мы понимаем друг друга.

Так что я его прикрываю спину. А он - мою.

— Что с тобой не так, Беннеттт? — Тренер Рейган практически рычит мне в лицо, когда я приближаюсь к нему достаточно близко.

Я раскачиваюсь взад и вперед на пятках. 

— Я пропустил только тачдаун, расслабься. Мы по-прежнему лидируем.

— Ты пропустил два тачдауна, — рычит он, его лицо покраснело, а вены на шее вздулись. О да, он злится. — И ты пропустил три паса. Этот мяч попал тебе прямо в чёртову грудь, и ты уронил его, как горячую картошку!

Господи, почему он превращает это в такое большое дело? Это не значит, что мы проигрываем игру. Наш соперник, Hallow High, не имеет ничего общего с нашей командой. Мы выиграем нашу первую игру, даже если я буду лажать по всему полю.

Тренер смотрит прямо мне в лицо, и я встречаюсь с ним взглядом. Я не отступаю и не съеживаюсь под его взглядом. 

— Либо ты сосредотачиваешься, либо я кладу тебя на скамейку запасных до конца сезона, — угрожает он низким и мрачным голосом.

Да, он не будет этого делать.

Его взгляд обостряется, когда я усмехаюсь. 

— Ты думаешь, я блефую, мальчик?

Я просто пожимаю плечами. Он знает, что я хорош и ценен для команды. Мой беспечный ответ только еще больше его разозлил, и я не могу сдержать улыбку. Видимо, в последнее время злить людей стало моим любимым хобби. 

— Проиграешь мою игру, и я позабочусь о том, чтобы ты попрощался со своей будущей футбольной карьерой, Беннеттт.

Мэддокс хватает меня за воротник и тянет назад. 

— Извините, тренер. Теперь он сосредоточится. — Я опускаюсь на скамейку и вытягиваю ноги перед собой. — Ты справишься, Колтон. Не так ли?

Затененный взгляд Мэддокса умоляющий. «Не облажайся», — пытается тихо сказать мне он.

Я глубоко вздыхаю и затем киваю. 

— Да, окей. Там я на минуту потерял концентрацию. Мне очень жаль, тренер.

Тренер еще раз пристально смотрит на нас, прежде чем уйти. Я снимаю шлем, а Мэддокс садится рядом со мной. Он тихо протягивает мне бутылку воды, и я беру ее. Выпив половину бутылки, я закрываю глаза и вдыхаю. Затем выдыхаю еще один глубокий вдох.

— Ты собираешься мне что-нибудь сказать? — спрашиваю я, держа глаза закрытыми.

Мэддокс сухо усмехается. 

— Я бы заговорил, если бы думал, что ты послушаешь. Но у меня такое чувство, что сейчас я только зря потрачу свое дыхание.

— Мы все еще выигрываем, — жалуюсь я почти раздраженно. — Я не понимаю, почему тренеру приходится так грызть мне задницу.

— Ты чертовски хорошо знаешь, почему он злится. — Мэддокс бьет меня кулаком по затылку. Это одновременно и игра, и предупреждение. — Не будь маленьким засранцем. Это на тебя не похоже.

— Ты сосредоточишься, и мы выигрываем игру. Затем мы повеселимся. — Мэддокс встает, собирая растрепанные волосы в небрежный мужской пучок. А затем он снова надевает шлем.

Я закатываю глаза. 

— Под «повеселимся» ты имеешь в виду…

— Киска. — Мэддокс подмигивает.

Я игнорирую то, как мой желудок протестует от этой идеи. Ухмыляясь моему лучшему другу, как он и ожидал, я следую за ним из раздевалки и обратно на поле.

***

Как только я прихожу домой, я понимаю, что что-то не так. Уже поздно, почти полночь, но свет все еще горит. Я сдерживаю проклятие.

Думаю, тренер уже позвонил моему отцу. Ему, наверное, нравилось сдавать мою задницу Дорогому Папочке. Блядь.

Может быть, если я ускользну обратно, я избегу сегодняшней драмы. Но уже слишком поздно. Он уже знает, что я дома. Боковым зрением я вижу его тень, маячащую наверху лестницы.

— Сейчас в мой кабинет. — Его голос холоден и яростен.

Меня охватывает раздражение. Но этому также сопутствует страх. Надеюсь, Коул уже спит. Я не хочу, чтобы он услышал, что произойдет сегодня вечером. Мои кулаки сжимаются от предчувствия. Господи, я чертовски надеюсь, что Коул спит.

Ему больше не нужно этого видеть.

Я бросаю сумки в холле и поднимаюсь по лестнице. Мои мышцы болят после сегодняшней игры. И хотя мы выиграли, во второй половине игры моя концентрация не улучшилась. Тренер был так зол, что, кажется, у него лопнул кровеносный сосуд. Мэддокс был раздосадован, но не стал меня грызть.

У меня даже не было настроения веселиться сегодня вечером. Коул ушел, как только игра закончилась. Он даже не удосужился меня дождаться. Я собирался предложить ему прийти сегодня вечером на вечеринку у костра, как всегда. Как всегда было до аварии. Возможно, смена обстановки пошла бы ему на пользу, но он исчез, как только толпа начала аплодировать победе Беркшир.

Я знаю, что он все еще оплакивает Джози. Но это нечто большее.

Он также скорбит о своей потерянной футбольной карьере.

Он оплакивает свою ногу… и хромоту, которая будет сопровождать его всю оставшуюся жизнь. Он скорбит о том, что могло бы быть и о том, что есть сейчас.

Даже будучи его близнецом, я ничего не могу сделать, чтобы успокоить брата. Черт, он даже почти со мной не разговаривает. Он просто здесь… ходячая оболочка, живой труп.

Я вхожу в кабинет отца, и дыхание вырывается из меня с громким свистом. Коул внутри, сидит на диване. Он так крепко сжимает подлокотник, что костяшки его пальцев побелели.

Сиенна тоже здесь, прислонившись к полкам в своей мантии. Пояс расстегнут, и из-под него выглядывает темно-бордовое шелковистое ночное платье. Лицо у нее все еще накрашено, а волосы красиво уложены. Это означает только одно, и мое сердце замирает в глубине живота.

Я закрываю за собой дверь. Коул смотрит в землю; его тело настолько напряжено, что я вижу твердые очертания его мышц сквозь рубашку. Мой отец наливает себе стакан виски и делает медленный глоток, глядя на меня. Он внимательно наблюдает за мной, наслаждаясь своим напитком.