Нарушенное обещание (ЛП) - Джеймс М. Р.

— Давай, — коротко говорит Лука, отпуская руку Росси и направляясь ко мне. — Пришло время доставить тебя домой в целости и сохранности.

Слова должны быть обнадеживающими, но это не так. Я знаю, что у меня нет выбора, поэтому послушно следую за Лукой из больничной палаты к лифту, всю дорогу храня молчание. Кольцо на его пальце мерцает на свету, красный рубин поблескивает. Кольцо, сидящее на его правой руке, олицетворяет такую же самоотверженность, как и золотая лента на левой, и я не могу не задаться вопросом, какая самоотдача, если дойдет до этого, одержит верх? Он обещал обеспечивать мою безопасность, сделал меня своей женой, чтобы выполнить именно это, и все же, если титул, который он только что поклялся соблюдать, требует иного, что он выберет?

Это заставляет меня чувствовать себя более неловко, чем когда-либо, и я не могу избавиться от этого чувства, когда мы садимся в машину Луки и едем через несколько кварталов обратно к высотному зданию, в котором он… мы живем. Это продолжается всю дорогу до пентхауса, и когда мы входим в гостиную, и он нажимает кнопку, чтобы раздвинуть жалюзи и залить комнату светом, я поворачиваюсь к нему лицом.

— И что теперь? — Я тяжело сглатываю, глядя на своего нового мужа. — Когда состоятся похороны?

— Завтра, — натянуто говорит Лука. — Но ты не пойдешь.

— Что? Конечно же, поскольку мы женаты, люди будут ожидать увидеть меня там…

— Ожидается, что тебя увидят много раз, но этот случай меня не особенно беспокоит. — Слова холодные и отрывистые. — Ты останешься здесь. Это уменьшит вероятность того, что Братва попытается напасть на нас на похоронах, хотя я надеюсь, что у Виктора хватит уважения воздержаться от этого.

— А как насчет меня здесь? — Холодный страх пробегает по моему животу и позвоночнику, Лука решил, что от меня слишком много проблем? Он предпочитает, чтобы Братва пришла за мной сюда, чем снова подвергать всех остальных опасности? И если это так, почему бы просто не пойти дальше и не избавиться от меня?

— Ты не должна покидать пентхаус ни под каким предлогом. Моя охрана будет удвоена, и я назначу тебе личного телохранителя.

— До каких пор? — Я чувствую, как нарастает паника. — Мы так не договаривались, Лука. Предполагалось, что мне предоставят мою собственную квартиру, так что нам не обязательно оставаться здесь вместе…

— Пока Братва не будет вытеснена с территории. — Он шагает ко мне, с жестким блеском в его зеленых глазах. Он выглядит таким же красивым, как всегда, иногда я предательски думаю, что он выглядит наиболее привлекательным, когда он такой, холодный, злой и почти устрашающий, но твердый и высеченный, как будто сделан из гранита. Этот жесткий и холодный мужчина обжигает, только когда дело касается меня, и немного смягчается, только когда мы соприкасаемся. Но я не могу так думать. Я не могу думать о нем так, чтобы это могло заставить меня хотеть его еще больше, ослабить бдительность, испытывать к нему неосторожные чувства и даже ненависть. Я не могу позволить себе смягчиться по отношению к этому человеку, который теперь стал еще более могущественным, чем раньше, которому, возможно, придется быть и совершать еще более ужасные вещи, чтобы удержать власть.

— Сколько времени это займет? — Мой голос дрожит так сильно, я пытаюсь сдержаться, и скрыть это. Я не хочу, чтобы Лука знал, как я боюсь… его, их, всего этого, но я не могу остановить это.

Он беспечно пожимает плечами, как будто это не имеет значения.

— Кто знает? Недели? Месяцы? Года? Я не могу знать ответ на этот вопрос, София. Они потерпят поражение, когда поймут, что не могут победить, и не раньше. Виктор так просто не сдастся.

Меня охватывает паника. Я чувствую, как мое рациональное, логическое мышление ускользает перед лицом того, что меня будут держать фактически пленницей в этом пентхаусе, каким бы роскошным он ни был, в течение неопределенного количества времени.

— Нет! — Восклицаю я, качая головой и отступая назад, пытаясь установить некоторую дистанцию между нами. — Ты обещал, ты сказал мне, что если я выйду за тебя замуж, я буду в безопасности, что…

— Ты будешь, — терпеливо говорит Лука, но я слышу, как это исчезает из его тона. — Со временем.

— Но ты не можешь сказать мне, сколько потребуется времени! — Я тяжело сглатываю, чувствуя, как комок в горле набухает и душит меня. — Росси не смог даже защитить свою жену, и теперь ты хочешь, чтобы я чувствовала себя в безопасности, когда ты говоришь, что я даже не могу покинуть эту квартиру?

— Росси теперь не дон! — Громыхает Лука, делая два шага ко мне. Прежде чем я успеваю хотя бы попытаться кинуться к нему, он подхватывает меня на руки, как будто я вообще ничего не вешу, в стиле новобрачной. Ирония этого не ускользает от меня, и я извиваюсь в его объятиях, пытаясь освободиться, пока он несет меня вверх по лестнице. На полпути мне почти удается высвободиться, и Лука разочарованно рычит, от звука которого у меня по спине пробегают мурашки, что не совсем неприятно.

Что, черт возьми, со мной не так? Почему эти ссоры меня заводят? Я не завожу его специально, или это так? Гнев Луки одновременно пугает и возбуждает меня, и я этого не понимаю. Как будто часть меня хочет, чтобы он взял все под свой контроль, как в ночь перед нашей свадьбой, чтобы заставить меня чувствовать то, что я не могу позволить себе чувствовать с ним.

— Так тебе и надо, если я уроню тебя с этой лестницы, — рычит Лука, ненадолго ставя меня на землю. На мгновение мне кажется, что он позволит мне пройти остаток пути пешком. Вместо этого он просто снова поднимает меня с ног, перекидывает через плечо, так что я оказываюсь у него на спине, смотрит на блестящую деревянную лестницу и снова начинает свой подъем.

— Отпусти меня придурок! — Кричу я, ударяя кулаком куда-то в область, где, как я думаю, может находиться его почка. Мои ноги дергаются, и я смутно надеюсь, что одна из них может попасть ему по яйцам, но Лука обхватывает рукой мои колени, крепко прижимая их к своей груди. Что-то в этом вызывает еще один шок удовольствия у меня по позвоночнику. К своему ужасу, я чувствую, что начинаю больше, чем немного возбуждаться, тонкая ткань моих трусиков влажно прилипает к коже, а мое тело приливает к жару.

— Ни за что, — категорично говорит Лука, неся меня прямо к двойным дверям, которые ведут в его спальню. Он бесцеремонно укладывает меня на кровать, и я немедленно вскакиваю, пряди моих волос выбиваются из конского хвоста и обрамляют мое розовое лицо.

— Я больше не буду с тобой трахаться! — Я поднимаю подбородок, надеясь, что выгляжу более уверенной в этом, чем есть на самом деле. Я болезненно осознаю огромную кровать позади меня, пустой пентхаус и тот факт, что Лука может делать со мной все, что хочет, имеет право, по его собственному разумению, делать со мной все, что он хочет. И смотреть, как он небрежно снимает пиджак, не помогает. Его мускулистые предплечья сгибаются, когда он закатывает рукава рубашки, и я чувствую, как у меня пересыхает во рту, когда он расстегивает верхнюю пуговицу рубашки, обнажая полоску груди, от которой у меня слегка подгибаются колени.

Я внезапно живо вспоминаю нашу брачную ночь, как он кружил у меня за спиной, когда начал расстегивать мое платье, о том, как все могло быть по-другому, если бы я не сказала ему покончить с этим. Что бы он сделал, если бы я позволила этому быть чем-то другим? Применил бы он ко мне свои руки, как он сделал, когда наклонил меня над диваном? Рот?

О боже. Одна мысль об этом вызывает во мне волну чего-то, чего я не совсем понимаю, ощущение стеснения в животе, от которого кожу покалывает, и она краснеет. Лука, вероятно, такого не испытывает. Ему нравится, когда ты в его власти, он не доставляет удовольствия, не получив его взамен.

— Я не прошу тебя об этом, — говорит Лука, приподнимая бровь, и я чувствую внезапный прилив смущения.

— В первый раз ты тоже не просил, — огрызаюсь я.

— Ну, сейчас я тебя уверяю. Этого достаточно для твоей девственной чувствительности? Я думал, что прошлой ночью я из тебя ее выебал. — Он ухмыляется. — София, как я уже сказал в больнице, меня не интересуют бедные лежебоки. Если я захочу намочить свой член, я сделаю это с кем-то, кто действительно знает, что делать.