Я хочу твоего мужа (СИ) - Дюжева Маргарита

Стерва не находит что возразить, и в результате вынуждена уйти. А мне стоит огромного труда сдержаться и не провожать ее взглядом.

— Я тоже пойду, — Андрей Михайлович вытирает лоб платком, — давление что-то сегодня шалит.

Он уходит. Мы с Березиным остаемся наедине.

Глава 3

Я иду впереди, муж за мной. Не вижу Лешиного лица, но кожей ощущаю тяжелый взгляд. От волнения аж мутит. Вообще не понимаю, как мне хватает сил переставлять ноги и не спотыкаться через каждые два шага, потому что по ощущениям — в организме не осталось ни одного целого сустава, сплошное желе.

Мы молчим всю дорогу до его кабинета, и лишь когда дверь за нами закрывается, оборачиваюсь к нему:

— Это что сейчас было?

— А что сейчас было? — проходит мимо меня и тяжело плюхается на свое кожаное кресло. Откинувшись на спинку, обеими руками устало трет лицо.

— Леш, не надо, — предостерегающе поднимаю ладонь, — не отвечай вопросом на вопрос и не пытайся включить дурака. Я не настроена идти на мировую.

Он угрюмо, исподлобья смотрит на меня, при этом во взгляде такая неприкрытая досада пляшет, что хочется подойти и треснуть ему по голове.

— Что эта стерва здесь делает?

— Работает, Оль, представляешь? — разводит руками, — она – личная помощница Михалыча.

— Давно?

— Да уж месяца три.

У меня будто нож под ребрами проворачивается. Три месяца эта дрянь крутится рядом с моим мужем, присматривается, принюхивается, строит коварные планы, а я ни слухом, ни духом.

— Отлично, — складываю руки на груди, чтобы Леша не заметил, как они дрожат, — просто великолепно.

— Что не так?

— Ты сейчас издеваешься? Или все еще надеешься, что я успокоюсь, махну рукой и спущу все это на тормозах?

— Нечего спускать, потому что ничего не произошло.

— Серьё-ё-ёзно? — поднимаю брови.

— Серьезнее не бывает.

— Мой муж переквалифицировался из честного человека, в беспардонного лжеца, и при этом считает, что ничего не произошло. Ну что я могу сказать…Блеск! Просто блеск.

Он хватает карандаш и начинает нервно крутить его в руке, раздраженно отбивая кончиком по столу.

— Почему ты мне ничего не сказал?

— Что я должен был сказать?

— Хватит! — рявкаю, — еще раз задашь встречный вопрос, и я перестану с тобой разговаривать! Когда я впервые узнала про Марину и спросила у тебя про нее, ты сказал, что вы просто изредка пересекаетесь в зале. И все! Почему ты соврал, и не сказал, что вы работаете вместе?!

— Да вот поэтому! — он раздраженно отбрасывает карандаш, вскакивает на ноги и отходит к высокому панорамному окну.

— Поясни, — требую ледяным тоном.

— Знал, что ты начнешь херню выдумывать и мозги на пустом месте мне выносить. Вот и не сказал!

— На пустом месте? — моему возмущению нет предела, — эта сучка мне в открытую сказала, что у нее на тебя планы, а ты говоришь, что на пустом месте?!

— Да, Кир. На. Пустом. Месте, — цедит по словам, — потому что ее бред — это ее проблемы. Мне до него нет дела! Но ты ведь услышала только то, что хотела, накрутила себя и теперь мотаешь мне нервы!

С того момента, как мне стало известно про Марину, я только один раз завела о ней разговор, и это называется «мотаю нервы»?

— Березин, ты охренел? — спрашиваю ошалело, — Ты, мать твою, охренел!

— Кир, прекрати.

— Прекратить? Вокруг тебя вьется какая-то п.. звезда, ты мне врешь о том, что больше с ней не видишься, а спустя две недели выясняется, что она работает у тебя под боком! И при этом ты еще смеешь делать недовольное лицо и обвинять меня в том, что я тебе мотаю нервы?

У меня просто слов нет.

Леша тоже заводится:

— Во-первых, она не работает у меня под боком. Она — помощница Михалыча, и он только сегодня ее пораньше отпустил, а так — гоняет и в хвост и в гриву. Его кабинет на три этажа ниже, в другом крыле здания. Так что на работе мы с ней практически не видимся! А если и пересекаемся, то исключительно на общих собраниях или если она приходит по спецпоручению Андрея…

— Обалдеть. То есть она к тебе еще и по спецпоручениям наведывается, — фантазия рисует такие поручения, что у меня искры из глаз летят, — и как? Прорабатываете? Справляетесь?

— Прекрати, — угрожающе качает головой, — иначе поругаемся.

— Мы уже ругаемся, если ты не заметил. Ладно, — отмахиваюсь, — это было, во-первых. Что во-вторых?

— Я сдержал свое слово, перенес тренировки, так что за пределами работы мы больше не пересекаемся.

— Как своевременно, — киваю, поджав губы, — после трех-то месяцев. Или сколько она там вокруг тебя крутится.

— Пфф, — зарывается ладонью в волосы, тяжко выдыхает, поднимая взгляд к потолку, и качает головой, — ты меня не слышишь.

— Слышу, Леш. Еще как слышу. Только не могу взять в толк, с чего ты записал меня в наивные дуры, которым можно лапшу на уши вешать.

— Я не вешал!

— Ты! Мне! Соврал! — я киплю, — вместо того, чтобы сразу раскрыть все карты, ты, глядя мне в глаза, врал о том, что вы просто иногда пересекаетесь в зале! И при этом еще что-то смел говорить о том, что между нами не должно быть недомолвок!

Он краснеет. Понимает, что налажал по полной и заливается пятнистым румянцем.

— Все, Кир. Закрываем этот бессмысленный разговор…

— Непременно, — киваю, — Ты мне только скажи, если бы я сейчас не пришла, то так бы и не узнала про то, что Марина рядом. Так ведь?

Он с досадой морщится.

— Так? — рявкаю.

— Да. Я не сбирался тебе об этом говорить. Не хотел тебя расстраивать, — он примирительно разводит руками.

— Отлично. Просто, мать твою, распрекрасно.

— Кир, ну что ты от меня хочешь? Чтобы я уволил ее?

— Да! Именно этого я и хочу. Чтобы Маришка твоя вылетела отсюда, как пробка из бутылки и больше не отсвечивала.

— Не моя…

Сердито отмахиваюсь. Внутри — выжженная пустыня. Каждый вдох причиняет дикое мучение. Я не могу поверить, в то, что была такой наивной дурой, и в то, что человек, которому я безгранично доверяла, мне соврал.

— Кир, да пойми ты, все что зависело от меня — я сделал. Убрал общение в зале. Нет его больше. Все! Нет! Здесь же от меня не зависит ни-че-го! Она не моя сотрудница. Мне не подчиняется. Я не могу ее выгнать, не могу ей приказать уволиться.

— Так попроси Михалыча. Он не откажет.

— У него нет помощницы. Он долго искал на это место подходящего сотрудника, и Марина его устраивает. Он не станет увольнять человека только потому, что ты словила приступ ревность.

— Значит, это так теперь называется, — горько хмыкаю, — словить приступ ревности…Ладно, пусть будет приступ.

С этими словами я разворачиваюсь и иду к выходу.

Все с меня хватит. Если я сейчас не уберусь, то у меня напрочь сорвет крышу. И вместо приступа ревности Березин получит приступ дикой ярости, с раскидыванием бумаг, выкидыванием стульев в окно и поджогом кабинета.

— Кира!

Я даже не думаю оборачиваться. Смотреть на него не могу. Лжец! Брехун! Пустомеля! Ни на секунду не верю в то, что не хотел меня расстраивать. Скорее, боялся, что я ему потом мозг вычерпаю маленькой ложкой, берег свой собственный покой.

— Да стой же ты!

Возле двери он оказывается одновременно со мной и упирается в нее ладонью, не позволяя открыть.

— Леш, убери руку, — выдавливаю сквозь зубы.

— Кира, прекрати, — берет меня за плечи и разворачивает к себе лицом. И напоровшись на мой взгляд, досадливо морщится, — прости меня.

Прощать — это то, на что я сейчас категорически не способна. У меня так гремит кровь в висках, что я еле слышу слова мужа.

— Все, Леш. Разговор закрываем, как ты и хотел. Я тебя услышала, принять твою позицию не могу. И не хочу.

— Кир, — со стоном упирается своим лбом в мой, — я правда хотел как лучше. Думал, ничего страшного не будет, если я про эту девку тебе не скажу. Я же видел, как ты переживала после зала.

— Спасибо за заботу, Леш. А теперь, убери пожалуйста руки и не задерживай меня. После новости о том, что любимый муж положил большой болт на наши клятвы не врать друг другу, мне нужно подышать свежим воздухом.