Не прощай мне измену (СИ) - Май Анна

Муж подводит меня к паре — взрослому солидному мужчине и молодой женщине. Мужчина говорит по телефону и, извиняясь, отходит в сторону. Остаёмся втроём. Тим становится сбоку между нами, и теперь мы образуем треугольник. К сожалению, любовный.

Меня так воротит от этой мысли, что я пропускаю первые слова знакомства. Муж уже представил меня женщине и теперь называет её имя: — Алёна Сизова, исполнительный директор “Лиры”, а это, — взмах руки в сторону мужчины, — Вячеслав Игоревич Сизов, наш инвестор, учредитель группы компаний, в которую входит “Лира”. На секунду оглушает мысль, что это муж, но Алёна добавляет мягким голосом: — Мой отец. Киваю в ответ, мол, понятно. Повисает неловкая пауза. По этикету я сейчас должна ответить, что мне приятно познакомиться, а мне совсем неприятно. Руку тоже придётся жать? Как Тим мог поставить меня а такое унизительное положение?!

Ситуацию спасает звонок мобильного. С плохо скрытым облегчением сбегаю. На экране фотография Лёхи. — Симыч, у тебя вид, будто ты сейчас грохнешься в обморок. Ты нормально? — Спасибо, Лёш, ты меня правда спас. Не знаю, как с ними… — всхлипываю. — Ты не обязана терпеть.., — запинается и сопит в трубку, — Сим, вызвать такси? — Да, вызывай. Сошлюсь на плохое самочувствие и поеду домой. Кажется, это и реально вирус.

Отец Алёны слушает Тима, а сам с интересом изучает меня. Он чуть ниже мужа, подтянутый, седой, с аккуратной эспаньолкой. Морщины хоть и выдают возраст, но идут ему. Цепкий взгляд, проницательные глаза. Впечатление скорее приятное, чем наоборот.

— Сима, — обращается ко мне муж, — Мы как раз с Вячеславом Игоревичем обсуждали, участие вашего бюро в дизайне дополненной реальности для виртуальных туров по галереям “Лиры”.

Удар ниже пояса. Я действительно хотела участвовать. Это не просто отличные деньги, но и самый интересный проект из всех, что когда-либо у меня были. “Лира” — коммерческий культурный фонд, который спонсирует и продвигает современное искусство. У них музеи в разных странах мира, инсталляции под водой, в горах и даже в пустыне. Они попросили сделать не просто стандартные виртуальные экскурсии, а целые приключения с подачей скучных фактов в виде квестов.

Вчера на летучке мы уже придумали, как можно анимировать одну из скульптур в подводной галерее в Красном море. Но официального согласия ещё никто не давал. А зная о роли Алёны Вячеславовны во всём этом, не дал бы никогда.

— Да, мы рассматриваем эту возможность, — не опровергаю и не подтверждаю. Я могу подставить Тима, сообщив, что он поторопился с выводами, но Лёха и остальные ребята ни при чём. Это их будущее. — Соглашайтесь, Сима, — вступает Вячеслав Игоревич, — я видел работы вашего бюро и приятно впечатлён. А ещё я поклонник вашего таланта. Это я приобрёл “Уязвимость”. Очень рад личному знакомству, — тянет обе руки и пожимает мою.

У меня сейчас начнётся истерика. Я думала, что этот вечер не может быть хуже… как же я ошибалась. Продажа “Уязвимости” сама по себе стала для меня ударом. Работы на благотворительный аукцион собирал новый агент и он по ошибке упаковал не ту. Её не было ни в каталоге, ни в договоре. Даже продана она была под другим названием, но когда я спохватилась, было поздно — уже шли торги.

Мало кто знает, но на “Уязвимости” изображены мы с Тимом. Лиц не видно, только мужской торс, на котором в районе сердца нарисован круг с перекрестьем мишени, и накрывающая его ладонь. На широкой, смуглой груди моя узкая ладонь выглядела хрупкой и прозрачной, но именно она берегла его уязвимость. Образ не бог весть какой, но наивность и чистота забирали зрителя с потрохами.

Меня столько раз просили её продать, я всем отказывала. А потом случилась эта ошибка и только сейчас я понимаю её масштаб. Тим опускает глаза. Эта работа много значила и для него — своеобразный талисман нашей семьи. Когда она писалась, первые признания ещё дрожали у нас на губах, но мы были так погружены друг в друга, что никаких слов не требовалось. Абсолютная открытость и защищенная уязвимость.

А Вячеслав Игоревич продолжает: — Если нужно повлиять на начальство, только скажите. В роли куратора проектов “Лиры” вижу только вас. Вот и сослалась на вирус… Приходит смс от Лёхи: “Такси ждёт”. Отвечаю: “Отпускай”.

Глава 9

Я сбежала в лобби гостиницы, когда Тим повёл Сизовых знакомиться с командой. И мне бы уехать домой, но мазохистски наблюдаю за Алёной и Тимом. Взгляды, намёки, случайные прикосновения — всего этого нет. Если бы я не видела их тогда в ресторане, мне бы и в голову не пришло, что между ними есть какая-то иная связь, кроме рабочей.

В чём-то я даже понимаю мужа, она очень женственная, красивая журнальной, глянцевой красотой. Ухоженная платиновая блондинка с ровными волосами, очевидно, старше Тима. Ненамного, года на два-три. Светлые, миндалевидные глаза, прямой нос, тонкие губы, высокие скулы. Кашемировое платье с поясом мягко облегает её “песочные часы”, и я отстранённо замечаю, как на верхнюю их часть прямо в данный момент пускает слюни отдел разработки.

Сегодня она так увлеченно и много говорила о программах поддержки художников, писателей и музыкантов, что её трудно заподозрить в роли “свадебного генерала” в папином фонде. Проект с виртуальными экскурсиями тоже придумала она, чтобы сделать доступными самые уникальные их галереи, а квесты в нём — потому что хочет заинтересовать современным искусством подростков.

Я бы, без сомнений, очаровалась ею, если бы не одна деталь — она любовница моего мужа. Три недели я боялась даже мысленно произносить это слово, а сейчас катаю его на языке до горечи. Мы совсем не похожи. Ни внешне, ни по возрасту, ни по темпераменту. Неужели дело в банальном желании разнообразия? Допиваю бокал игристого, но горечь так и не проходит. Любовница.

Весь остаток ресурса ушел на поддержание “лица”, особенно в моменты, когда Алёна оказывается рядом. Напрямую мы не говорили, но несколько раз я ловила её взгляды. Тоже сравнивает? Ей сейчас так же больно, как и мне, потому что Тим уедет домой со мной? Она знает, что он по-прежнему обнимает меня во сне и позавчера мы с ним занимались сексом? Он ей жизненно необходим или это простая интрижка?

Отворачиваюсь к окну и рассеянно наблюдаю за движением машин. Видимо, я потихоньку схожу с ума, потому что в какой-то момент мысль подойти и спросить её, любит ли она моего мужа, не кажется мне такой уж безумной.

— Сейчас поедем.

Вздрагиваю от низкого голоса. Я настолько ушла в себя, что не заметила, как подошёл Тим.

— А Сизовы?

— Дальше Лёха справится. Попрощаешься?

На стоянку мы выходим совсем другими людьми, не теми, кем расстались утром. Да и само утро по ощущению было неделю назад. Эмоциональное истощение в разы усиливает физическую усталость, и я плыву. Сзади мгновенно появляется рука Тима и исчезает, как только он понимает, что я не упаду. Он как будто перестал видеть необходимость маскировать формальную вежливость под заботу.

Вместо передней двери открывает заднюю и, не дожидаясь, пока я сяду, обходит машину к водительскому месту. Мрачно интересуется:

— Леха тебе что-то сказал?

— Нет, а мог?

— Мог…

Уточнять, что именно не надо, и так понятно.

Я физически ощущаю, как тают последние крохи нашей близости. Смотрю на Тима в салонное зеркало и не узнаю. Кажется, ещё чуть-чуть и рядом со мной будет уже абсолютно чужой человек, который спросит, кто я такая. Это был наш последний день.

Всхлипываю. Весь вечер я так старательно сдерживала слёзы, что они застыли огромным камнем в груди и не льются. Дёргаю ворот пальто, открываю окно и жадно хватаю морозный воздух. Нам ехать всего ничего, но руки дрожат, а вдруг не успеем? Вдруг он станет чужим прямо сейчас?

Что делать, когда понимаешь, что видишь любимого человека последние минуты? Ты не успеешь выполнить ни одного пункта из тех, что планировал вместе с ним в течение жизни. Даже рассказать, сколько он для тебя значит или сварить ему кофе.