Одержимость шейха (СИ) - Рейн Миша

Правда, спустя еще один час мучений в седле все меняется, и это прикосновение становится необходимым, чтобы не рухнуть с лошади. Боль усмиряет все, даже гордыню. И я уже готова молить остановиться и сделать привал, хотя бы на мгновение взять передышку от верховой езды, как вдруг мое сердце пропускает гулкий удар, а кончики пальцев немеют от охвативших меня эмоций… Впереди, под склонами песчаных дюн, стоит отряд всадников, которые, по всей видимости, кого-то ждут. И через пару долгих минут мне не составляет труда догодаться кого. А подъехав ближе, я замечаю среди десятков коней два черных джипа, в таком же я ехала из аэропорта...

Тень спускается первый, а затем одним движением снимает с коня и меня. Правда, как только мои ноги встречаются с землей, я едва не падаю, успев вовремя зацепиться за широкие плечи мужчины с пугающими дикими глазами. И я ненавижу себя за то, что продолжаю держаться за него, как за спасательный круг, отмечая, как две золотисто-карие щели опасно сужаются. Я точно знаю, что он ухмыляется. И пусть я не вижу этой ухмылки под арафатком, но уверена — ничего доброго в ней нет. Высокомерие. Пренебрежение. Насмешка. Все, что взыграло в мужчине в ответ на мою слабость и уязвимость перед ним.

Без слов он достает что-то из-под бишты и подносит к моим губам, прежде чем я понимаю, что это фляга.

— Открой рот.

Хочу отстраниться, настолько, насколько это возможно в моем положении, пока не ощущаю давление его ладони на пояснице.

Сглатываю. С трудом — из-за сухости в горле. И только сейчас понимаю, как же сильно я хочу пить. Наивно полагая, что мне позволят сделать это самой, тяну руку за фляжкой.

— Я сказал открыть рот! — приказывает он грубо, и я ахаю от боли в спине, когда его пальцы буквально впиваются мне под кожу. Я медлю, и Тень, не сдержавшись, сам срывает с моего лица чачван и подносит горлышко прямо к губам. — Пей.

И я пью. Сначала несмело, а потом будто схожу с ума, стараясь вытянуть из фляги все до последней капли. Я бы так и сделала, если бы мужчина не вырвал горлышко из моего рта с влажным шлепком.

Часто дыша, я проглатываю остатки жидкости и пытаюсь успокоить взбесившийся пульс. И не только. Да все мое тело будто ожило, отреагировав на воду, в которой так нуждалось.

Недовольное цоканье языком приводит меня в чувство намного быстрее, и я снова оказываюсь в опасной близости от диких глаз.

— Ты должна была поблагодарить своего господина за то, что он тебя напоил, маленькая шармута, — Тень наклоняется так резко, что мое лицо тут же опаляет его горячее дыхание. — Сегодня вечером ты сделаешь это иначе, — вздрагиваю, когда он по-хозяйски касается моей нижней губы большим пальцем. — Хочу видеть твои волосы распущенными, — шероховатая подушечка скользит дальше, вызывая под кожей горячие волны странных ощущений, прежде чем нажать на губу и оттянуть, вырвав из моего приоткрытого рта шумный вздох. — Не вздумай меня ослушаться.

Тело вновь каменеет, натягивается струной от сквозящей угрозы в его тоне.

— А что будет, если ослушаюсь? — вырывается из меня раньше, чем я успеваю подумать.

В ответ мне достается смех, тихий, мрачный, как у самого настоящего дьявола.

— Не будь себе врагом, девочка, — сейчас его голос звучит так строго, что недавно звучавший смех теперь кажется миражом. — Тебе не понравится результат.

— Разве может быть еще хуже?

Мужчина сужает глаза, а я снова смотрю в них, долго, разглядывая каждую золотую песчинку и шрам…

— С твоим характером у тебя есть все шансы узнать об этом, — его голос вырывает меня из оцепенения. — Ты уже ослушалась, имея наглость смотреть мне в глаза, чего никто и никогда не позволял себе без моего разрешения. — Он опускает взгляд к моим губам, а потом снова смотрит на меня. — За это ты понесешь отдельное наказание.

Сказанные им слова почему-то не заставляют меня усомниться в их правдивости, и я решаю промолчать, опустив взгляд на его грудь. Но внезапно Тень подхватывает меня на руки, так легко, что я ощущаю себя невесомой молекулой, и за несколько шагов доносит мое измотанное тело до машины, где ловко усаживает на заднее сиденье.

— Отвезти девчонку во дворец и доставить ее прямиком к Зареме, — не глядя на меня, он выдает холодный приказ своим людям, а потом как ни в чем не бывало захлопывает дверь, отправляя меня в новую неизвестность несколькими хлопками ладонью по крыше.

***

Внутренности сводит до испарины на лбу, когда машина останавливается в тени огромного дворца. Черного, как и душа его хозяина. Только острые пики и купола переливаются золотом под знойным солнцем. Смотреть больно, но я продолжаю это делать, выглядывая из окна, пока моя дверца внезапно не распахивается.

Резкий вздох застревает в горле, прежде чем меня вытаскивают на улицу. Хорошо, что на этот раз мне удается удержать себя в вертикальном положении.

Однако с каждым новым шагом по территории цветущего сада мне приходится убедиться в том, что этот дворец принадлежит самому дьяволу. А на закате он превратится в самый настоящий ад для меня. И чем ближе, тем сильнее во мне разгорается это неприятное предчувствие. Оно буквально овладевает мной, заставляя бояться своего будущего еще больше.

Дальше все как в тумане.

Слуги отворяют дворцовые ворота, где нас встречает суета придворных, мельтешащих по бесконечным коридорам из черного мрамора с кроваво-красными коврами, расшитыми золотыми вензелями.

Кругом блеск и роскошь. Изобилие деревьев и цветов, будто я попала в настоящую оранжерею. Кажется, мне даже слышится пение птиц и урчание больших котов. Или я просто уже брежу. Что вероятней всего.

Рассматривая окружающую меня обстановку, я совершенно забываю о том, что должна испытывать страх. Но о нем мне напоминают слишком быстро, когда подталкивают в спину, вынуждая переступить порог и оказаться... в ванной комнате.

— Раздевайся! — прилетает мне с ходу приказ, прежде чем я встречаюсь взглядом с грузной женщиной. — Что смотришь? Быстрее давай. Мне нужно осмотреть тебя, а затем привести в порядок.

Быстрыми шагами она сокращает между нами расстояние, показывая свое нетерпение, только я и пальцем не шевелю, потому что мужчины, которые привели меня, по-прежнему стоят позади. Знаю, что делаю себе хуже.

А что еще мне остается?

Раздеться и позволить обращаться с собой как с грязью? Ей я и стану. И тогда точно никогда и никому не докажу свою невиновность. Может, обелив честь, мне удастся найти себе покровителя и перебраться в другую страну, или хотя бы город? Все равно обещанной жизни мне больше не видать, а выживать как-то нужно. Я жить хочу. Но пока делаю все, чтобы эту жизнь у меня отняли.

— Ты что, оглохла? — ее лицо багровеет. — Снимай лохмотья!

Сглатываю от волнения.

— Пусть мужчины выйдут, — требую, обретая голос, а для пущей убедительности вздергиваю подбородок.

Только мое упрямство вызывает лишь ядовитую ухмылку и презрение в женском взгляде, обещающем мне много страданий.

Она делает жест рукой и рывками начинает сдирать с меня джильбаб, ворча себе под нос, что все мы хотим роскошной и легкой жизни при дворце. Но мне она обещает, что сделает все, лишь бы я не добралась до господина, а за еще одно непослушание обеспечит мне заточение в подвале.

Где я согрешила, что так быстро попала в черный список этой женщины? Правда, когда замечаю в дверях того самого человека, с которым я попала в песчаную бурю, пазлы в голове начинают складываться… Зураб, кажется, так его зовут.

Как только меня лишают последнего клочка одежды, он наконец отдает распоряжение, после чего в помещении остаются только двое: я и гадюка, она же и есть та самая Зарема.

Сжимаю челюсти и прикрываю наготу волосами, рассыпавшимся по спине и плечам. А потом я замечаю, как завистливо вспыхивают глазища Заремы.

Будь ее воля, содрала бы их с меня вместе со скальпом и сожгла. Но, видимо, таких привилегий у нее нет.

Злая она, я буквально задыхаюсь от ее ненависти, доставшейся мне авансом.